Улыбка зверя

— Я, Рвач, об этом тоже думал, — потеплев голосом, отозвался собеседник. — Как-то мы на месте топчемся…

— Во-от, соображаешь!

— Но с другой стороны, — продолжил Мослак, — все эти выборы, речи, встречи с избирателями, базары, бумаги… Демократия, словом… Тягомотное дело. Переворот, диктатура — это по мне. Кто против — к стенке!

— Вот тут ты заблуждаешься, Мослак, — укоризненно молвил Рвач. — Искренне заблуждаешься. Диктатура, раз уж мы вышли на такой уровень разговора, должна быть неприметной. Людишки — бараны, и ты это знаешь… Они видят только внешнюю сторону вещей.

— Козлы они…

— Ну, неважно… Важно то, что демократия не может быть целью, это всего лишь средство для достижения той же власти. Но я к чему клоню? Деньги и организация, Мослак, повторяю. Деньги у нас есть. А вот с организацией, сам видишь… Нужно проводить большую чистку. И начинать с самого верха. Ферапонт против нас попер в открытую, расколол братву, внес смуту…

— Это так…

— Короче, валить его надо, Мослак. Пока он нас не завалил, а у него такие планы есть, это я тебе точно говорю. Он на Москву ушел, авторитет там себе наколачивает, а здесь хвосты рубить будет. Отбери верных людей, план конкретный продумаем вместе. Теперь о его финансовой части. Пятьдесят штук, я думаю, достаточно. Распределишь сам. А я тем временем стану наводить порядок в городе, тут тоже надо крыс пострелять…

— Большая война будет.

— Да, Мослак, будет большая война, на несколько фронтов. Но мы должны подмять под себя всех, и у нас есть для этого силы. К зиме, Мослак, не будет больше ни “шанхайцев”, ни “зареченских”, в городе останемся только мы, а они войдут в нашу организацию, станут подразделениями… Разве ты лично не хочешь порядка?

— Все это так, Рвач, — согласился Мослак. — Бардак надоел. Но тут есть одна сложность. РУБОП на нас наседает, крепко наседает. Братва начинает колоться, давать показания… Стукачей, чувствую, появилась тьма-тьмущая… Урон идет конкретный. Сам знаешь.

— А вот для этого нам и нужна власть политическая, — сказал Урвачев. — Чтобы и РУБОП нам подчинялся, наши интересы соблюдал… То есть как? Пусть занимаются работой, кого-то и арестовывают — квартирных грабителей, к примеру, шелупонь разную… Это даже очень полезно, милиция в обществе должна быть. И не морщись! Посади тебя в кресло подобающее, еще как она тебе понадобится! И спрашивать с нее результаты станешь! И про всякие “понятия” уркаганские враз позабудешь! А надо будет — расформируешь весь этот РУБОП по всем его шестеренкам! Запустишь его кадры на усиление участковых. Но пока… м-да… Впрочем, ты по поводу мусоров особенно не беспокойся, кое-какие меры мы уже принимаем… Теперь вот что, Мослак. Насчет “зареченских”… То, что они на две наших точки наехали, симптом плохой, очень плохой… И медлить с ответом ни в коем случае нельзя. Кара должна быть скорой и неотвратимой, иначе мы можем потерять лицо. Сам знаешь, что труднее всего восстанавливать авторитет. Так что прямо сейчас возьми хлопцев и разберись. Жестко разберись!

— Бойцы готовы, Рвач, — поднимаясь со стула, сказал Мослак. — У “зареченских” как раз сегодня банный день. Они вечером в спорткомплексе соберутся. Вот мы на огонек и заглянем…

Мослак вышел от Рвача, обуреваемый довольно противоречивыми чувствами. В том пункте, что нужно валить Ферапонта и наводить порядок в городе, он был с Рвачом абсолютно согласен и солидарен. Ферапонт со своим диким беспределом у всех сидел костью в горле, от него в любой момент можно было ожидать какой угодно подлянки. Его боялись, но его же и ненавидели даже самые приближенные к нему люди, ибо, находясь с ним рядом, никто не был уверен в своей безопасности и всякую минуту опасался получить либо пулю в лоб, либо нож в спину. Даже на Рвача посягнул… Совсем одурел! Но зато теперь дурость эта дорого ему встанет, ведь в случае его ликвидации мести опасаться и не от кого, на поминках десять гармоней порвут… Но и Рвач задумал что-то свое, отдельное, а что, — пока непонятно. Стелил он сегодня мягко, подходы кривые наводил, подслащивал, — мол, ты, Мослак, умный и дальновидный… Ох, тоже подляной тянет, просто так не станет Рвач елей лить… Думай, Мослак, думай!.. За пятьдесят штук Ферапонта, конечно, замочить можно и нужно, цена хорошая. Что дальше? Рвач в структуры полезет. Это разумно и логично… А ну как потом сдавать старых кентов начнет, биографию подчищать, анкету править? Тоже ведь логично… Думай, Мослак!

РУБОП

В здании Черногорского РУБОП, в отделе, занимающемся пресечением деятельности местных, так называемых “славянских” группировок, царили не то, чтобы возмущение и растерянность, но немалая озабоченность. Майор Зуйченко, чертыхаясь, ходил из угла в угол по тесному помещению, все время задевая одно и то же кожаное кресло на хромированной ножке, которое с жалобным поскрипыванием поворачивалось то в одну, то в другую сторону. Капитан Пономарев сидел неподвижно, сгорбившись, уперев локти в колени, молчал, думал и курил уже третью сигарету подряд.

Несмотря на наступившее утро, в кабинете горел свет. Прошедшая ночь выдалась на редкость хлопотной и бессонной. Накануне поздно вечером поступил сигнал о кровавой бандитской разборке в сауне спорткомплекса, где в предбаннике были расстреляны из автоматов девять человек, принадлежавших по оперативным данным ко второму по численности и могуществу преступному сообществу Черногорска. Даже видавшие виды офицеры, прибыв на место, были потрясены открывшейся перед ними картиной — девять голых трупов буквально растерзанных пулями со смещенным центром в черных обширных лужах застывающей крови… Только на одно составление протокола осмотра места происшествия, описания характера ранений, положения убитых и прочих деталей, ушла почти половина ночи. Опрос свидетелей и работников спорткомплекса, подтвердил первоначальное предположение Пономарева о том, что “зареченских” положили “ферапонтовцы”. Обслуге сауны был предложен фотоальбом, и, после боязливых осторожных отнекиваний, один из банщиков все-таки указал на несколько фотографий, признав в них черты нападавших. Однако решительно заметил в итоге:

— Предупреждаю: никаких там очных ставок…

— Это понятно, — вздохнул капитан Пономарев, убирая альбом в портфель. Он был немало раздосадован тем, что агентура отчего-то не сообщила ему о готовящейся мясорубке. Или решение о ней было принято спешно и внезапно? Кем? Уехавшим в Москву Ферапонтом? Может быть. Потому и уехал, дабы создать себе пускай формальное, но все-таки алиби. Или подранок Рвач, очухавшись от ранения, немедленно взялся за отмщение?

Так или иначе, но остаток ночи и все утро Зуйченко и Пономарев, отпустив остальных сотрудников домой, посвятили чисто канцелярской работе — нужно было оформить, пронумеровать и расположить надлежащим образом собранный в последние дни материал.

А десять минут назад в кабинете раздался телефонный звонок, потом еще один. Звонили растревоженные жены коллег. Информация была попросту ошеломляющая: на рассвете в своих квартирах были арестованы трое сотрудников Черногорского РУБОП, и по постановлению, подписанному прокурором Чухлым, отправлены в следственный изолятор.

— Я тебе говорил, что будет именно так! Говорил ведь! — ударив кулаком в ладонь, в который уже раз выкрикнул Пономарев. — Говорил, что надо в Москву ехать за поддержкой… Как только мы на Колдунова вышли — все было уже ясно. А ты: нет, сами доведем… Вот и довели!

Зуйченко молча курил, стряхивая пепел в ладонь.

— Да что ж ты молчишь, как пень, честное слово?! — не выдержал Пономарев. — Иди в шефу, проси содействия. Ему в столицу ехать нельзя, ребят никто не защитит… Да и вообще — побежал, скажут, отмазываться…

— Ты не мельтеши, — произнес рассудительный Зуйченко мрачным тоном. — Выходи из ступора. Чует мое сердце — не сегодня-завтра придут и за нами. Уверен, что постановление Чухлый на нас уже подписал. А если еще и не подписал, то в ближайшее время подпишет точно. Мы в самое гнездо осиное влезли. Давай-ка, пока не поздно, бери материал и дуй в столицу. А я свяжусь с ребятами из ФСБ. Они покуда над схваткой, но, уверен, поддержат.