Зэками не рождаются

Глава пятьдесят шестая

Из изолятора Осинин вышел сильно исхудавшим и обросшим. В жилой секции его уже ждали кенты, друзья и знакомые. Все знали о том, что Виктор пострадал ни за что — ведь администрация колонии «прессанула» его, потому что он помогал людям.

Его встретили с распростертыми объятиями, словно великомученика, пострадавшего за святое дело. В проходе между шконками был накрыт хороший по зэковским меркам стол. Народу было много, поэтому не всем желающим хватило места на шконках, и люди стояли В проходах.

— Ну, как там, бедолага, в трюме дуборно? — с участием спросил его кент Гиви, здоровый малый из Кутаиси, работавший на лесоповале.

Рассказывали, что у него были настолько крепкие руки, что он ломал стальные наручники, когда ему надевали их в изоляторе.

Виктору было приятно внимание людей, их забота и чуткая доброжелательность.

Все это выглядело очень трогательно и немного даже забавно. Ему стало как-то неловко от чрезмерного внимания. Вокруг него хлопотали, словно он был их кумиром.

На следующий день Осинин почувствовал слабость и недомогание. На работу он не пошел, а направился в санчасть. Там ему измерили давление, оно было ниже нормы, и дали освобождение на два дня.

— Гипотония, — констатировала добродушная женщина-врач, исполнявшая обязанности начальника медсанчасти. — Вам нельзя работать на тяжелой работе, — заявила она. — Хотя бы в течение нескольких месяцев. У вас явный упадок сил. Вам необходим легкий труд.

Она кому-то позвонила, и Осинин оказался в «дурбригаде», состоявшей в основном из инвалидов и придурков. Работа здесь была действительно легкой. Надо было в течение дня загрузить два-три трактора отходами от обтесанных деревьев, небольшими ветками и сучками да чурками. Вот и вся недолга, а в промежутке между погрузкой можно было читать книги, играть в карты или просто спать и отдыхать, но, как и в любом деле, здесь была своя отрицательная сторона — денег за работу не платили, все высчитывалось за питание и одежду.

Вначале этот труд нравился Осинину. Что может быть лучше работы «не бей лежачего»? Но когда он окреп и почувствовал в себе прилив сил и энергии (Гиви и другой его кент Москва, изготавливающий выкидные ножи, наборные ручки и всякие безделушки, заплатили поварам, и его кормили теперь почти на убой), работа эта ему осточертела, и он перестал вообще грузить трактора, перепоручив свои обязанности одному из собригадников или «петуху» за плату в виде заварки чая или нескольких пачек махорки.

Чем больше Осинин размышлял над своим уголовным делом, тем больше он приходил к мысли, что единственный способ добиться cпpaведливости — это совершить побег, пробраться в Москву и попасть на прием к Председателю Президиума Верховного Совета СССР.

Но совершить побег не так-то просто.

Свалить из зоны без подготовки — равносильно обречь себя на верную погибель. К побегу надо заранее подготовиться, детально и тщательно все перепроверить и рассчитать, чтобы все было «на верочку», то есть наверняка.

Опять-таки, надо выбрать надежный или проверенный способ, лучше, конечно, какой-нибудь новый. Хотя, с другой стороны, «лучше карась на крючке, чем щука в омуте». Тайга ведь шуток и экспериментов не любит. Зимой это бескрайнее белоснежное поле с торчащими из-под снега глубиной в полметра голыми деревьями, вокруг которых бродили осатаневшие, голодные шатуны и волки, которые могут проглотить и косточек не оставить. А летом в тайге много непроходимых коварных болот, гнуса, мошкары, к тому же секретов, то есть военных постов всяких засекреченных разбросано здесь видимо-невидимо. Правда, предостаточно всякой лесной ягоды, да и замерзнуть нельзя, а вот заблудиться и сдохнуть от голодной смерти можно наверняка.

Из тысячи побегов, про которые слышал Осинин, лишь несколько увенчалось успехом.

Один раз ушел в бега местный житель, так он тайгу знал назубок, как свои пять пальцев, но ушел он с концами. Во всяком случае, про его поимку никто не слышал. Обычно в тайгу пoдаются одиночки, безумцы или фуфлыжники, пытающиеся скрыться от долгов. Лучше всего, конечно, уходить в конце лета или начале осени. Тут и змеи уходят в спячку, и ягоды всякой в изобилии. «Убегать желательно группой в несколько человек, — размышлял Виктор, — запастись продуктами, водой и теплой одеждой на неделю-другую, но где найти желающих, надежных кентов?»

Своими мыслями он поделился с Гиви.

— Понимаешь, Ураган, мне понта нет сваливать, — заявил ему кент, — через два года у меня кончается срок.

— Базара не может быть, — ответил Осинин. — Тебе, конечно, это ни к чему. А мне во как надо, — он прикусил ноготь большого пальца и красноречиво провел им по горлу.

— Ну что, — задумчиво, после некоторой паузы проговорил Гиви. — Чего-нибудь придумаем. Лучше свалить с лесоповала, а тебя туда не пустят. У тебя случайно нет красной полосы в деле о склонности к побегу?

— Да нет вроде.

— Тогда легче. Вначале попробуй сам. Если не получится, то я попробую с самим хозяином переговорить.

Через некоторое время Осинин уже работал на повале. Воздух в лесу был прозрачным и целебным. Вокруг, куда ни глянь, возвышались почти одни золотистые кедры и сосны, от которых исходил тот неповторимый душистый запах, который присущ лишь таежным местам.

В лесу в это время уже народилось много всевозможных грибов, клюквы и брусники.

Было великолепное время года, райская благодать, если бы не назойливые агрессивные полчища комаров и мошкары. Их укусы очень досаждали и вызывали неприятное раздражение лица и тела.

— Весь кайф портят, — ворчали зэки. — Если бы не эти твари, лучше курорта не сыскать!

Бригада Гогоберидзе была многонациональной. Здесь удивительным образом уживались хохлы и кацапы, узбеки и туркмены, армяне и грузины, даже два еврея и один цыган был, что для лесоповала было поразительной роскошью. Бригаду эту так и прозвали — «международной».

Поварами здесь были, конечно же, два одесских еврея — оба растратчики и жулики, но милые мошенники. Они настолько искусно и вкусно готовили, что даже сам «хозяин» и зам. начальника по POP не гнушались отведать зэковской кухни, а уж про великолепные одесские анекдоты и говорить не приходилось. Они ими потчевали на десерт своих собригадников.

Через некоторое время Осинин перезнакомился со всеми. Больше всех его заинтересовал Кабанов Олег Петрович, по кличке Кабан, мужчина 42-х лет, в прошлом вор в законе, отбывающий наказание за ограбление магазина, и Сергеев Анатолий Ефимович, или Стропила, которому дали погоняло за его высокий рост. Срок у него был приличный — «червонец» за разбой. Обычно большесрочников на лесоповал не выпускали, но Стропила каким-то образом умудрился все же вырваться на повал.

Осинин прощупал их в беседе и скорее догадался, чем понял, что это как раз те пассажиры, с которыми можно рискнуть вырваться на волю.

Кабану оставалось сидеть четыре года, но у него, как понял Осинин, были какие-то личные дела на воле, и ему позарез нужно было кое-кого повидать, получить должок и за что-то с кем-то рассчитаться.

Что же касается Стропилы, то этот молодой, с цветущим здоровым лицом парняга так и рвался на свободу.

«Кому я нужен буду через 10 лет в свои 46? Ни семьи, ни кола, ни двора. Так хочется иметь свой очаг, чтобы женщина тепленькая была каждую ночь под боком, а то ведь сухостой замучил просто. Не трахать же ведь этих „петухов“ и СПИД зарабатывать. Сколько смогу — столько и погуляю, все равно жизнь загублена. Свалить бы куда-нибудь за кордон, чем в этом гадюшнике находиться. Кругом бедлам».

Так размышлял Анатолий и в таком духе разоткровенничался как-то после двух выпитых стаканов браги, которую изготовили из брусничного варенья.

Проанализировав поведение и высказывания Стропилы и Кабана, Осинин решил напрямую переговорить с ними.

Не знал Виктор, что Кабан с самого начала задумал побег и сам искал желающих свалить из зоны, давно присматривался к Урагану, как только тот пришел в бригаду, и когда Осинин очутился с ними на поляне, Кабан, прищурив правый глаз, спросил в упор: «Ну что, валим?»