Пятьдесят на пятьдесят

— Так, значит, ты и с Элис тоже поссорилась? — спросил я.

— Похоже на то, — ответила она.

— Она еще здесь?

— Внизу, на кухне, — ответила Софи. — Но сказала, что сразу уедет домой, как только ты появишься.

— Ты хочешь, чтоб она уехала? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Нет. — Настала пауза. — Сама не знаю, чего хочу.

— Пойдем-ка вниз и выпьем с Элис по бокалу вина, — предложил я. — С бокалом вина все предстает в другом свете.

— Я, пожалуй, тоже выпью, совсем немножко, — сказала Софи.

— Вот и замечательно. — Мы спустились вниз и обнаружили Элис на кухне, как и предполагалось. Она так и кипела от злости. И уже открыла было рот, собираясь что-то сказать.

— Стоп, не надо, — быстро произнес я. — Не говори ничего, о чем потом пожалеешь.

Она закрыла рот.

— Вот и хорошо, — заметил я. — А теперь давайте выпьем.

Я подошел к холодильнику, достал бутылку белого вина, откупорил, наполнил три бокала. Потом сел за кухонный стол, и сестры ко мне присоединились.

— Вот и славно, — повторил я. — Итак, все мы знаем, что ваш папаша полный идиот. — Тут Элис снова открыла рот, собираясь что-то сказать, но я взмахом руки ее остановил. — Но далеко не такой идиот, когда ставит перед собой задачу всех рассорить.

— Но… — начала было Элис.

— Послушай, — перебил ее я. — Обе вы, должно быть, наговорили сегодня друг другу вещей, которых не стоило говорить. Обе обижены. Но это можно остановить прямо сейчас, было бы желание. Так что давайте выпьем вина и возьмем минуту на размышление.

И я приветственно приподнял бокал за ножку. Софи сделала то же самое. Элис нехотя последовала нашему примеру.

— Ваше здоровье, — сказал я. И мы с Элис отпили по большому глотку, а Софи лишь пригубила. — Вот так-то лучше, — заметил я. — Ну что, мы снова друзья?

Девушки не ответили, просто каждая отпила еще по глотку.

Напряжение сразу спало. Элис рассмеялась.

— Ты никогда не хотел заняться дипломатической работой? — спросила меня она. — Уверена, сразу бы установил мир на Ближнем Востоке.

— Без шансов, — ответил я. — Арабы не пьют.

И все мы трое дружно рассмеялись этой моей не слишком удачной шутке.

Похоже, что в доме на Стейшн-Роуд вновь установился мир, в отличие от сектора Газа. И я был этому рад. Мне не хотелось, чтобы Элис уехала домой раньше понедельника.

Глава 20

В пятницу в три часа дня я сидел в часовне при крематории в Слоу, и вот мимо меня четверо мужчин пронесли гроб с телом отца и поставили на покрытый тканью катафалк.

Вошел священник в белом стихаре поверх черной сутаны, встал за кафедрой.

— Вы сын? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Ждете кого-то еще?

— Нет.

— Хотите что-нибудь сказать об усопшем? — спросил он.

— Нет.

— Хорошо. Тогда начнем.

Двери в задней части часовни со скрипом отворились. Я обернулся. Вошел сержант Мюррей, сел на скамью в двух рядах от меня. Я кивнул ему, он ответил тем же. Затем я обернулся к священнику, он уже принялся за дело:

— Ты есть воскресение и жизнь, сказал Господь; тот, кто верит в меня, хоть и мертв, будет жить; те, кто живут и верят в меня, никогда не умрут…

И священник продолжал бубнить слова поминальной молитвы, выложив перед собой Книгу Псалмов.

Но я не слишком прислушивался к его словам.

Вместо этого сидел и смотрел на простой деревянный гроб и пытался запомнить лежавшего в нем человека. Живым я видел его совсем недолго, не больше часа, однако неожиданное его появление влияло на всю мою жизнь на протяжении последних двух с половиной недель, как не влияло на протяжении целых тридцати семи лет.

Трудно описать, какие чувства обуревали меня в тот момент. Пожалуй, гнев превалировал над всеми остальными. Гнев потому, что теперь отец ушел навсегда, так и не сделавшись настоящим отцом.

Нет, конечно, отцом он был. Это доказала экспертиза ДНК. Но казалось, он не имел ко мне никакого отношения. И тем не менее он и его поступки повлияли на мою жизнь, на то, кем я был и кем стал.

Я жалел о том, что не смог поговорить с ним дольше в ту роковую ночь, что у нас не было шанса встретиться и поговорить еще раз, пусть даже беседа эта вылилась бы в укоры и недовольство его поступками или же привела бы к получению ответов на безответные до сих пор вопросы. Почему он убил маму? Почему убежал? Почему не взял меня с собой? Как мог бросить меня так надолго? И главное: почему и с какой целью он вдруг вернулся?

Я думал о его дочерях, моих сестрах, живших в далекой Австралии. Наверное, до сих пор не знают, что отца их уже нет в живых. Может, мне стоит помолиться от их имени?

Священник меж тем уже заканчивал.

— В надежде и вере в воскресение к жизни вечной через Господа нашего Иисуса Христа мы передаем Всемогущему Богу брата нашего Питера; тело его, земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху. Благослови его Бог, спаси и сохрани, дай ему вечный покой. Аминь.

Произнося последние слова, священник нажал на какую-то кнопку в кафедре, и я наблюдал за тем, как гроб медленно исчезает за длинным красным занавесом, окутавшим его со всех сторон.

Вся процедура заняла ровно девять минут. Кремация займет немного больше. И тогда все — земное тело моего отца уже перестанет существовать.

Ах, если бы его влияние на мою жизнь можно было бы устранить с той же легкостью и быстротой.

— Прекрасная служба, — сказал я священнику уже на выходе. — Благодарю вас.

— Всегда рад, — ответил он и пожал мне руку.

На похоронах, подумал я, всегда так говорят: прекрасная служба, даже если она таковой не являлась. Не то время и не то место, чтобы критиковать, как бы скверно все ни обстояло на самом деле. В данном случае служба была функциональна. И этого достаточно.

— Спасибо, что пришли, — сказал я сержанту Мюррею, когда мы вышли из часовни.

— Старший инспектор Льювелин сожалеет, что не смог быть, — сказал он.

— Я его и не ждал, — заметил я. И действительно, я не ожидал, что кто-то придет, и уж менее всего — старший инспектор. И словом никому не обмолвился, где и когда состоятся похороны.

— Нас уведомили из офиса коронеров, — сказал Мюррей. Я кивнул. — Полиция по возможности всегда старается присутствовать на похоронах жертв, павших от руки убийц.

— На тот случай, что убийца вдруг объявится? — спросил я.

— Так бывает, — с улыбкой ответил он.

— Только не сегодня, — заметил я. — Иначе мы бы его сразу заметили.

— Да, — ответил он с нервным смешком. — На этих похоронах в толпе было не спрятаться.

— Ну а что нового на детективном фронте? — осведомился я. — Хоть подозреваемые появились?

— Подозреваемый у нас один, вы, — ответил он и снова улыбнулся. — Как-то невзлюбил вас наш шеф с самого начала.

— Пусть это вас не волнует, — парировал я. — Наши чувства взаимны.

— Да, я заметил.

— Ну а составленный на компьютере портрет помог?

— Вообще-то, знаете, да, — ответил он. — Мы показали его другим свидетелям, и они сошлись во мнении, что именно этого человека видели на стоянке. Так что портрет, составленный вами, взят за образчик как наиболее точный. Его и разместили в газетах.

Я был уверен: Киппер с его близко посаженными глазками будет далеко не в восторге.

— Но что-то я не видел его в газетах, — заметил я. — И по телевизору тоже не показывали.

— Был напечатан в «Брэкнел энд Аскот Таймс», а также в «Виндзор энд Итон Экспресс», — сказал Мюррей. — Но до сих пор никто не сообщил, что опознал этого человека.

— Наверное, было бы лучше напечатать его в мельбурнских газетах, — сказал я. — Ну или хотя бы в «Рейсинг Пост».

— А знаете, это мысль, — заметил сержант. — Доведу ее до сведения старшего инспектора.

С этими словами Мюррей извинился и ушел. И я остался с глазу на глаз с агентом похоронного бюро, который все это время болтался поблизости.

— Как вам показалось, мистер Тэлбот, все прошло достойно? — спросил он.