Кремлевское дело Бешеного

Пообщавшись по телефону и поняв, что информации, для того чтобы приступить к активным действиям, уже хватает, приятели не стали долго размышлять. Савелий поехал к Андрею в офис его ОЧП, у дверей которого красовалась богатая вывеска: «Твоя безопасность».

В самом офисе только что закончился основательный ремонт и еще пахло свежей краской. В кабинете с роскошной мебелью, обитой мягкой кожей лилового цвета, находились двое: Ростовский и невысокий парень лет тридцати пяти, явно кавказской наружности. Когда Савелий вошел в кабинет, он сидел вполоборота к двери, но стоило ему повернуться, как Говорков воскликнул:

— Гапур, дорогой, здравствуй!

Савелий действительно был рад видеть этого парня, с которым его когда-то познакомил Ростовский. Этот обаятельный ингуш был весьма уважаемым человеком в среде кавказцев и стоял во главе одного из ингушских кланов. У него был мягкий характер, но только до той поры, пока не задевалась его честь либо честь его родных или близких, тогда следовал такой взрыв, что виновнику стоило бы раствориться в воздухе и не показываться на глаза Гапуру хотя бы с полгода, пока тот не успокоится.

Одна из самых важных и привлекательных черт характера Гапура, можно сказать, главное в его стиле жизни — это обостренная беспредельная преданность своим друзьям: за друга Гапур мог пойти, как говорится, в огонь и в воду, и ему совершенно неважно, что ему противостоят превосходящие силы противника.

Гапур сидел и слушал внимательно и молча, пока Савелий с Ростовским окончательно не выяснили, что оперативные данные Воронова, наблюдения Говоркова и то, что Ростовский узнал от знакомых авторитетов, говорят об одном и том же: концы всех ниточек сходились в одну точку, и этой точкой было охранное предприятие «Гарант».

— Кого конкретно, Бешеный, ты считаешь должником за ранение твоего дружбана и за твою тачку? — вступил в разговор Гапур.

— Исполнители меня не интересуют, — твердо ответил Савелий, — они обыкновенные пешки. Тратить на их поиски время жалко. Надо смотреть в корень и искать тех, кто отдал приказ расправиться со мною. Возможно, это сам Калошин. Но, чтобы это точно узнать, надо выявить промежуточное звено между заказчиком и непосредственными исполнителями. А это, скорее всего, как выходит из наших расследований, руководство «Гаранта». На них-то мы и нацелимся.

— Да, похоже на то, — кивнул Гапур.

— Ты как, Гапур, с нами? — спросил Андрей.

— Без всякого сомнения, — чуть флегматично, но твердо заметил тот.

— Ну что же, братишки, тогда по коням?! — с веселым блеском в глазах воскликнул Ростовский, засовывая за пояс внушительного вида «беретту»…

XI. «Гарант» возвращает долг

Промозглым и слякотным осенним вечером в гостиной трехэтажного коттеджа, примерно равной по размерам трехкомнатной квартире, о которой долгие годы мечтала обычная советская семья, за темным круглым старинным дубовым столом сидели три человека средних лет. Их лица не были знакомы телезрителям, их фотографии не появлялись в газетах и журналах, и имена двоих практически не были известны широкой публике. Меж тем все трое играли несколько таинственную, но чрезвычайно важную роль в политической жизни России.

Широкой публике было отчасти знакомо имя одного из них — Александра Долоновича. Мальчик из интеллигентной еврейской семьи был с детства признанным вундеркиндом и носил прозвище Рыжий. Круглый отличник в школе, из тех, кого пренебрежительно кличут «ботаниками», победитель всевозможных районных, городских и прочих олимпиад по математике и физике, он, с блеском пройдя собеседование, поступил в престижный физтех, и перед ним открывалась блистательная карьера физика-теоретика. Профессора пророчили ему карьеру Зельдовича или Ландау. Но в постперестроечной России физики-теоретики, как и большинство ученых иных специальностей, оказались не востребованы.

Саша Долонович немного растерялся, но не унывал. Недаром его быстрый и холодный ум с юности любил и понимал цифры. Уйдя в бизнес, он за несколько лет стал одним из богатейших людей России. Силы, способствовавшие его успехам на поприще коммерции, равно как и силы, приведшие его в узкий круг «семьи», оставались загадочными даже для всеведущей ФСБ. Долгое время он оставался тайной не только для простого обывателя, но даже у журналистов не было его фотографии.

От большинства «олигархов» Долонович отличался невероятной скромностью и вообще старался держаться в тени. Некие деловые отношения связывали его только с Велиховым, который, по слухам, немного протежировал молодого бизнесмена.

Долонович не пил, не курил, не афишировал своих романтических увлечений, был примерным семьянином, проводя много времени со своими двумя маленькими детьми.

Полной противоположностью Долоновичу был его бывший однокашник по физтеху, «государственный человек» Шура, он же Александр Викторович Позин, маленький «винтик» нашей громоздкой и несуразной государственной машины. В настоящий момент он числился советником главы Администрации Президента Щенникова, но его реальное влияние было неизмеримо выше.

Единственный сын крупного советского журналиста-международника, работавшего в разных странах, Шура Позин с детства принадлежал к кругу советской интеллектуальной элиты, где считалось хорошим тоном ругать советскую власть, взяв при этом у этой власти все, что только можно: квартиры, дачи, машины, командировки за границу.

Еще мальчиком Шура побывал с родителями во многих странах, страстно увлекался иностранными языками и историей. Старший Позин, естественно, видел сына еще более, чем он сам, известным и влиятельным журналистом. Но, окончив школу с золотой медалью, Шура подал документы в физтех. Что это было? Закономерный протест против запланированной отцом карьеры? Желание проявить самостоятельность и попробовать себя в том деле, в котором почти не разбирался? А может, просто присущий натуре юного Позина откровенный авантюризм? История умалчивает…

Так или иначе, прирожденный гуманитарий, книгочей и театрал, без труда поступил в сложнейший технический вуз и успешно его закончил. Карьеру великого физика ему не прочили, но приличные деньги он всегда мог заработать, делая переводы с трех европейских языков, которыми он с детства владел в совершенстве. Он и в студенческие годы принципиально не брал деньги у отца, существенно приращивая стипендию гонорарами за переводы и выигрышами в карты: среди знатоков преферанса он слыл редким виртуозом. До перестройки он практически не интересовался политикой.

Но первая мощная и мутноватая волна «демократизации» выплеснула на поверхность целую когорту разного калибра и разных специальностей научных сотрудников, которые в одночасье стали видными политиками — Гайдар, Мурашев, Попов, Станкевич и иже с ними. В их числе оказался и Шура Позин, что, в принципе, было неудивительно. В отличие от своего приятеля домоседа Долоновича, Позин был человеком светским, посещавшим все вернисажи и премьеры. Он в буквальном смысле знал всех и со многими людьми, даже существенно старше себя, был на «ты».

Он обладал изумительным даром легко сходиться с самыми разными людьми и умудрялся поддерживать с ними приятельские отношения. В этом нечастом в наши дни умении общаться, поддержать разговор на любую тему и сохранять, по сути, бескорыстные приятельские отношения Позину не было равных. Быть может, он учился этому с детства, поскольку в родительском доме с младенческих дней сиживал на коленях у разных знаменитостей.

Еще в те далекие годы, когда рядом с опальным Ельциным были только Коржаков и Суханов, будущий Президент на какой-то встрече московской интеллигенции с кандидатами в российские депутаты заприметил милого, интеллигентного, хорошо воспитанного и прекрасно выступавшего молодого человека. Когда Ельцин стал Председателем Верховного Совета России, он пригласил Позина работать в свой аппарат. Зоркий глаз опытного политика разглядел главное свойство характера Позина — он не был карьеристом. Власть и деньги как таковые его вовсе не интересовали.