Пасынки фортуны

— Зачем возникли? — рассвирепел Чубчик, едва удерживая Кузьму.

— Он вор! Он учинил драку!

— Ищите провокатора! И сюда — ни шагу! Я сам, я разберусь, как с ним управлюсь! — пообещал Чубчик.

Оперативники топтались в нерешительности. Им велено было доставить Кузьму в отделение. Но как? Они видели и понимали: что не милиция, а врач нужен человеку. Но этого им никто не приказал.

Лишь через час Огрызку полегчало. Он лежал на диване. Маленький, серый, слабый человек.

Он увидел Катерину, сидевшую рядом с ним.

— Ты здесь, моя кентуха! — улыбнулся ей устало. И спросил тихо: — Мне все приснилось или нет? Как я дома оказался?

— Саша был с нами.

— А где он?

— На почту пошел. Отправит телеграмму и вернется к нам.

— Какую телеграмму? Кому? — не понял Кузьма.

— Кравцову. Ему! Я позвала его, чтоб помог правду сыскать скорее. Чтоб доложить до нее, если она есть.

— Ты веришь в нее? Милая моя дуреха! Все лажа! Все брехня! Правда лишь Колыма! Она одна! Ее не придумали. Она есть! Она — живет! Все остальное для нее дышит… И ты не верь! Никому, — сказал он, засыпая. Проснулся Огрызок глубокой ночью от звуков чужих голосов. Прислушался. Кто-то в прихожей уговаривал Катерину:

— Зачем вам осложнения? К чему все это? Мы сами разберемся… Обещаю забыть недоразумение. Вы гоже не во всем правы. Умейте остановиться на разумном. Не отправляйте телеграмму. Заберите ее с почты. Даю слово, никто вашу семью и пальцем не тронет, — просил кто-то незнакомым голосом.

— Я с мужем посоветуюсь…

— Зачем ему напоминать? Пусть он скорее забудет случившееся. Это поможет Кузьме скорее на ноги встать. К чему лишние неприятности? Давайте все забудем. Тем более, что вам уезжать отсюда насовсем. Если захотите. А нет — останетесь. Вас никто не гонит. Отзовите, заберите телеграмму. И заживем мы с вами в мире и согласии…

Кузьма не выдержал и заставил себя встать. Он почувствовал жуткую слабость во всем теле. Но приказал себе одеться и появиться перед пришедшим человекам.

— Что вам нужно? — вышел он из комнаты к моложавому круглолицему мужику, топтавшемуся у порога.

Тот поздоровался. И, опасливо косясь на Огрызка, ответил:

— Убеждаю вашу жену пойти на компромисс, на соглашение, обоюдное. Хочу уладить недоразумение.

— А вы кто будете? — вспомнил Огрызок уроки вежливости, с большим трудом дававшиеся ему с детства в «малине».

— Я — сотрудник органов безопасности.

— Ну что ж, подобные разговоры не ведутся у порога. Присядьте. Попробуем побеседовать, — предложил Кузьма.

Катерина, слушая его, от удивления рот открыла. Будто не ее замухрышка, а большой начальник стоял перед нею, у кого за плечами не один институт остался.

— Как я понимаю, хотите избежать огласки случившегося? И не допустить разбирательства областной, а потом и союзной прокуратур? Ведь тогда все тайное станет явным? Не так ли? — глянул на гостя в упор.

Тот ожидал всякого. Матерщину, скандал, но только не такой холодный логичный анализ. И был сбит с толку. Он был наслышан о Кузьме как о типичном уголовнике, не способном связать правильно между собой и двух слов без мата. Здесь же даже ему неловко стало. Ситуация оказалась совсем иной. Он хотел представить себя в роли благодетеля, миротворца, заботчика. Это могло пройти с Катериной. Кузьма оказался вовсе не простаком и намекнул на Москву, видимо, не случайно.

— Поскольку вы нас навестили, давайте говорить начистоту, — предложил Кузьма и спросил: — Кто по вашей указке подложил в сумку Катерины продукты?

— Теперь это не имеет значения, кто именно спровоцировал воровство. Мы никому не поручаем таких трюков. Это самодеятельность общественности, за которую мы ответственности не несем, — ответил гость.

— Вы уходите от ответа. Я не поверю, что личность не установлена. А ведь я предложил разговор начистоту. К сожалению, он у нас не получается, — развел руками Огрызок.

— Считаю излишним называть имя. Для чего оно? Свести счеты? Но я не за тем здесь. Я предлагаю мир. К чему новые стычки? — спросил гость.

— Дело в том, что меня и Катерину обвинили в воровстве. Оклеветали. Тот шутник обязан извиниться перед нами точно так же, при всем поселке, как сумел опозорить нас. Помимо всего, что вы предлагаете, существует понятие чести собственного имени. Верните его нам! — потребовал Огрызок и продолжил: — Иначе я сам о том позабочусь. Нам с женой с этим именем надо жить не один год. И, будьте уверены, я сумею его защитить.

— Перед кем и от кого вы хотите защититься? Перед поселком? Вы собираетесь уезжать. А оставшиеся полгода — сама жизнь докажет, что вы правы.

— Ну уж, хрен вам в зубы! — не сдержался Огрызок: — Если виновный не будет наказан вами, это сделают другие. Но вместе с провокаторами и вы ответите! Как организаторы! Понятно? — хлопнул по столу кулаком.

— Что вам это даст?

— А то, что всякая шпана языки прикусит, не будет шептаться за плечами, не посмеет изголяться над моей бабой! Прижмут им хвосты! И вас, всех до единого, как зачинщиков, даже с Колымы под сраку метлой выкинут. Быть может, в зону! Тогда поймете, чего имя стоит! — терял самообладание Кузьма.

— Я предлагаю более нужное вам! — нахмурился гость. И, глянув на Катерину, продолжил: — Для отъезда вам понадобятся деньги. Чтобы увеличить заработок, мы можем обратиться к руководству прииска и вам с женой разрешат старательские работы.

— Ну на хер эти пряники! Законопатить нас живьем решили? Тут за сраный чеснок не отчихаемся. А за рыжуху и продохнуть не дадут. Каждый день и нас, и хату трясти станут. От сук в сортир не сходишь спокойно. Каждый бздех посчитают. Нет! Не согласен! А вот Катерине пусть подмену сделают. Нельзя ей вкалывать как ломовой. Пусть стукачка пашет. По неделе.

— Договорились! — обрадовался гость.

— И еще! Я знаю, кто устроил нам с бабой то воровство! Увижу его около дома или столовой хоть раз, башку оторву! И не только ему, а любому! Хватит! Завязал я с «малиной» навсегда! Кончайте пасти и Катюху.

— Согласен, — кивнул гость.

— И еще, кто доложил вам, что линять мы с женой решили отсюда?

— Письма вам пришли с материка, А мы корреспонденцию проверяем. Да и вы посылали… Так что не секрет, что в дорогу готовитесь.

— От вас, как от параши, сколько ни крутись, не отвяжешься, — сморщился Кузьма брезгливо.

— Нет, Кузьма. Я не прощу им! Не будет согласья меж нами! Пусть все остается, как есть. Не заберу телеграмму! Пусть их нынче изломают, как меня — в столовке! Не смогу забыть. Прости, дуру окаянную! Но и теперь сердце болит. Баба я! Нельзя всю жизнь меня мучить. Ты как знаешь. А я по-своему! Уходи отсюда вместе с этим! Коль так скоро и легко простил. Так и я тебе нужна. Да разве может промежду нами мир быть после всего? Где ты видел, чтоб собака с волком одну упряжку тянули, да еще в согласии? Иль память тебе отшибло? Так я жива, напомню все. И никому не прощу, — заплакала Катерина навзрыд.

— Прости. Ты права, — опустил голову Огрызок. И сказал гостю коротко:

— Считай трепом нашу договоренность. Ничего у нас с тобой не состоялось. Права баба! Жизнь начинаем с имени. Его и будем беречь. Уж какое ни на есть, свое. Поганить не дадим. Прощай, — указал гостю на дверь: — Забудь, кентуха! Хотелось покоя. Устал я, — он пошел закрыть калитку.

— Жаль. Честное слово, жаль мне вас, — сказал гость, выйдя на улицу. И, свернув в закоулок, исчез из вида.

Кузьма решил сходить на почту за письмами и заодно узнать, отправлена ли телеграмма Катерины Кравцову.

Ксения встретила Кузьму как старого знакомого.

— Телеграмму отправим. И уведомление получите обязательно. Нам было велено подождать немного. Мы и задержали. А теперь пойдет, — она пригласила в кабинет. Но Огрызок, оглядевшись по сторонам, заметил кривую усмешку на лице сотрудников почты. И не решился войти. Словно кто- то придержал на пороге.

— Мне сказали, что нам письма пришли. Дайте их мне, — попросил Ксению. Та отрицательно головой замотала: