Это моя война

Вдруг Варенцов услышал какое-то подозрительное цоканье со стороны скалистой тропинки, пролегавшей слева от него. Он выхватил пистолет, быстро потушил сигару и приготовился к встрече с любым противником. Однако оружие оказалось совершенно ни к чему. Из-за поворота верхом на крепкой лошади одной из местных тягловых пород показался не кто иной, как Батяня. Его внешний вид привел дипломата в состояние удивления, смешанного с долей сочувствия и просто страха. Майор выглядел словно какой-то герой эпической саги: судя по лицу и состоянию его обмундирования, можно было подумать, что он только что прошел огонь, воду и медные трубы, причем сразу и в большом количестве. Израненное лицо, изодранные в кровь руки, пыльный «калаш» в руках, полусогнутая фигура всадника – общий вид этого необычного ездока походил на какого-то фантастического воина с планеты обезьян. Примерно такое же сравнение пришло в голову сотруднику посольства, отчего тот несколько секунд просто тупо смотрел глаза в глаза Батяне. Последний был явно не настроен на то, чтобы играть в гляделки, и поэтому набрал в легкие как можно больше воздуха и от всей своей широкой души гаркнул:

– Чего уставился, дружище! Снимай меня с этой животины, я тебе кое-чего интересного порасскажу!

Варенцов мигом пришел в себя, ощутив всю глупость ситуации. Он виновато улыбнулся в ответ и помог Батяне спуститься с лошади. Тот прислонился спиной к джипу, глубоко вздохнул и закрыл глаза. Через пару минут офицер чудесным образом воспрянул из недолгого забытья, поднял свою могучую руку и наотмашь шлепнул лошадь по крутому заду. Животное встало на дыбы, громко заржало и широким галопом ускакало куда-то той самой горной тропой, по которой оно привезло десантника. Варенцов попытался помочь Батяне сесть в машину, но тот, на удивление четко, произвел эту нелегкую операцию самостоятельно. Дипломат лишь улыбнулся – вот что значит настоящая мужская воля. В следующую минуту он засыпал своего товарища вопросами. Его разрывало желание услышать все подробности о том, что произошло после падения майора в реку и вплоть до этого времени. Возможно, в обыкновенной ситуации он бы так и не поступил – бестактно наваливаться на измученного человека с вопросами. Но сейчас у него не было мочи терпеть: он и так ждал в полной безвестности несколько часов, снедаемый самыми дурными предчувствиями. А тут внезапно появляется этот полумертвый ковбой и залихватски орет на своего напарника, как будто он только что вернулся с утренней прогулки по собственному ранчо!

Однако Батяня, видимо, и сам был не прочь порассказать о своих похождениях. Прежде всего, он попросил закурить и со смаком уделал свою первую за последние сутки сигарету. После этого у него отлегло с души, он устроился поудобнее и стал рассказывать хронологию событий, не пропуская ничего, кроме того, чего сам не помнил. Он вкратце поведал то, что видел Варенцов в бинокль: оказывается, видел тот не все. Непосредственно повествование началось с момента благополучного спасения Батяни из холодных объятий горного потока. Дипломат слушал его рассказ и после каждой новой подробности приходил в недоуменный восторг. Как живой человек вообще мог все это проделать? Ни карты, ни более-менее приличного оружия, ни сил, ничего… И со всем этим, вернее, без ничего, можно сказать, полумертвым и в полной дезориентации майор умудрился утроить такое… Дипломат понимал, что имеет дело не просто с офицером, десантником и военнослужащим военно-воздушных войск Российской Федерации. Он имеет дело с уникальной личностью, не имеющей аналогов среди всех более или менее знакомых дипломату «героев». Этот человек был редчайшим сочетанием высокого чувства долга и незаурядного ума. Он различал ситуации и понимал, где нужно включить «солдафона», а где – «философа». Этот дух настоящего офицера поражал своей чистотой и объемностью. Какой же нужно было иметь в себе моральный стержень, чтобы осуществить задуманное в таких, мягко говоря, экстремальных условиях?

После изложения основного хода событий, Батяня ненадолго замолчал. Видимо, усталость и небольшие травмы давали о себе знать. Он как раз остановился на том месте, когда был подорван второй грузовик, а он сам оказался в полном окружении озверевших от крови и огня маоистов.

– Да как же ты оттуда выбрался?! – не выдержал Варенцов.

– Как-как… очень просто выбрался, – Лавров рассказывал об этом так, как будто бы это ему вообще ничего не стоило. Его тон был сравним с тоном продавца в бакалейной лавке, который работает во внеурочное время в выходной день и совершенно не заинтересован в лояльности покупателя. – Взрывы испугали лошадей и они в панике разбросали своих охранников. Весь табун по счастливой случайности ломанулся в мою сторону – ведь я находился как раз напротив выхода. А сделав последнее усилие, как-то извернулся и ухватил одного скакуна за оставленную кем-то уздечку. Он вздыбился, и я вскочил на него. Эти идиоты так и не повесили на них ничего, кроме крепежных веревок, – на этих словах Батяня выразительно потер зад. Было очевидно, что поездочка была не из самых комфортных. – Потом мне повезло еще раз: оказывается, эти лошади – довольно смышленые существа! Они великолепно помнили дорогу в селение, из которого их увели. А я, в свою очередь, помнил, что дорога туда проходит в нескольких десятках метров от места нашей с тобой встречи. – Тут Варенцов еще раз поаплодировал про себя исключительной фотографической памяти майора. Вот что значит военный опыт! – Собственно, вот и все. Остальное ты и сам видел.

Дипломат не стал больше ничего выпытывать и молча завел двигатель. Консультироваться с Батяней по поводу места дальнейшего назначения не было никакого смысла: они оба отлично понимали, что сейчас их основная цель – Эйерс. А так как, следуя их глубоко логичным рассуждениям, последняя должна была прятаться в ближайшем буддийском монастыре, то Варенцов, в отсутствие Батяни прилично изучивший карту, направил машину именно в ту сторону.

Глава 35

Наступило прохладное утро. В тропической части Гималаев оно было не таким морозным, как, скажем, где-нибудь на уровне вечных льдов, но все-таки приносило с собой приятный утренний холодок. Монастырь уже бодрствовал, и монахи занимались своеобразной зарядкой после прочтения утренней молитвы. Эйерс-Котова уныло смотрела на сложные гимнастические упражнения из своей комнаты в гостевом домике. Ей порядком надоело торчать в каком-то захолустном монастыре с ощущением того, что ее надула стая диких макак. Наконец, ее терпение окончательно кончилось, и она направилась в обитель настоятеля. Бесцеремонно вломившись в келью, она застала старого монаха за очередной молитвой. Однако шум, с которым Ингрид так нагло потревожила священную ауру утреннего часа покаяния, не произвел совершенно никакого действия на сидящего в сложной позе учителя. Он что-то тихо бормотал себе под нос, и, казалось, находился на приличном расстоянии от того места, где его в реальности лицезрела Эйерс.

Тем не менее далекая от древних сакральных традиций барышня не желала ждать того момента, когда этот вздорный старик снизойдет от просветленного Боттхисатвы до общения с прекрасным представителем рода человеческого. Она просто подошла к настоятелю и без лишних слов потрясла его за оранжевые одеяния. Прадип Мулми, находившийся в состоянии транса, не сразу пришел в себя. Как только он вернулся в этот мир не только телесно, но и астрально, он очень недовольно взглянул на человека, который так нагло и грубо прервал общение с высшим духом. Однако суровость Эйерс покрывала святой гнев настоятеля с лихвой. У нее было два весьма важных вопроса, на которые она очень желала получить два вразумительных ответа. И желала получить их немедленно:

– Итак, почему я до сих пор нахожусь в вашем монастыре? – Ингрид решила не ходить вокруг да около, а атаковать настоятеля лобовым вопросом, не оставлявшим никакого выбора вопрошаемому.

– Вы же сами прекрасно знаете, – Мулми хоть и был крайне огорчен неприличным поведение своей гостьи, но сохранял прежнюю вежливость в разговоре с непросветленным человеком, – что мы отправили гонца за вашими друзьями. Они должны скоро прибыть…