Ищи врагов среди друзей

– Да, – пробормотал он, выйдя на залитое ярким солнцем крыльцо больницы, – хорош воин, нечего сказать…

Он остановился, соображая, что ему предпринять в первую очередь. Не придумав ничего особенного, он махнул рукой проезжавшему мимо такси и через десять минут уже был возле гостиницы «Волна». Здесь сердце его радостно дрогнуло: огромный двухэтажный автобус все еще стоял на стоянке под окнами гостиницы, хотя Дорогин был уверен, что того давно и след простыл. Он попросил таксиста высадить его за углом, расплатился и вышел на горячий асфальт.

Позади него синело море, усеянное белыми крапинками парусов, но Дорогин даже не посмотрел в ту сторону. В данный момент море его не интересовало.

Он двинулся к главному входу, чувствуя, что привлекает к себе всеобщее внимание. Впрочем, смотреть на него было некому: население гостиницы по большей части пребывало на пляже, равно как и горожане, – разумеется, кроме тех бедняг, которые маялись на своих рабочих местах. Забыв о совете доктора, Сергей нащупал в кармане сигареты, но тут же выпустил пачку из пальцев: при одной мысли о том, чтобы закурить, к горлу подкатила тошнота.

«Глядишь, так и брошу ненароком», – подумал он, прекрасно зная, что обманывает себя.

Автобус издалека выглядел пустым, закрытым наглухо и раскаленным до предела. Приблизившись, Дорогин убедился в том, что его первое впечатление верно. Еще раз оглядевшись, он вошел в гостиницу, стараясь ступать как можно увереннее.

Оказавшись в вестибюле, он направился к стойке администратора, на ходу придумывая, как бы ему половчее выведать, где в данный момент находится водитель автобуса. Положение осложнялось тем, что вид у него сейчас был подозрительный, а администраторы гостиниц, как и все остальные граждане, очень неохотно делятся информацией с подозрительными типами, у которых перебинтована голова и вся одежда забрызгана кровью. До стойки оставалось всего несколько шагов, когда он вдруг заметил выходящих из лифта Шурупа и Кравцова. Дружески беседуя, эта парочка пересекла вестибюль по диагонали, пройдя в двух шагах от притаившегося за колонной Дорогина, и скрылась в гостиничном ресторане.

Дорогин порылся в кармане, наугад вынул из него какую-то таблетку, бросил в рот, разжевал и проглотил, морщась от едкой горечи. Выйдя из своего укрытия, он с самым непринужденным видом направился в ресторан. Усатый швейцар, окинув его подозрительным взглядом, шагнул было наперерез, но пятидолларовая купюра погасила его служебное рвение, и он отступил в сторону, бормоча слова благодарности.

Толкнув стеклянную пластину двери, Дорогин вошел в ресторан.

Глава 12

Кравцов оставил «Жигули» на том же месте, с которого угнал их несколько часов назад. Бензина в баке оставалось на донышке, но, по мнению Кравцова, хозяину этого ржавого корыта не на что было жаловаться: пусть радуется, что вернули машину.

Шуруп, по обыкновению, ныл и матерился, все время повторяя, что он не лох, чтобы ходить пешком, но до гостиницы отсюда было каких-то два квартала, и даже Шуруп понимал, что брать такси для поездки на такое расстояние просто смешно. Поэтому они немного прогулялись пешком. Во время этой прогулки Шуруп донимал Кравцова расспросами о том, какова на ощупь та баба, которую они с Пузырем повязали в парке, и был очень огорчен, узнав, что Кравцову было не до удовольствий.

– Тяжелая, – ответил Кравцов на его приставания. – Как долбаное бревно. Нет, не как бревно, а как мешок с песком. Или, скажем, с фаршем.

– Сам ты мешок с фаршем, – презрительно сказал ему Шуруп. – И Пузырь такой же, только понту много. Держать в руках живую бабу и не попользоваться – ну кто вы после этого? Импотенты вонючие, вот вы кто. Или вы педики? А? У вас с Пузырем, случайно, ничего по дороге не вышло?

– А ты у него спроси, – посоветовал Кравцов, которому Шуруп безумно надоел.

Расспрашивать Пузыря о том, не голубой ли он, Шурупу почему-то не хотелось, и он отстал.

Рано утром зазвонил мобильник, подняв Шурупа с постели. Бормоча ругательства, Шуруп ответил на звонок и, убедившись, что звонит не Самарин, а его личный водитель Митька Самолет, покрыл его трехэтажным матом.

– Выспался, сучара? – сказал он напоследок. – А я вот не выспался! Полночи мотался туда-сюда, а ты трезвонишь ни свет ни заря. Какого хрена тебе надо?

– Ах ты, мой ласковый, – сказал ему Самолет, ничуть не смущенный Шуруповой руганью. – Мне ты на хрен не нужен, честное слово. А вот Владик велел разбудить тебя и этого вашего водилу.., как его…

Кравцова и к часу дня быть у него.

– Звонил он, как же! – проворчал Шуруп, заметно сбавляя тон.

Митька Самолет, как и все личные водители, подозревался в том, что понемногу стучит Владику на своих коллег. За руку его никто не поймал, но на всякий случай все старались при Самолете не говорить о Владике плохого слова. Говорить плохо о Владике вообще было чрезвычайно вредно для здоровья, и потому Шуруп оставил все, что он мог добавить по поводу сегодняшнего раннего подъема, при себе.

– Ладно, – буркнул он. – Который час?

– Половина одиннадцатого, – сообщил Самолет.

Шуруп недоверчиво покосился на часы.

– Да, – сказал он, – действительно. Вот черт, и правда, пора вставать. Ладно. Подъезжай сюда, в «Волну». Встретимся в кабаке, заодно и похаваем чего-нибудь. Я сейчас могу быка сожрать.

– Замазано, – сказал Самолет. – А этот где?

– Кравцов?

Да вон он, кемарит на соседней шконке.

Он распрощался с Самолетом, взял свою подушку и что было сил запустил ею в мирно спавшего Кравцова.

– Отделение, подъем! – заорал он дурным голосом. – Детки, в школу собирайтесь, петушок пропел давно!

Не удержавшись, он загоготал над собственной шуткой. Слово «петушок» у него неизменно ассоциировалось вовсе не с домашней птицей, а с пассивным педерастом и столь же неизменно вызывало глупый смех.

Кравцов подскочил на кровати, обалдело вертя всклокоченной головой.

– Ну и чучело, – приветствовал его Шуруп. – В парикмахерскую тебя свести, что ли? Вставай быстрее! Пока ты тут дрыхнешь, я уже полгорода обежал.

– Оно и видно, – проворчал Кравцов, заспанными глазами глядя на сидевшего на краю кровати в одних цветастых трусах Шурупа.

– Давай-давай, – натягивая брюки, поторопил его Шуруп, – шевелись. В кабак пойдем, я жрать хочу. Заодно и хватанем по соточке. Больше нельзя.

Владик этого не любит.

– Сдурел, что ли? Какая соточка в одиннадцать утра?

– Расслабься, не за рулем. Поедем, как взрослые дяди, на заднем сиденье. Ну, ты уже продрал глаза?

Ворча и переругиваясь, они умылись, побрились и привели в порядок одежду. Благоухающий французской туалетной водой Шуруп вынул из-под матраса вороненый «ТТ», проверил обойму и вложил его в наплечную кобуру.

– Что ты с ним носишься как курица с яйцом? – насмешливо спросил Кравцов. – Жарища, а ты ходишь в пиджаке, как герой американского боевика.

– Береженого Бог бережет, – спокойно ответил Шуруп. – И потом, с Владиком никогда не знаешь, где ты окажешься через час и что будешь делать.

– Да, – согласился Кравцов, – это я заметил.

А ментов не боишься?

Шуруп перестал причесываться, повернулся к нему лицом и некоторое время разглядывал как экзотическое насекомое. В конце концов он решил, видимо, не связываться с дураком и снизошел до того, чтобы ответить.

– Запомни, братан, – сказал он. – Таких вопросов никогда не задавай. Ментов бояться – это западло, понял? У них своя работа, у нас своя. Это как футбол, понял? Ты в футбол играл когда-нибудь? Ясное дело, все играли. Ну вот. Ты, когда с вратарем или, там, с защитником один на один выходил, боялся его?

Кравцов неопределенно повел плечами.

– Бывали такие, что и боялся.

– А, – понимающе сказал Шуруп, которого собственная лекция привела в благодушное настроение, – это понятно. Такие козлы везде бывают – ив ментовке, и у нас, и везде. Взять, например, того урода из автобуса, который с бабой. Глянешь на него и сразу видно: отморозок, никакой закон ему не писан. Бычара долбаный, бесхозный, рога обломать некому, вот он ими и машет направо и налево.