Смерть знает, где тебя искать

– Хорошо, хорошо, мама.

– Вам уже плохо? – с состраданием в голосе спросил Илья.

– Пока еще нет. Плохо будет сучке, мой желудок все это переварит.

Женщина забралась в машину, со страдальческим лицом сложила руки на животе. Уже в дороге Григорий заметил, мать невероятно бледна, на лбу высыпал крупный пот. Только взгляд оставался таким же твердым и жестким, как прежде.

– Можно было, мама, грибы и не есть, я бы соврал.

– Нельзя, ты дурак, врать не умеешь. А так ты испугался, я же вижу.

– Мама, мама, я очень за вас боюсь, – Григорий гнал машину нещадно.

– Это все из-за вас, идиоты! Вы оба в отца, лучше бы я девчонок родила, они куда смышленее, – Наталья Евдокимовна говорила эти слова, корчась от сильной рези в животе.

Григорий не возражал. Стрелка спидометра подрагивала между сотней и ста двадцатью. Микроавтобус с аляповатой надписью “Живые цветы” влетел во двор больницы на бешеной скорости и завизжал тормозами так истошно, что врачи и больные бросились к окнам посмотреть, что там случилось.

Григорий бежал к двери, размахивая руками и громко вопя:

– Скорее, на помощь! Там моя мама умирает, ей плохо! – он влетел в приемный покой и чуть не сбил с ног врача, оттолкнулся от одного из санитаров, схватил носилки. – Скорее, она умирает! Что вы медлите, это же мама, самый дорогой человек! Или вы своих матерей не любите? – прочувственно выкрикивал мужчина.

Врачи уже спешили к микроавтобусу, помогая женщине выбраться из машины. Наталье Евдокимовне не надо было притворяться, ей на самом деле было плохо. Прямо у носилок началась рвота.

Врач потрогал пульс и выкрикнул:

– Сердцебиение слабое, пульс нитевидный! Вырезубову сразу же отправили в реанимацию, а Григорий как заведенный рассказывал врачу то, о чем условился с матерью: про ядовитый гриб, про суп и про слабое зрение пожилой женщины и еще о том, какая она добрая.

Неподдельные слезы текли по его щекам, даже видавшие виды врачи расчувствовались и принялись успокаивать рыдающего, отчаявшегося мужчину. Кончилось тем, что ему сделали укол успокоительного, но он продолжал плакать, правда уже не навзрыд, а молча.

Женщине сделали промывание желудка, поставили капельницу. Температура была высокой, но, как понимал дежурный врач, состояние пациентки хоть и тяжелое, но большой угрозы для жизни нет. Редко случается, когда так быстро привозят человека, отравившегося грибами. Суп обычно едят в обед, а человека привозят либо ночью, либо утром следующего дня, когда уже произошла полная интоксикация организма и пациента приходится выводить из состояния клинической смерти.

Григорий сидел закрыв голову руками. Доктор подошел, стал в шаге от него, тронул за плечо.

Григорий вскинул голову.

– Доктор, она будет жить? – с мольбой в голосе прозвучал вопрос.

– Вы женаты? – задал вопрос доктор.

– Нет, еще не успел.

– Тогда можете быть уверены, она еще будет стол накрывать на вашей свадьбе, будет танцевать. Только попросите, чтобы грибы гостям не готовила.

– Я прослежу, доктор– и только сейчас до Григория дошло, что врач над ним подшучивает. – Как она сейчас?

– Бывало и похуже. Вовремя вы ее привезли.

– Ей в машине стало плохо, – импровизировал Гриша. – Мы в город ехали, и тут, на тебе, мама за живот схватилась, побледнела, говорит, грибы ела. Меня как током ударило, сразу же в больницу. Вот оно как бывает-случается.

– Правильно поступили. Вам еще за руль садиться нельзя, можете уснуть: вам укол успокоительного сделали. Кстати, как ее фамилия? Формуляр надо заполнить, а то у нас одна пациентка третий день без фамилии лежит.

Григорий уже успокоился. Он понял, все сложилось именно так, как задумывала мать.

– Ее в реанимацию положили? – допытывался он.

– А куда же. Вы же сами такой переполох подняли, что мать умирает.

– Это хорошо, – абсолютно искренне сказал Вырезубов.

С одной стороны, ему хотелось оставаться здесь, быть поближе к матери, но с другой – он был напуган.

– Чего ей покушать привезти? – допытывался он у женщины в белом халате.

– Она сейчас под капельницей, ничего ей не надо. Ей еще пару раз желудок промоют, и, думаю, скоро вы сможете ее забрать.

– К ней можно?

– Нет, в реанимацию у нас посетителей не пускают. Если вы слышали, у нас несчастье случилось, так что теперь порядки стали строже.

– Какое несчастье? – тут же принялся разыгрывать из себя неосведомленного Григорий.

Медсестра осмотрелась по сторонам, нет ли поблизости кого из начальства, и шепотом рассказала Григорию об убийстве Федора Ивановича и о том, как муж одной из сотрудниц, бывший каскадер, дрался с двумя злодеями. Григорий, хоть был и глуп, труслив, но не до такой степени, чтобы не расспросить, кто эта сотрудница и что за каскадер, который в одиночку вступил в схватку с двумя злодеями, сильными, по выражению сестры, как медведи. Девушка с удовольствием рассказывала, радуясь тому, что трагедия пойдет на пользу, хоть как-то отвлечет сердобольного сына от беды, которая постигла его мать.

– У вашей мамы острое отравление, – сказал врач, входя в приемный покой. – Но самое страшное позади, теперь ей нужен только покой. Если бы вы ее привезли после обеда, даже не знаю, смогли бы мы ей помочь или же нет.

Григорий в уме восхитился сообразительностью матери, принялся благодарить врачей. Когда он вышел на улицу и обернулся, то увидел на окне лаборатории высокую розу в мерном стакане.

"Вот же черт, – выругался он про себя, – про нее-то мы с Ильей забыли! Правильно все же мы завлабу цветы привезли, четное количество, а он еще спорил.

Пойду порадую братца, а то извелся весь – по двору бегает, как Барон, когда того блохи кусают."

Ощущение того, что он посвящен в происходящее, а брат – нет, придавало Грише уверенность в себе. Братья всегда соперничали друг с другом во всем, особенно в том, что касалось матери. Каждому хотелось показаться в ее глазах умнее, выше, сильнее, лучше, каждому хотелось быть более ласковым и нежным, ведь мать отдала им всю себя.

– Женаты ли вы… – бурчал Григорий, устраиваясь за рулем. – А зачем мне жена, если мама так хорошо готовит? Приведи в дом чужого человека… – и Григорий вспомнил о грибном супчике, который ждал его на плите.

Но тут же к горлу подкатил ком, в животе забурчало. Ему вспомнилась кастрюлька с коричневым варевом, поверх которого плавала обильная пена, будто в супчик сыпанули стирального порошка.

Глава 14

По факту убийства заведующего лабораторией больницы города Клина было возбуждено уголовное дело. То, что это убийство, следователь не сомневался ни минуты. Судебно-медицинская экспертиза подтвердила, что завлаб был задушен удавкой.

Следователь Сергеев, а именно ему было поручено это дело, опрашивал всех знакомых погибшего завлаба. Естественно, как и всякий следователь, он искал мотивы убийства и недоброжелателей. Но по всему выходило, что у завлаба, проработавшего на одном месте двадцать один год, явных врагов не имелось, как не было и явных недоброжелателей. Тогда почему так жестоко расправились с пятидесятивосьмилетним мужчиной? Причины должны были найтись, просто до них следовало докопаться.

Но за какую ниточку следователь Сергеев ни пытался потянуть, все они ни к чему не вели, обрывались прямо в руках. С женой погибшего следователь Сергеев как ни пробовал поговорить, это ему не удавалось: женщина пребывала в безутешном горе. И дети завлаба тоже ничего не могли сказать. Все их воспоминания, рассуждения не только не проясняли ситуацию, а запутывали ее еще больше.

Во второй половине дня Сергеев появился в больнице. Он сразу же направился в кабинет главврача; Разговор был долгим, главврач явно нервничал, тер виски, теребил мочку правого уха, постоянно прятал руки под стол.

– Нет, нет, что вы! У него был один строгий выговор, и то, если мне не изменяет память… – глядя в сторону от следователя, говорил главврач, – это случилось лет шесть тому назад.” В лаборатории были утеряны результаты важного анализа. А так, скажу вам откровенно, Федор Иванович был человеком незаменимым, крайне дисциплинированным и очень обязательным. Если требовалось его присутствие на работе, то я даже об этом не просил. И никто не просил. Федор Иванович появлялся в своей лаборатории еще до начала рабочего дня, а если требовалось, то и в выходные. Случалось, он выходил на работу во время отпуска.