Потоп

Пришло новое непосредственное могущественное (так бывало не всегда) начальство, весьма высокое, явилось и предстало самолично, а это означало, что дело окажется не из легких.

Более того: шансы на выживание в обозримом будущем таяли на глазах.

Пришли за ним, как приходили ночью за другими — иначе и в иную эпоху, но для Влада еще неизвестно, как хуже… Потому что ведомство — то же самое.

Может быть, куда легче было бы отправиться в какую-нибудь камеру и растянуться там безмятежно на шконке, зная, что питание и оправка уже больше не зависят от тебя… Вытолкать генерала, именуя его названиями всех недавно припомненных моллюсков, и спокойно дожидаться расстрела.

— Прости, что разбудил тебя, товарищ Рокотов, — пророкотал Ясеневский. — Позволишь ли пройти? И прошел — протиснулся, разумеется, ибо рисковал застрять в дверном проеме.

Ибо генерал был неимоверно, фантастически тучен, да вдобавок имел обыкновение везде ходить в форме, и та вечно лопалась на нем, хотя бы и сшитая на заказ. Ему не могли помочь никакие магазины «Три толстяка».

Это был законченный борец сумо, в каковом виде спорта, кстати сказать, считался не последней фигурой.

Влад, например, не рискнул бы сойтись с генералом в спортивном поединке. Вытолкать его, обзывая словами? Не смешно.

Рокотов попятился, заранее готовый повалиться на ковер и сдаться. Но чудом сдержался и пригласил генерала к столу:

— Чай? Кофе? Легкий ужин?

— Какой там ужин, — проворчал Ясеневский, который вообще, как ни странно, ел не слишком много, — Чаю покрепче. Если есть — с лимоном… Два ломтика.

— Найдем, — Рокотов преувеличенно бодро отправился на кухню, впечатленный насквозь мокрыми подмышками начальства. Китель генерала был расстегнут.

Форма, кстати, была милицейской — своего рода прикрытие, ибо не разгуливать же по городу в мундире сотрудника ФСБ… Хотя почему-бы и нет? Конспирация! Везде конспирация, даже если она бессмысленна.

Когда стол — да какой там стол! — был наскоро собран, Ясеневский, все молчавший и отдувавшийся, одним глотком выпил почти черный чай, звучно высосал лимоны и надкусил сухарь.

— Вот, Рокотов, — сказал он без предисловий и с окончательным переходом на естественное «ты», — Пора тебе браться за дело. Ты засиделся у нас, скоро бока належишь. Пролежни будут! Обломов, понимаешь!

Влад понимал, что это не выговор, а просто так, нечто вроде дружеского приветствия.

— Салфетку дай, — попросил Ясеневский.

Влад выложил — спасибо Марианне — белоснежную накрахмаленную салфетку. В шкафу их осталось штук пять. Генерал, в свою очередь, положил на нее два маленьких грязноватых камешка с красноватым отливом.

— Руководство решило, — торжественно объявил Ясеневский, — дать тебе возможность поработать на родине. Без этих, понимаешь, туристических развлечений. А то запахло Третьей мировой. Тебя нельзя выпускать за границу. Ты больно горяч на расправу… А на Ближнем Востоке и без тебя горячо. Ты же даже Прибалтику зажег… И если бы не результат…

— По мощам и елей, — усмехнулся Влад, цитируя диссидента-патриарха двадцатых годов минувшего столетия. — Он присмотрелся к камням. — Можно взглянуть, потрогать?

— Конечно, взгляни и потрогай, для того и принес.

Рокотов покатал камни в пальцах.

— Похоже на алмазы, — вынес он под конец вердикт.

— Молодец. — Генерал вынул огромный носовой платок и вытер со лба пот. — Жарко у тебя что-то… Это и есть алмазы, только необработанные.

Рокотов сразу припомнил повесть покойного Юлиана Семенова, которая начиналась с появления таких вот алмазов, и фильм такой был. Правильно, «Огарева, 6»…

Только те алмазы были почище, уже отшлифованные… Они поблескивали соблазнительным алым блеском. Они так и просились в хищные лапы воров. А это покамест какой-то мусор, ну так все распрекрасное первоначально вырастает из мусора…

Стихи, например, как говаривала Ахматова.

Он ждал продолжения.

Генерал тоже ждал неизвестно чего. Вероятно, вопросов. Влад решил ему помочь в этом нелегком деле. Генералы немногословны, если только их не разозлить.

— И что же такого неправильного с этими алмазами?

— А это тебе и предстоит выяснять, товарищ Влад. В частности.

Рокотов пожал могучими плечами:

— Но я, товарищ генерал-лейтенант, не специалист по камням. Моя стихия — подводный мир…

— Да знаем мы, какая твоя стихия, — махнул рукой Ясеневский. — Кровь пущать, военные объекты взрывать, всякую сволочь выслеживать… Признайся, сколько голов ты открутил?

Товарищ Влад опустил голову и вздохнул:

— Да, стихий много… За головы не поручусь, но вот по яйцам могу отчитаться. По одним лишь камням я вряд ли сумею…

— А я разве сказал тебе, что по одним лишь камням? — перебил его Ясеневский и прищурился, — Я ведь еще не договорил, с чем пришел. Эти камни были обнаружены в месте, где им вовсе не полагалось находиться. Их принес наш старый, наисекретнейший сотрудник. Глубоко законспирированный. Тебе что-нибудь говорит такая профессия: военный астролог?

Рокотов покачал головой:

— Только что это астролог и что он подвизается на военном поприще. Позвольте мне выразить личное мнение и назвать это чушью. Я частенько любуюсь звездами, но не верю в их влияние на людские судьбы, тем более в военном отношении. И не загадываю желания, когда они срываются с места… Я также не доверяю хиромантии и гаданию на кофейной гуще. Я не боюсь цыганок. Мне наплевать на разбитые зеркала — на моей памяти их перебили немало, а я все каким-то чудом жив. Вот это единственное чудо, в которое мне приходится верить.

— Я тоже никудышный мистик, — согласилось начальство, наливая себе вторую чашку чая, — но часто выходит по-ихнему, и мы вынуждены считаться с непознанной реальностью. Поэтому мы держим в штате таких людей. Их немного, всего несколько человек. Но это люди, проверенные в деле. Они способны достаточно точно предсказать исход выборов, например… Начало военной кампании…

— Не поделитесь ближайшим? — оживился Рокотов.

— Прости, но это тайна за семью печатями. К тому же на них не всегда находит стих… я имею в виду озарение. Иной раз ответят мгновенно, а бывает, что кумекают месяцами… Бог с ними, со звездами. У нас даже оборудован специальный зал в обсерватории, выделены часы… И вот представь себе такую ситуацию: старейший, как я уже сказал, сотрудник, немало посидевший в свое время за эту самую астрологию у наших же предшественников, не так давно с высокой вероятностью предсказал кошмарное бедствие, которое поразит наш Северо-Западный регион. О подробностях он умолчал, говоря, что ему еще надо смотреть какие-то таблицы… ну, ты понимаешь.

— Понимаю, — кивнул Рокотов. — Без таблиц в этом деле нам крышка. Надо же! Таблицы у астрологов. Наверняка похожи на логарифмически.

— Остри-остри. Потом он вдруг накатал рапорт, получил добро и зачастил по старой якобы дружбе к одному очень влиятельному лицу, тот нынче ходит в думских депутатах. До этого годами не виделись, а тут вдруг всколыхнулись воспоминания, то да се… рыбалка-мочалка-баня-девочки… Ну, тот депутат — мужик, судя по всему, неплохой. Правильные слова говорит, да и делает что-то в отличие от большинства тамошних… И вот он ходил к нему, ездил, а недавно вернулся и выложил передо мной эти камешки.

Влад ничего не понимал.

— И что в этом плохого?

— Не знаю. Но Лазарь Генрихович, а фамилия его Рубинштейн, ужасно разволновался. Заявил, что «карты правду говорят» и нечто готовится… но опять без подробностей!

Ясеневский хватил кулаком по столу.

Помолчал.

Потом продолжил:

— Как бы там ни было, нам показалось странным, что в особняке депутата Госдумы разбросана такая необработанная дрянь. Рубинштейн сказал, что прихватил парочку с письменного стола, когда остался в особняке один. Он и в камнях разбирается, не только в знаках зодиака… Камни, оказывается, тоже волшебные. Лазарь Генрихович заявил, что этих камней у депутата быть не должно. Хотя в Госдуме тот без устали твердит о добыче алмазов на севере. Кого-то, видно, лоббирует. И он намерен продолжать свои визиты, пока не докопается до сути. Эти камни прибыли из другого региона земного шара. Их не могло быть на севере. А депутат утверждает, что это наши родные, отечественные алмазы. И по всему выходит, что он внаглую врет, или кто-то целенаправленно его дезинформирует.