Белая гвардия

На его лице появилось даже некоторое облегчение. Кажется, Мазур догадался, в чем тут причина: любой на месте Леона постарался бы оттянуть неприятный доклад, насколько возможно. Задание не выполнено, вернулись ни с чем, потеряли без малого половину группы, приятного мало, и тот факт, что предприятие сорвалось по не зависящим от них причинам, что где-то засел предатель, мало что меняет. Сами бывали в таких ситуациях. Свое задание Мазур выполнил успешно, но и у него тягостный осадок на душе из-за провала, что уж говорить о Леоне…

Он вошел в палатку, где недавние разнокожие пленники по-прежнему сидели смирнехонько, задумчиво оглядел соотечественников. Учитывая историческую ситуацию для данного конкретного отрезка времени, кто-то из троих его ровесников наверняка не просто геолог, а геолог в штатском. А то и товарищ профессор, кто там соседейзнает. Ну, в конце концов, это не его дело, нужно отнестись с пониманием…

— Рация в порядке? — спросил он по-русски.

— Конечно, — сказал один из геологов.

Лица у всех просияли, когда заслышали родную речь, но Мазур не собирался умиляться. Сказал без всяких эмоции:

— Все в порядке, товарищи, происки пресечены, козни сорваны, можете спокойно работать…

— Ирина!.. — с неподдельной тревогой прямо-таки возопил тот, что ответил Мазуру первым.

«Ах, во-от оно в чем дело», — подумал Мазур без всякой гордости своей проницательностью. Определенно клинья бьем, дорогой товарищ? Что ж, придется вскоре огорчить — нужно забрать ее с собой в столицу, коли уж подвернулась оказия.

— Все в порядке с вашей Ириной, — пожал он плечами. — Вовремя подоспели… Мужики, у вас выпить найдется?

…Вполне возможно, кому-то нынешняя ночь могла показаться страшно романтической: ну как же, Африка, полная луна стоит высоко над саванной, от деревьев протянулись четкие диковинные тени, легонький теплый ветерок приносит экзотические запахи здешней флоры… Увы и ах, у Мазура, лениво бродившего по лагерю, в душе что-то не ворохнулось ни капли романтики: переболел. Он думал о вещах практичных: что часовой из местных солдатиков (все они получили от Принцессы хороший втык из-за вчерашнего головотяпства) службу несет исправно, прохаживается по невидимому периметру прилежно, даже не порываясь забраться в темный уголок и вздремнуть: что при такой луне всякого супостата (конечно, не прошедшего хорошую подготовочку) можно заметить издали. Не то чтобы он тревожился о чем-то конкретном, но береженого Бог бережет. Если те, по ту сторону границы, решат предпринять ответный рейд, хотя кто их разберет… Пожалуй, следует мягко и ненавязчиво посоветоватьЛеону усилить караул, то бишь добавить к аборигену кого-то из своих людей. Памятуя о Принцессе, расквартированной у переводчицы в палатке (которую по ее приказу быстренько зашил один из солдат)…

Он все так же лениво направился в ту сторону, чтобы для очистки совести обойти весь лагерь. Поговорить с Леоном, а потом принять капельку успокоительного (у геологов, конечно же, нашелся запасец) и подремать до утра…

Опаньки! Уж точно, Леона будить не придется: вот он, собственной персоной, сидит на корточках у дамской палатки с таким видом, словно прислушивается. И за каким чертом?

Бесшумно подкравшись, Мазур тихонько кашлянул. Бельгиец не шарахнулся с воплем и не вскинулся панически — старая школа, ага — он просто-напросто проворно повернул голову. Прижал палец к губам и поманил Мазура пальцем, показывая место рядом с собой. С чего это он взялся шпионить? Даже если он, как там это зовется, вуайерист, подглядывать бессмысленно, свет внутри не горит, хотя клапаны окошек подняты.

Мазур бесшумно присел рядом на корточки. Все еще прижимая палец к губам, Леон кивнул на палатку.

Чтобы разбираться в происходящем, много времени не потребовалось. Внутри слышался мурлыкающий женский шепоток на французском, потом он оборвался, раздались стоны, негромкие, ритмичные, вполне даже сладострастные. Мазур печально покривил губы: ах, вот оно что… Интересно девки пляшут… Быстренько же они спелись — вот не знал такого за Принцессой — ну, не ревновать же, глупость какая…

Но и не торчать же здесь, слушая эти ахи-охи? Он поднялся, взял Леона за локоть и отвел подальше, под кухонный навес — в рамках выполнения обязанностей телохранителя. Сунул в рот сигарету, ехидно поинтересовался:

— Вам нравится слушать, полковник? Ну, в конце концов, у каждого свои вкусы…

Леон прямо-таки завороженно таращился в сторону палатки.

— Чепуху несете, Сирил, — огрызнулся он тихонько. — Я не извращенец, у меня с этим все в порядке.

— А что ж так туда пялитесь? — хмыкнул Мазур. — Будто палатку хотите взглядом продырявить…

— Ох уж эти мне русские… — вроде бы даже с некоторым превосходством сказал бельгиец. — Я просто горько сожалею, что там нет хорошей кинокамеры, способной снимать в темноте. И даже магнитофона у меня нет.

— А говорите, не извращенец…

— Говорю же, русский… — хмыкнул Леон. — Мимо меня только что проплыли бешеные деньги, поманили и растаяли… Вы так ничего и не поняли? Не знакомы со здешними порядками? Ну да, где вам вникать…

— А что такое? — спокойно поинтересовался Мазур.

— Здесь однополая любовь издавна считалась чем-то крайне предосудительным, — наставительно сказал Леон. — Меж женщинами особенно, учитывая кое-какие матриархальные традиции. В уголовном кодексе есть соответствующий параграф, наказания неслабые. Ну, а в глуши расправляются попросту, как привыкли столетиями… — Он мечтательно протянул, не отводя глаз от палатки: — Будь у меня пленка… Она стоила бы таких денег…

— Ах, вот оно что, — усмехнулся Мазур. — Сделали бы маленький бизнес?!

— Каждый делает свой маленький бизнес, как умеет. В конце концов, не она меня нанимала на службу и не она мне платит. А попади пленка к Папе… На ее мужиков, в том числе и на вас — да не вскидывайтесь вы, в резиденции каждая собака знает — он смотрит сквозь пальцы. В силу вековых традиций, разрешающих незамужним трахаться до посинения, А вот лесбос… Под суд он ее, конечно, не отдал бы, но, уж поверьте, своего нынешнего положения лишилась бы навсегда. Оказалась бы в ссылке в какой-нибудь глуши, пока Папа жив. Заплатила бы, как миленькая, и не гроши…

«Лаврик будет доволен, — подумал Мазур холодно. — Наконец-то обозначился столь им желанный убойный компромат…»

— Наверняка это все лицей святой Женевьевы, — продолжал Леон доверительно. — Вы, конечно, не знаете, но там в старших классах давненько уж процветает лесбос. Закрытые однополые школы, ага… Подозреваю, именно там и попробовала. Вот на лицей тайная полиция смотрит сквозь пальцы: золотая молодежь, как же, доченьки богатых и влиятельных персон, что черных, что белых, — он хохотнул. — Надо же, и у вас, красных, есть лесбиянки… А впрочем, у Наталии сущий талант раскручивать неопытных. У меня здешняя служба начиналась с того, что я ее год охранял в Париже. Насмотрелся. Она главным образом спит с мужиками, но девочки остаются как хобби. На моих глазах сняла в Париже студенточку, очень даже мастерски, а потом хвасталась, что та оказалась девственницей. Уж я-то мог бы порассказать…

— Не все еще потеряно, — фыркнул Мазур. — Когда выйдете в отставку, напишите мемуары «Как я охранял племянницу президента». Я не большой специалист в книжных делах, но, по-моему, денежки пришли бы солидные. Как это у вас называется? Бестселлер?

— Пристукнут, — серьезно сказал Леон. — Деньги, конечно, были бы немалые, но не такие, чтобы из-за них прятаться потом по углам. Обязательно пристукнут. За иные мемуары кончают без колебаний, а уж в данном случае…

— Нестыковочка, — сказал Мазур. — За мемуары, получается, пристукнут, а за попытку шантажа — нет?

— Я ж говорю, ни черта вы не понимаете. Как это по-вашему? Матушка Ррюсь… Хороший шантаж, если проводить его мастерски, не вызывает огласки и увенчивается успехом. Будь это не фото, а пленка… Откуда она может знать, что у меня не осталось копии в сейфе европейского банка?