Спецы: лучшая проза о борьбе с наркомафией

«Экстази». Киоск. Я сошел с ума? Беспомощно оглянулся на Собакина. Собакин широко улыбается. Что-то все утро ходит сегодня и лыбится. А при первой встрече был такой угрюмый, что я подумал – это врожденное.

– Смотри, знакомься, времени у нас полно. Что непонятно – спрашивай… Эй, там, ну-ка – картинку дай.

– Сию минуту…

Смотрю. На окне табличка: «Лица до восемнадцати не обслуживаются. Отпуск – таблетка в одни руки. При первой покупке вы автоматически заноситесь в нашу базу данных для упрощения дальнейшего обслуживания. При себе иметь паспорт и справку о состоянии здоровья. Если нет справки, можно пройти экспресс-обследование в кабинете функциональной диагностики на втором этаже. Приятных глюков!»

Над окном киоска – большой плазменный экран. А вот и картинка: видеозапись с молодежной дискотеки. Обдолбленные в дым хлопцы и девчата активно дрыгаются под… Да нет, не «под», а просто дрыгаются и издают звуки. Какие-то рукастые товарищи отфильтровали музыку. Эффект – просто полный улет. Представьте себе, в полной тишине, что называется, на ровном месте, ребятки с остекленевшими взглядами и зверским оскалом скачут, как заведенные, хрюкая, подвывая и вопя нечто нечленораздельное.

Очень неожиданно, надо признать. Я бывал на дискотеках. С музыкой все это смотрится вполне органично. А вот без музыки… Ребята и девчата (вне дискотеки, видимо, нормальные люди) выглядят сейчас как гамадрилы в период гона. Короче, полный зоопарк.

По верхнему и нижнему обрезу экрана – бегущая строка.

Снизу: «С пятого августа на всех дискотеках и танцполах Черного Яра вводится тотальный видеоконтроль. Купи „витаминку“ – и завтра тебя покажут здесь. Приводи родню, пусть полюбуются, какой ты кульный и стильный!»

Сверху: «Человек – это целая вселенная. Все, что только можно себе представить, есть в человеке. Человек с богатым воображением может легко извлечь из своей сущностной бездны самые яркие ощущения, погрузить себя в экстремально острые переживания, мысленно путешествовать по невероятным, фантастическим мирам. Но Господь создал людей разными. Не всем в этом мире достает силы воображения. Ты не умеешь грезить наяву и мечтать без психоактивных веществ? Очень хорошо! Здравствуй, тупое животное, – ты наш клиент!»

Справа от экрана – сверху вниз – профессионально выполненная фотосессия. Девочка с мальчиком у вот этого же киоска – милые лица, приятные улыбки. Девочка с мальчиком на танцполе – дебильные рожи, позы павианов. Мальчик, пардон… вставляет девочке у мусорного бака. Позиция «а-ля краб», у мальчика зверский оскал, у девочки глаза косые, изо рта течет слюнка. Далее: девочка одна – с безумной тоской во взоре смотрит вправо. Это самое нижнее фото, далее события развиваются по горизонтали. Слева мальчик – удирает прочь, подтягивая штаны и испуганно озираясь на ходу. А справа…

Справа четыре фото разных новорожденных: даун, заячья губа, ребенок со сросшимися ножками и просто какой-то бесформенный кусок мяса. Все – в цвете.

Рядышком табличка с неброской надписью красным по черному: «Не бери в голову, подруга. Есть и хорошие новости: скоро мы будем самой уродливой нацией в мире. И все будут нас бояться…»

В киоске сидит… Химик.

– Здорово, шеф!

– ?!

– Он теперь тут работает.

– Нормально…

Химик – наш клиент. Удивительно уродливое и неряшливое существо. Просто натуральный Страшила. На нем фирменная майка с надписью на пузе: «MDMA».

Однако…

Справа от входа – киоск с кокаином. Все, уже привык, не удивляюсь. Допуск: «Лица до тридцати лет, без диплома о высшем образовании и результатов теста не обслуживаются». Справа дверь с табличкой: «Тест IQ».

В окне видна Фиалка. Поэтесса из местной богемы, жутко страшная, похожа на лягушку, но не царевну, серьезно страдает сексуальной озабоченностью. Увидела нас:

– Ух, сейчас отдамся!

– Да не дай бог! – Собакин в испуге шарахнулся от окна. – Пошли лучше к твоему приятелю…

Слева киоска нет. По центру – дверь без каких-либо табличек и надписей. Над дверью – вывеска, красным по черному:

«Хочешь быть больным и разлагаться заживо?

Нет проблем! Регистрация в 222 кабинете, на втором этаже».

Рядом с дверью, справа и слева, огромные плазменные панели. На левой, разделенной на несколько экранов, разные наркоманы в крайней стадии ломки. Зрелище не для слабонервных, даже описывать не стоит. Ни одного знакомого лица.

– Потом мы сюда поместим особо злостных из твоих клиентов. Специально пропустим их через это, чтоб наглядно было: вот они, свои, родные, все их знают.

– Думаешь, они согласятся?

– А кто их спросит? – Собакин фыркнул. – Это нетрудно. Изолируем, не будем давать дозу. И будем все это снимать…

– Садисты.

– Это же для пользы дела…

На правой панели медленно крутится какая-то трехмерная фигура, похожая на человека. Камера плавно наезжает на фрагмент фигуры… Фу, какая гадость! Это истыканное иглами предплечье наркомана. Места живого нет. Отличное разрешение, отчетливо видна каждая пора, а дыры от игл, увеличенные в десятки раз, выглядят как отвратительные рваные раны. Камера отъезжает, фигура крутится, опять наезд – на этот раз лодыжка…

В кабинете несколько медицинских кушеток, стол, стеклянные шкафчики. За столом сидит Люда, весь в датчиках и проводах. Рядом крутятся трое в синей униформе.

– Голограмму снимают, – пояснил Собакин. – К вечеру должны закончить.

– Я теперь как Белка и Стрелка, – пожаловался Люда. – Хорошо, хоть в космос без скафандра не запускают…

Пошли на второй этаж, присели у меня в кабинете. Кабинет скромный, небольшой, обставлен сугубо по-офисному.

Обсудили перспективы.

– Это, конечно, здорово – агитация и все такое прочее… Но многие люди не любят публичности. Это я говорю о здоровой молодежи, которая иногда употребляет «экстази» и ЛСД. Про «системных» вообще говорить не стоит, они к этому заведению на пушечный выстрел не приблизятся.

– Ну, если здоровая молодежь будет стесняться сюда ходить – тем лучше. Пусть привыкают отдыхать без «экстази». – Собакин мудро прищурился. – А что касается всех остальных, у них просто не будет выбора.

– Выбор всегда есть. Будут покупать у яких «левых» барыг, найдутся предприимчивые типы, станут возить сюда…

– Никто ничего возить не будет, – уверенно заявил Собакин. – И покупать будет не у кого. Перекроем все каналы. Клиника станет единственным местом, где можно будет что-то приобрести. Любую попытку проноса-провоза будем жестоко карать.

– А как карать, если не секрет?

– А как получится. Особо настырных будем просто валить без разговора…

Вот так все сурово. Вообще, с трудом верится, что из этого получится что-то толковое. Больно уж утопично выглядит вся эта затея…

Представляете вообще, что это такое? Вся мафия, которая получает от нелегального оборота наркотиков просто невероятные деньги, вдруг одним движением отправляется на пенсию. Раз! И гуляйте, ребята. Вы теперь не нужны.

– Слушай, Собакин…

– Гриша.

– Да, Гриша… Ты, вообще, понимаешь, что это – война?

– Да, понимаю, – Собакин с готовностью кивнул.

– Нет, секунду… Я тут немного крутился в этом деле, кое-что знаю… Это ведь целая система. Могущественная и боеспособная, широко разветвленная, с большими связями…

– Игорь, хватит мне лекцию читать, – Собакин перестал улыбаться и одарил меня серьезным взглядом. – «Я тут немного крутился»… Я пятнадцать лет занимаюсь борьбой с незаконным оборотом наркотиков. И тоже кое-что знаю. Так что ты не беспокойся – насчет войны я в курсе.

– Ну, извини… А могу я узнать, какими силовыми резервами вы располагаете?

– Не можешь, – покачал головой Собакин. – Но будь уверен – располагаем. Мы тут не одни. За нами люди стоят…

– Ага, понял… Знаешь – Андрей Иванович тоже говорил что-то в таком же духе…

– А потом он умер – ты это хочешь сказать?

– Ну, в общем…