Безоружна и очень опасна

— Потерпи, сейчас придет помощь.

— Я все видел, — прошептал он. — Это — высший пилотаж. Я бы так не смог.

Помчалась в свою каморку, нашла там какие-то тряпки — и к Игорю. Он был без сознания. Я кое-как перевязала рану.

Во дворе раздались выстрелы. Затем в тишине я услышала усиленный мегафоном голос Генриха: „Внимание всем, кто на складе. Вы окружены. Выходить по одному. У кого оружие, бросать у выхода на землю. За неподчинение открываем огонь без предупреждения». В зале стояли крики, ругань. Я увидела, как в мою сторону бегут несколько человек. Обшарила карманы нокаутированного. Так и есть — пистолет. Я направила его на бегущих, скомандовала: «Стой! Назад!» — и для убедительности пару раз выстрелила вверх. Остановились, прижались к полу.

Раздался грохот выбитой рамы и звон разбитого стекла. Это влетел Генрих, за ним четверо ребят из нашей школы. Генрих сразу увидел меня и бросился обнимать. Такого порыва чувств я от него не ожидала.

В двух словах, рассказала, что здесь произошло. Генрих приказал ребятам двигаться вглубь склада и ускорить эвакуацию участников сборища. По рации передал, чтоб вызвали «скорую».

Словно из-под земли вырос Виктор Макарович, бледный, с трясущимися руками, и сразу к Генриху:

— Вы можете рассчитывать на мою помощь.

Он, как только услышал выстрелы, воспользовался возникшей паникой среди гостей, перед которыми разложил товар, незаметно улизнул и спрятался среди старых ящиков, рядом с кабинетом заведующего складом.

Молодец, не растерялся, похвалила я мысленно отчима, тем более, что Генрих сразу же ухватился за его предложение.

— Вы будете нам нужны, — сказал он. — Я позаботился, чтобы в нашей операции приняли участие журналисты и работники телевидения. Так что сейчас здесь будет весело. Я ломал голову, кто сможет дать комментарии к части, касающейся самого товара. Лучше вас никто этого не сделает.

— Як вашим услугам, — расцвел Виктор Макарович, — расскажу все, что знаю. — На меня он уже поглядывал с победным видом: вот, мол, каков я, а ты меня недооценила. Виктор Макарович, кажется, не представлял, что залез в дерьмо, и ему придется, возможно, расплачиваться многими годами тюрьмы. Ведь насколько мне известно, он участвовал не только в изготовлении зелья, но и в организации контрабанды крупной партии товара. За это по головке не погладят, тем более что накрыли всех с поличным. Жаль, не сумел тогда вырваться. Может, одумался бы, подыскал себе там приличную работу. А теперь — поздно.

Пока мысли крутились вокруг отчима, действительно нагрянула веселая публика. Вмиг засветились прожектора, защелкали фото- и телекамеры. Генрих разрешил снимать только мешки, коробки и их содержимое, арестованных отвел в сторону и журналистов к ним не допустил. До следствия и суда все бандиты должны быть изолированы. Часть из них уже удалось отправить, остальные сидели в ожидании спецмашин. Генрих доложил по рации второму заместителю министра о том, что накрыта крупная банда с товаром и необходимы машины с нарядом милиции, чтобы отправить арестованных. Полковника вначале взбесило самоуправство Генриха, а потом, когда он узнал, что на место происшествия уже прибыла группа журналистов, в том числе и иностранных, взялся лично возглавить дальнейший ход и операцию. Негодяй, в открытую загребает жар чужими руками. А когда Генрих рассказал, как этот полковник его принял и в довершение прислал милицейский наряд, чтобы его арестовать, я сразу предположила, что тут вполне может быть цепочка, связывающая полковника с мафией. Потому и меня подставили, и если бы не Игорь, не знаю, как бы все обернулось. Генрих был согласен со мной. Он и пригласил журналистов, чтоб обезопасить нас. Не сомневался: раструбят на весь свет, такое не каждый день происходит.

Виктор Макарович был в ударе. Перед лучами телевизионных юпитеров он буквально захлебывался от собственного красноречия. Я и не подозревала в нем такого таланта. Говорил аргументированно, оперируя фактами, цифрами. Картина, которую он раскрывал, потрясала своей изощренной и вместе с тем наглой простотой. Это был расчет на американскую доверчивость и порядочность, на то, что вряд ли полиция догадывается, что в самом центре известной и авторитетной фирмы может раскинуть свое гнездышко наркомафия. До такого, пожалуй, только русские мафиози и могли додуматься. Виктор Макарович, по-моему, шел ва-банк. Он оказался не так прост, как мне казалось. Понимаю, ему терять нечего, а своим откровением он может заслужить прощение Фемиды. Но вот как отнесутся к этому его друзья по несчастью, страшно подумать.

— Все, — остановил его Генрих, заметив в дверях полковника, который давно уже подавал Генриху знаки, мол, пора кончать. — Остальное потом, в личных интервью и беседах.

Виктор Макарович замолчал, повернулся и подошел ко мне. В глазах его застыла такая тоска, хоть плачь.

— Что с вами? — не удержалась я.

— Ты понимаешь, чего это стоит? — спросил он.

— Да немало, миллиончиков на двадцать, — ответила я не задумываясь.

Виктор Макарович поморщился.

— Во-первых, если ты имеешь в виду товар, то здесь по самым малым подсчетам миллионов на сто, и не рублей, а долларов, — поправил он меня. — Ну а во-вторых, я говорю о своем выступлении, цены ему вообще нет. Думаю, что теперь возьмут не только Багрова и его команду, но и перекроют каналы, по которым шло сырье. А главное, полностью будет реабилитирована фирма, где все мы работали и пользовались ее мировой славой. Ее шеф Чарльз Венс только и успевал отбиваться от обвинений в адрес фирмы, ведь медицинские товары с наркотиками шли под ее маркой. Теперь он вздохнет свободно. — Виктор Макарович усмехнулся. — Надеюсь, он не забудет выплатить мне гонорар. А теперь я пойду.

— Куда же вы? Подождите. Сейчас поедем ко мне, обсудим, как быть дальше, — попыталась я его остановить. Но Виктор Макарович только махнул рукой.

— Вы меня не видели, я вас — тоже. Хочу пройтись, все обдумать, возможно, и зайду к тебе вечерком.

И ушел. Никто и не заметил. Вниманием всех завладел полковник, который в самых ярких красках расписывал свою собственную и доблесть, проявленную при проведении операции. Слушать его было стыдно, и я настояла, чтобы Генрих со своими людьми во избежание инцидентов потихоньку смотался отсюда. Что и было бесшумно сделано. Я последовала за ними.

Виктор Макарович не пришел. Он улетел Штаты первым же рейсом. Это была еще одна, пожалуй, самая трагическая его ошибка. Он недооценил Багрова. Пахан, являющийся одним из главарей русской мафии в США, раньше других узнал о случившемся и скрылся. Он установил дежурство своих людей в аэропорту, и когда Виктор Макарович прибыл, его «встретили».

Труп нашли на следующий день. Рядом лежал чемодан, в котором, кроме прочих вещей, нашли дневник, который убийцы, вероятно, не заметили. В нем Виктор Макарович день за днем записывал свои злоключения с момента приезда в США и до последнего прилета из России в Сан-Франциско. В заключительной записи в самолете он подвел итог своей жизни, предчувствуя скорую расплату, считал, что совершил много недостойных поступков и самый подлый — разрушил Надину семью. Умолял его простить.

Об этом рассказал мне отец по телефону из Сан-Франциско. И еще сказал, что он и мама с нетерпением ждут моего приезда.

В Сан-Франциско прилетели ночью. Из-за непогоды задержались на полпути в промежуточном аэропорту. Пройдя необходимые формальности, я очутился в огромном здании аэровокзала. И хотя в кармане у меня лежали деньги и адрес дома, куда я мог ехать, я чувствовал себя ужасно неуютно от мысли, что оказался один в чужом, незнакомом городе, без родных и друзей, с запасом в несколько английских слов. Правда, и в Москве у меня, кроме дочери, близких никого не осталось. Но там каждый камень — родной. А здесь сразу стало как-то одиноко и тоскливо.

И вдруг слышу:

— Андрей!

Этот голос я узнал бы из тысячи других. Все еще не веря, я медленно повернулся. Да, это была Надя. Мне показалось, что она ничуть не изменилась, только немного похудела. Ее глаза застилали слезы. В руках она держала букет красных гвоздик.