Ловушка для Слепого

На Остоженке он велел таксисту остановиться и полез из машины.

– Э, приятель, а деньги? – вскинулся было таксист, но умолк, заглянув в черный зрачок револьверного дула.

– Извини, старик, – сказал Телескоп, – денег нет.

Может, одолжишь?

Таксист молча полез в карман и без звука отдал бешеному очкарику утреннюю выручку. Телескоп встопорщил пачку, на глаз прикидывая, сколько в ней денег, и сокрушенно покачал головой.

– Тяжелые времена, – сказал он. – Коррупция и развал экономики. Заработать деньги честным путем практически невозможно. Это все?

Таксист проглотил готовое сорваться с губ крепкое словцо, полез в другой карман и отдал вторую половину выручки.

– Мерси, – сказал Телескоп. – То, что спрятано в заднем проходе, оставь себе на чай. Терпеть не могу, когда деньги пахнут.

Он захлопнул дверцу и пошел по Остоженке, очень довольный собой. Ему казалось, что он большой и сильный, и теперь он почти жалел о том, что в свое время отказался от идеи приобрести ковбойские сапоги со скошенными каблуками из-за глупых комплексов и еще более глупых насмешек Активиста, считавшего ковбойские сапоги обувью людей, страдающих скрытым комплексом неполноценности. Теперь Телескоп был силен и широкоплеч, а его коричневые мокасины на стоптанной плоской подошве лишь портили безупречную в остальных своих деталях картину. Ни о каком комплексе неполноценности не могло быть и речи.

Наверное, им действительно руководил кто-то свыше, заинтересованный в том, чтобы события пошли именно так, а не иначе. Сам не зная зачем. Телескоп дошел до конца Остоженки, свернул на Гоголевский бульвар и прошагал его насквозь, распугивая жирных голубей и сдерживая острое желание пинками разогнать крутившихся под ногами ребятишек. Он не строил планы – он мечтал, с головой уйдя в сумеречный мир своих грез, где лилась кровь, бились на смятых простынях, визжа и царапаясь, а потом сдавались, широко раздвигая бедра, обнаженные красотки в капроновых чулках, и где-то на заднем плане непрерывно и басовито строчил крупнокалиберный пулемет, насквозь пробивая кирпичные стены и разрывая в клочья дергающиеся под ударами пуль тела.

Ноги сами привели его в небольшое кафе в двух шагах от Арбатских ворот. Телескоп сел за столик в углу и на секунду вынырнул из мира грез, чтобы сделать заказ и оглядеться.

Кафе только что открылось и было почти пустым. Сонная официантка приняла заказ на бутылку коньяку, двойной черный кофе без сахара и бифштекс с луком и неторопливо уплыла за перегородку, откуда доносились звон посуды и шипение жарящегося мяса. Неподалеку от стойки сидели трое в кожаных куртках, с виду безработные валютчики, пили водку под чебуреки со сметаной, много курили и что-то оживленно обсуждали, неосознанно подражая манере речи мелких урок. Телескоп коротко дернул щекой, изображая кривую презрительную улыбку, и отвернулся от этих ничтожеств. Веньямин, конечно, был полным кретином со своими наркотиками, своим бродяжничеством и своим незабвенным Адольфом, но в одном Телескоп склонен был полностью с ним согласиться: есть люди, которые просто не имеют права жить на свете, и таких людей, увы, очень много – подавляющее большинство.

Он тоже закурил в ожидании заказа. Официантка принесла коньяк, который не нужно было ни варить, ни жарить, и Телескоп сразу же выпил полную рюмку. Подумав, он налил снова и хлопнул вторую порцию, вместо закуски глубоко затянувшись сигаретой. В ушах приятно зашумело, стало тепло и уютно, и он ощутил настоятельную потребность излить перед кем-нибудь душу. Беда была лишь в том, что в этой забегаловке было решительно не с кем поговорить, но Телескоп знал, что это – дело времени. Еще рюмка, максимум две, и он будет счастлив побеседовать с истребителями чебуреков и наверняка объяснится в любви задастой и кривоногой официантке.

Две вещи случились практически одновременно: ему принесли бифштекс с жареным картофелем и салатом, и в тот же миг в кафе вошел новый посетитель. У Телескопа была неплохая память на лица, и он сразу узнал этого человека: в тот несчастливый день, когда Телескоп грыз землю, содрогаясь под беспощадными ударами тяжелых ботинок на берегу тихой лесной речки, этот человек стоял справа от кресла Кудрявого, положив руки в перчатках на казенник висевшего у него на шее автомата.

Сейчас на нем, как и тогда, было дорогое угольно-черное кашемировое пальто по щиколотку и белоснежный шарф.

Телескоп внутренне возликовал: судьба играла на его стороне. Плевать, что этот тип был косвенным участником тогдашнего избиения. Он был послан свыше, и Телескоп не собирался упускать свой шанс.

Шанс у него и в самом деле был: человек в кашемировом пальто, не глядя по сторонам, уселся за столик спиной к Телескопу и щелкнул пальцами, подзывая официантку.

Можно было встать и уйти, но вместо этого Телескоп хлопнул еще одну рюмку коньку, потыкал вилкой в бифштекс и развязным тоном позвал:

– Эй, братан! Слышишь, ты, в пальто!

Телохранитель Кудрявого медленно обернулся. Телескоп дружески закивал головой, сделал приглашающий жест рукой и сказал:

– Ты, ты. Рули сюда, побазарить надо.

На малоподвижном лице охранника изобразилось удивление, потом там мелькнула хищная радость узнавания, снова уступившая место удивлению – гораздо большему, чем прежде.

– Я? – не веря собственным ушам, переспросил он. – Побазарить?

– Ну да, ты, – откидываясь на спинку стула и забрасывая ногу на ногу, сказал Телескоп. – Давай, давай, не стесняйся. Дело есть.

– Ну, блин, дела, – вполголоса пробормотал охранник, вставая и направляясь к столику Телескопа. – Ребятам скажу – не поверят.

Телескоп заорал во всю глотку, требуя немедленно принести вторую рюмку. Он был уже изрядно пьян, хотя и не сознавал этого. Хмурая официантка принесла рюмку и гордо удалилась, прикидывая, надо ли звонить в милицию сию минуту или можно немного подождать.

– Садись, земляк, – радушно пригласил он подошедшего охранника, щедро наполняя рюмки. – Хлопнем по маленькой.

Он немедленно выпил и принялся жадно есть жареный картофель, помогая себе грязными после недавних земляных работ пальцами. Охранник брезгливо поморщился, вертя в пальцах полную рюмку.

– Ты хотел что-то сказать, – напомнил он.

– Ну? – промычал Телескоп с набитым ртом.

– Ну, говори.

Телескоп прожевал то, что было во рту, проглотил, промокнул жирные губы салфеткой и сказал:

– Я знаю, кто ты. И еще я знаю, где Активист. Я вообще много чего знаю. Надо бы встретиться с Кудрявым, а еще лучше – с Сивым.

– Что-то я не пойму, о чем ты, – сказал человек в кашемировом пальто, озабоченно хмуря брови и оглядываясь по сторонам, словно высматривал дорогу к бегству. – Ты ошибся, приятель.

– Хрен тебе – я ошибся, – горячо возразил Телескоп. – У меня память на лица – ого-го! Я тебя а-атлично сфотографировал! Ты думаешь, раз я мордой в землю лежал, то ничего не видел?

– Тише, – испуганно сказал охранник, – Ты что-то путаешь.

– Да брось ты, – переходя на свистящий шепот, быстро заговорил Телескоп. – Ну неужели не помнишь? Нас тогда троих мордовали: меня, Тыкву и Активиста. Активист просто весь на дерьмо изошел. Переживает, что вы его семью того.., на шашлыки пустили.

– Тише, – повторил охранник.

– Да я и так тихо, – сипя и булькая от нетерпения, сказал Телескоп. – У Активиста обрез. Он решил подстеречь Сивого у него на хате.

– На какой еще хате? – спросил охранник. – О чем ты, мужик? На-ка вот, закуси.

Он взял Телескопову вилку, наколол на нее бифштекс и протянул Телескопу. Телескоп досадливо отмахнулся.

Жест получился пьяный, излишне широкий, и сбитый с вилки бифштекс шлепнулся под соседний столик. Телескоп проводил его взглядом и пожал плечами.

– Котлеты какие-то разлетались, – с недоумением сказал он и вернулся к избранной теме. – Сам знаешь, на какой хате. На той, которая прямо над квартирой Активиста. Удобно Сивый устроился!

Охранник откашлялся и покосился во все стороны, стараясь делать это незаметно. Трое в кожанках торопливо доедали чебуреки, изо всех сил притворяясь глухонемыми.