Арабская петля (Джамахирия)

Дело в том, что подобная ситуация, как впрочем, и многие другие варианты действий часового прямо предусмотрены в Уставе гарнизонной и караульной службы, который прежде чем впервые заступить в караул бойцы выучивают буквально наизусть, в части касающейся конечно. А устав гласит ясно и недвусмысленно если лица, прибывшие с начальником караула, или разводящим не выполняют команду часового оставаться на месте, то часовой делает последнее предупреждение: „Стой! Стрелять буду!“, после чего открывает огонь на поражение без всякой там лабуды вроде предупредительных выстрелов. Придумано это не просто так, а для предотвращения вполне реальной и не раз встречавшейся на практике ситуации, когда внезапно напавшие на движущуюся к посту смену злоумышленники, пленив начкара или разводящего под дулом пистолета, или с приставленным к почке ножом ведут его на пост, где тот под угрозой смерти позволит им приблизиться к часовому на расстояние гарантирующее успех внезапного нападения. Только человек далекий от вполне земных и порой неприглядных реалий караульной службы может решить, что в наше время, когда нет войны, а соответственно отсутствуют вражеские диверсанты, часовые могут чувствовать себя в полной безопасности и не заморачиваться лишний раз на скрупулезном выполнении весьма жестко расписанных обязанностей. На самом деле различного рода происшествия в караулах случаются не так уж редко, немалое место среди них занимают нападения на посты. Нападают с различными целями, но по нашему времени все больше для того, чтобы завладеть оружием часового, склады с военным имуществом и горючкой мало кого интересуют, а вот автомат охраняющего их бойца является лакомым куском для преступника. Понятно, что при таких раскладах у зазевавшегося и расслабившегося часового шансов на выживание не много. А каждое подобное происшествие попадает в ежемесячный обзор результатов караульной службы и в обязательном порядке доводится до каждого военнослужащего специализированных подразделений охраны, а также до всех, кто, так или иначе, связан с караульной службой. После зачитывания сухим канцелярским языком составленных описаний происшествий, в которых гибли и становились на всю жизнь калеками такие же лопоухие срочники, каждый часовой знал, что к выполнению своей задачи на посту надо подходить со всей серьезностью, а каждая строчка устава в буквальном смысле написана кровью.

— Куда, блядь! — опомнившись рыкнул Стасер в спину проверяющего. — А ну стой, придурок, а то в натуре в тебе дырок понаделают!

— Дмитриев, урод! Не стреляй! Свои! — вторил ему начкар.

— Лежать, суки! Всех попластаю! — истерично взвыл с поста часовой.

— Дмитриев! Ты чего, совсем охренел?! — надрывался начкар. — Свои все здесь! Это проверяющий!

— Лежать! Морды в землю, падлы! Ну!!!

Подкрепляя слова, раскатисто ударила короткая патрона на три очередь. Стасер мгновенно грохнулся в траву и не думая, на одних рефлексах быстро перекатился в сторону, прикрываясь небольшим бугорком. Начкар и караульный боец тоже дисциплинированно плюхнулись в траву, уткнувшись носом в землю, и лишь сам виновник происходящего остался стоять, тупо водя головой из стороны в сторону, видимо совершенно не понимая, что здесь происходит.

— Ты что себе позволяешь, солдат! Я — помощник начальника штаба… — неуверенно начал лепетать он.

— Лежать! Замочу, падла! — срываясь на визг, проорал в ответ часовой, и еще одна очередь выбила фонтанчики грязи из-под ног штабного.

На этот раз намек оказался более чем понятным, подполковник осел на землю так быстро, будто ему подрубило ноги.

— Дмитриев! — прокричал лейтенант. — Дмитриев! Успокойся! Это же я — начальник караула!

— Молчать! Лежать, не двигаться! — уже в полной истерике орал часовой.

— Дмитриев, уймись! Это же я, ты что не узнал? — начкар пытался говорить спокойно и убедительно, но предательски дрожащий голос сильно смазывал эффект от успокаивающих слов.

— Осветить лицо! — все еще дрожащим голосом скомандовал часовой.

Лейтенант торопливо засуетился, зашарил в поисках фонаря по карманам. Наконец слабо вспыхнула тусклая лампочка, на секунду вырвав из темноты заляпанное грязью, перекошенную страхом физиономию начкара. „Его бы сейчас, поди, родная мать не узнала“, — мельком подумал Стасер. Однако часовой, похоже, своего начальника опознал, потому как после небольшой паузы произнес гораздо более спокойным голосом:

— Товарищ лейтенант, подойдите ко мне. Остальные лежать не шевелясь!

Начкар облегченно вздохнув, поднялся на ноги и поспешно пошел к часовому на всякий случай, широко разведя по сторонам руки, демонстрируя отсутствие оружия. Кто его знает, лучше уж перестраховаться, у парня наверняка тоже нервы струнами звенят.

Спустя пару минут лейтенант, переговорив с часовым, успокаивающе махнул остальным, все, мол, можно подниматься. Стасер с кряхтеньем приподнялся, всем видом изображая недовольство от того, что пришлось выполнять подобные гимнастические упражнения и заранее представляя, сколько бумаги, придется теперь извести на различные объяснительные записки, рапорта и акты списывая расстрелянные слишком бдительным часовым патроны. Иначе повел себя штабной подполковник. С лицом красным от гнева, меча вокруг себя громы и молнии он бросился к вставшему по стойке смирно часовому и прямо с ходу залепил ему здоровущую затрещину, от которой у парня подкосились колени.

— Издеваться вздумал, гаденыш! На, сука! Я тебе покажу, как над офицерами глумиться!

— Товарищ подполковник! — крикнул в ухо озверевшему штабному подскочивший Стасер. — Прошу прекратить! Солдат действовал в соответствии с уставом!

— С уставом! — в бешенстве ревел подполковник. — И ты, капитан, туда же! Покрывать его вздумал!

Пухлый кулак врезался в скулу бойца, сбивая того с ног. Стасер успел схватить подполковника за руку, предупреждая второй удар, но тот извернулся и пнул поднимающегося солдата ногой в лицо.

— Прекратите, я сказал, — шипел Стасер, пытаясь оттащить рвущегося в бой проверяющего, получалось плохо, массой штабной превосходил его чуть ли не в двое. — Лейтенант, что стоишь?! Давай, помогай!

Лейтенант суетливо вцепился в руку подполковника, но действовал так неуверенно, так явно боялся причинить боль хоть и насквозь неправому, но все-таки начальству, что больше мешал, чем помогал. Подполковник явно выигрывал борцовское состязание, медленно, но верно волоча обоих висевших на нем офицеров к поднимающемуся с земли и удивленно рассматривающему капающую из разбитого носа ему на руку кровь, часовому.

— Я тебя, сука, пополам сломаю! Ты у меня узнаешь! — взревел подполковник, инстинктивно чувствуя близость жертвы, и тут же осекся.

Сухо лязгнул передернутый затвор и патрон, тускло блеснув латунью гильзы, отлетел куда-то за грань круга света отбрасываемого установленным на вышке прожектором. Парень в горячке происходящего совершенно забыл, что после стрельбы не разряжал оружие, а значит, патрон уже в патроннике и передергивать затвор нет никакой необходимости. Эта забывчивость спасла подполковнику жизнь, если бы солдат выстрелил сразу, то никто ничего не успел бы предпринять, а главное, формально часовой был бы абсолютно прав, так как устав разрешает часовому при явном нападении на него применять оружие без предупреждения. Но вышло, как вышло, остатками незатопленного бешенством сознания подполковник сообразил, что сейчас его будут убивать, причем ни малейшего шанса, как то защититься и спасти свою жизнь у него нет, и замер, по инерции все еще таща вперед висящих на нем, как затравливающие медведя охотничьи собаки Стасера с лейтенантом. Боец тупо проводил взглядом отлетевший патрон и вскинул автомат к плечу, целясь штабному в голову. Стасер, как при замедленной съемке увидел, зажмуривающийся глаз и кривящиеся в оскале разбитые губы бойца. Именно по этой кривой улыбке он вдруг до боли отчетливо понял, что солдат действительно сейчас выстрелит. И сделал единственное возможное, что еще оставалось.

Коротко размахнувшись, Стасер ударил штабного в горло. Точно так, как тысячи раз до этого колотил манекен, так же, как бил, бывало, в коротких и жестоких уличных драках. И точно так же, как обычно бывало, штабной коротко всхлипнул, давясь заглатываемым воздухом, и безвольным кулем осел на землю. Все это заняло едва половину секунды. Вскинутый было на уровень плеча автоматный ствол неуверенно замер.