Улыбка зверя

— У меня к вам, как к отменному профессионалу, есть очень конкретное предложение, — выговаривал между тем голос. — Я очень рассчитываю на вашу помощь в одном деликатном деле…

“Западня!” — стукнуло в голове у Прозорова.

— Во-первых, уважаемый Иван Васильевич, отбросьте сразу же все ваши подозрения, — успокоил голос. — Вы же сами понимаете, что у нас было достаточно времени и благоприятных обстоятельств для того, чтобы, не обнаруживая себя… В общем, вы понимаете…

— Хорошо, — сказал Прозоров. — Давайте дело.

— У вас в почтовом ящике пакет. Потрудитесь спуститься и забрать его. Не откладывайте. Мало ли какому хулигану придет в голову мысль взломать ящик… В пакете вы найдете ответы на вопросы и, надеюсь, все сомнения ваши благополучно разрешатся сами собой… До свидания.

— Прозоров, — позвала Ада из кухни. — Скидывай сейчас же мокрую одежду и иди пить чай. Кто это был? Жена?

— Хуже, — сказал Прозоров. — Погоди, Ада, я сейчас…

Загнав в ствол “стечкина” патрон, он осторожно вышел из квартиры, замкнув дверь на ключ, спустился по лестнице к почтовому ящику. Извлек из него плотный тяжелый пакет. Опасаясь взрывного устройства, тщательно и аккуратно прощупал его. Затем аккуратно надорвал край. Из дыры выпали две пачки стодолларовых купюр в банковской упаковке.

— Деньги к деньгам… — мрачно пробормотал Иван Васильевич, заглядывая в конверт и вытаскивая сложенный в четверть лист бумаги. — Та-ак, стало быть, и план прилагается… Лихое начало…

ФЕРАПОНТ

С утра шел дождь и глухо шумели за окном деревья Измайловского парка. Место было укромное и обустроенное. Деревянный дом, принадлежавший некогда администрации лесопарка, был обнесен высоким чугунным забором, ворота снабжены электронными замками, и все же на душе Егора Ферапонтова было неспокойно. События последних дней были непонятны, а потому тревожны. И события эти стали происходить с пугающей частотой сразу же после того, как он уехал из Черногорска в Москву. Во-первых, исчез курьер. Опытнейший и надежный Хромой бесследно пропал вместе с кейсом, набитым деньгами. Мухтар и Цыган, испытанные бойцы, сумели отсечь ментовский хвост и уйти. В принципе, поступили они правильно…

Ферапонт, уткнувшись в холодное стекло окна лбом, закусил губу. Неприятное воспоминание о припадке бешенства, с которым он не сумел справиться, дав команду растерзать верных подручных, заставило его досадливо скрипнуть зубами, — чего на него нашло?.. Воистину — дьявол попутал… Ладно… Что сделано, то сделано, хрен с ними… Не хватало еще ему переживать и мучиться раскаянием. Может, он и не прав, поторопился с высшей мерой наказания, но, с другой стороны, пропало шестьсот кусков зелени! А такой цены жизни этих тварей никак не стоили! Да, потеря… Наживется со временем, но все равно досадно.

Теперь — иная незадача: кто-то попытался замочить Рвача без его, Ферапонта, ведома. Сошка, “шанхайская” шестерка… Оборзела шпана, сколько их не учи, волчат… Но, главное, промазал, сука, вот что по-настоящему горько… А пришелся бы свинец по надлежащему адресу, как бы все славно и мило решилось… Безо всяких на него, Ферапонта, косяков со стороны братвы, чинно-благородно, несчастный случай, пышная тризна, зареванная красавица Ксения…

Ферапонт не удержался, достал из бара початую бутылку виски, отхлебнул глоток. С минуты на минуту здесь должен был появиться гонец от Рвача. Рвач предупредил, что разговор предстоит очень серьезный и требует соблюдения всех норм конспирации. Просил даже включить генератор белого шума, устраняющий возможность прослушивания. И чтобы — никаких свидетелей. Что-то там с комбинатом… Мутит Рвач. Сорок штук гонцу попросил отдать, на какие такие дела?

Ферапонт приблизился к письменному столу, стоящему напротив окна, выдвинул ящик, осмотрел четыре ровненьких запечатанных пачки валюты. Вяло подумал:

“А, пожалуй, Рвач, прав — перед бойцами не следует светиться с генеральными делами и деликатными переговорами… Это правильно, максимум секретности. Запомнит рожу гонца будущий изменник или же стукач… А дальше — кто знает, куда и какие нити потянутся, на кого грешить? Да и плохо Москва действует на бойцов, развращает, на переоценки ценностей толкает, на критические мысли наводит… Да и уже, поди, кое-что пронюхали бойцы. Больно морды у них напряженные были, когда отсылал их в бильярдную… Так, что еще? Мослак и Длинный. Тоже дела непонятные, и тут серьезно разбираться нужно, дотошно… Сплошная цепь неприятностей, полоса неудач… — Ферапонт снова приложился к горлышку, запрокинул голову. Затем косо поглядел за окно. По садовой дорожке шел человек. Плащ, очки, кейс. — Гонец. Точно. Ну что же…”

— Ну что же, — сказал он, открывая дверь и впуская гостя. — Входи…

— Егор Тимофеевич? — доброжелательно улыбаясь, осведомился вошедший.

— Он самый, — хмуро подтвердил Ферапонт, направляясь к столу. — Ну, что там у вас стряслось?

— Деньги приготовили? Позвольте взглянуть…

— Хрена ли на них глядеть, — проворчал Ферапонт, вновь выдвигая ящик и выкладывая пачки на столешницу. — Почему Рвач сам не дал, из своих? У меня тут все рассчитано, каждый грош…

— Ну что вы, — ласково сказал гонец. — Зачем это ему? Каждый платит за себя сам…

Что-то в этих словах да и в самом голосе гостя насторожило Ферапонта, и он, не поднимая глаз, снова рванул на себя задвинутый было ящик, но тот, вероятно, перекосился и не хотел выдвигаться.

— Стоп! — жестко приказал пришелец. — Так не годится. Не надо этих нервных движений.

Ферапонт поднял глаза и увидел именно то, что и ожидал увидеть.

“С глушителем! А братва в бильярдной… Ах, Рвач…”

— Руки на стол, — холодно и спокойно произнес киллер.

— Даю вдвое больше, — осипшим голосом предложил Ферапонт. — Втрое!.. Ты меня свяжешь и спокойно уйдешь… Можешь рот заклеить липучкой, вон она…

— Хорошо, только ты сам себе заклей… Втрое — это будет полторы сотни…

— В сейфе, — Ферапонт кивком головы указал на стоящий в углу комнаты сейф. — Ключ под письменным прибором…

— Отойди от стола и — заклеивайся, — ровным голосом произнес незнакомец. — Осторожней с ножницами, не уколись… И, пожалуйста, без резких движений. А то у меня спусковой крючок слишком разболтался. От частого употребления. Такой чувствительный стал, прямо беда. А в починку отдать все времени нет…

— Это ты… поосторожнее… Ствол-то отведи в сторонку на всякий случай …. — обрезая ленту, процедил Ферапонт.

— А вот ствол отводить в сторону нецелесообразно, — прозвучал доверительный ответ. — С вами глаз да глаз… Народ шустрый, изворотливый…

— Ну, сволочь, Рвач! — приклеивая ленту к щеке и морщась болезненно, констатировал Ферапонт. — Ох, сволочь…

— Людям надо прощать, — посоветовал незнакомец, поднимая назидательно указательный палец свободной руки. — Сказано: “Люби ближних и прощай врагов”. А ты, брат, мало любил ближних… Более того, ты их совсем не любил… Э-э, что с тобой, Ферапоша?..

— Случайно, — плачущим голосом, сконфуженно объяснил Ферапонт. — Само…

— Удивительно, такой герой, а в трудную минуту пукаешь некстати. Причем, полагаю, со всеми вытекающими… Смешно, честное слово. Солидный мужчина… Так, брат, ты меня совсем разжалобишь… Жить-то хочешь, поди?..

— Хочу, — покорно кивнул Ферапонт.

— Ну, хорошо, — сказал убийца. — Я, пожалуй, соглашусь вернуть тебе твою поганую жизнь… И денег не возьму. Но ты должен выполнить одно мое условие. Я тебе предлагаю обмен…

— Согласен, — горячо произнес Ферапонт. — Любой обмен… “Вольво” твоя. В придачу к обмену…

— Это хорошо. Щедро. А обмен вот какой, — с расстановкой сказал страшный гость. — Ты сейчас вернешь мне жизнь брата. Жизнь его дочурки и жизнь его жены. Мелочь ведь… Людишки простые, тихие… А я тебе тут же возвращаю твою единственную и неповторимую… Ну как?

— Сволочь… — прохрипел Ферапонт.

— Вот видишь, не можешь…

— Ненавижу!

— Люби ближних, — напомнил собеседник. — И никогда не бери от жизни больше, чем сможешь потом отдать.