Тигр в стоге сена

– Ах, ты щенок, – поднялся в ярости Беспалов, но тут же сел назад, – что ты знаешь про Кота? На нем больше крови, чем в тебе мозгов. Если бы он достал из брюк пистолет, думаешь, он бы им орехи колол?

Заместитель усмехнулся. Казалось, что ему доставляет удовольствие состояние капитана.

– Не достал бы, а вы просто пристрелили его. – Морозов взял со стола свой рапорт и вышел. Беспалов со всего размаха грохнул кулаком по столу, выругался, потом опять принялся за свой отчет.

Через неделю капитана Беспалова за дискредитаию партии исключили из рядов КПСС. Вечером к нему пришел начальник областного управления полковник Бегман.

– Это я, Костя, – виновато улыбнулся он, когда Беспалов открыл дверь, – хочу немного посидеть у тебя.

– Входите, Наум Аркадьевич, – капитан протянул руку в сторону гостиной.

Полковник приложил палец к полным, резко очерченным губам:

– Не будем мешать твоим, посидим на кухне.

– Они уже спят, я один сижу у телевизора.

Бегман тряхнул большой седой головой и прошел вперед. Когда Беспалов вошел вслед за ним в кухню, на столе уже стояли две бутылки коньяка.

– Черный хлеб у тебя найдется?

– Сейчас чего-нибудь соображу.

– Не надо, давай хлеб и соль.

Беспалов весь вечер соображал как ему лучше выстроить свою защиту на бюро райкома партии, которое на днях должно было утвердить решение первичной организации об исключении его из рядов КПСС. Капитан решил вспомнить все свои заслуги и драться до последнего, потому что это был бой не за маленькую красную книжечку, а за любимую работу. Он знал, что обычно после исключения из партии человека выгоняли и со службы.

Приход умного и опытного начальника, которого Беспалов очень уважал, был кстати. Много лет назад именно он, тогда еще капитан, взял к себе в оперативную группу демобилизованного сержанта Беспалова. Все эти годы Бегман помогал и поддерживал его. Вот и сегодня Наум Аркадьевич был единственным человеком, который до последнего отстаивал капитана. Товарищи отмолчались, не желая портить отношения с парторгом, а тот, вместе с замполитом – настояли на исключении.

– Я собрался завтра зайти к вам, чтобы посоветоваться, – Беспалов поставил на стол тарелку с черным хлебом и солонку.

Полковник уже достал из серванта большие хрустальные фужеры и налил их до краев коньяком.

– Давай выстрелим в желудок, – он поднял фужер, – выпьем за тебя. Ты, Костя, еще молод и можешь все начать с начала. За тебя.

Большими глотками он опорожнил фужер, посыпал солью кусочек хлеба и стал медленно его жевать. Лицо полковника ничего не выражало, но Беспалов много лет работал с ним и, по некоторой суетливости движений, опустившимся уголкам рта, видел, что тот взволнован и чем-то сильно раздосадован.

– Знаешь, Костя, когда мы с тобой бегали за урками, все было проще и чище, – Бегман витеевито выругался и снова наполнил бокалы. – А ты помнишь, как после удачной операции, мы брали по литру на брата и ехали на речку, к вязам? Помнишь, в любое время года, ночь или днем, берем гада без потерь и – к вязам?

– Да.

– Хорошо-то как было. А помнишь Штыря – Ваську Курилкина? Он из-за дерева сунул мне пику в бок, а ты перелетел через меня и одним ударом свалил его?

Беспалов молча кивнул. Ему вдруг показалось, что они оба присутствуют на какой-то панихиде. Бегман снова выругался и поднял глаза на Беспалова. Они посветлели от выпитого, но не избавились от смертельной тоски.

– Я сейчас с бюро обкома. Они сами, не дожидаясь бумаг из управления и райкома, утвердили твое исключение и требовали, чтобы я отдал тебя под суд, как будто ты завалил не бандита и убийцу, а ответственного партийного работника. Я поднялся и спокойненько объяснил им, чтобы сделал на твоем месте, попадись мне Кот. Тут встает заворг, взяточник этот прыщавый, и говорит, что если всякий милиционер станет по своему разумению стрелять в людей, то скоро в городе останется одна милиция. Тут меня и понесло, я ему отрезал:

– Вам этого опасаться нечего, вы скоро будете молиться на небо в крупную клеточку.

Вдруг смотрю, Первый усмехается и карандашиком по пепельнице постукивает.

«Чувствую, – говорит, – что Наум Аркадьевич устал и ему пора подлечиться. Иначе он не стал бы защищать своего подчиненного, а отдал бы под суд, заменив молодым и более достойным человеком.»

– И только тут я, старый осел, все понял. Кто-то из них тянет этого бывшего комсомольского вожака, которого сделали твоим заместителем. А он, подлец, сразу твое место себе присмотрел и ждать не хочет.

Бегман откусил хлеба, налил в фужеры остатки коньяка.

– Костя, будь другом, внизу моя машина, скажи Коле, пусть еще литр привезет, – он привстал со скрипнувшего стула и полез в карман.

– Да, что вы, Наум Аркадьевич, у меня в холодильнике есть пара бутылок водки.

– Неси, – полковник опустился на стул и задумался, глядя в угол комнаты.

– Да, – продолжил Бегман, когда Беспалов вернулся с лоджии с водкой, – я ехал сюда и все время думал – может быть, надо было как-то потоньше, помягче с ними, но уж больно разозлил меня этот торгаш машинами. Одним словом, не выбирая выражений, я рассказал им все, что думаю по этому поводу и о делах, какие творятся в обкоме за спиной Первого. А с тобой я и сейчас хоть на самого черта. Налей, – он двинул фужер, – да не смотри на меня так.

Беспалову показалось, что в голосе полковника слышатся слезы. Он посмотрел в его глаза, но те были сухи.

– Слушай дальше. После моих слов о воровстве и коррупции в аппарате обкома, Первый опять постучал своим карандашиком и говорит: «Я думал, что коммунист Бегман болен, а он просто состарился и ему пора на пенсию. Как, товарищи, согласны?» Они, как пионеры, подняли руки. Вот так, Костя, с сегодняшнего дня я, можно сказать, на пенсии.

– Товарищ полковник, Наум Аркадьевич, а как же министерство? Разве они в обкоме могут решать кому и когда из состава МВД России уходить на пенсию?

– Против мнения обкома никто не пойдет. В лучшем случае могут перевести на другое место, но кому нужен старик? Никому. – Он опять задумался.

Беспалов смотрел на лицо своего друга и начальника и впервые видел, что он стар. На лбу морщины, щеки покрыты сеткой склеротических сосудиков.

– Да, зря я сунул палку в это осиное гнездо, похоже, Первый в курсе всех дел и имеет на этом свой процент, но ехать с этим в Москву, не имея твердых улик, бессмысленно. Хорошо, хоть они этого не поняли, иначе я не вырвал бы тебя из их пасти. Суда не будет, но из органов тебе придется уйти, – он положил руку на узловатые пальцы Беспалова, но тот этого не заметил.

Капитан только сейчас понял, что одним выстрелом он уложил не только Кота, но и себя, и Бегмана.

– Вот так, Костя, с завтрашнего дня ты в отпуску. У меня есть семейная путевка в Сочи, поезжай, отдохни, пока я тут все оформлю. Береги нервы и думай о том, что нам придется привыкать к новой жизни. У тебя, по-моему, высшая школа?

– Да, – Беспалов выпил волку и не почувствовал ее вкуса.

– Значит, можешь работать в школе учителем истории или где-нибудь юрисконсультом.

– Я – оперативник и другому не обучен. Могу ловить бандитов, нападать и защищаться, – глаза капитана походила на траурные флажки и полковник отвернулся от друга…

Вернувшись с курорта, изгнанный со службы капитан Беспалов долго не мог устроиться на работу. Складывалась странная ситуация: куда брали его – туда не хотел он, куда хотел он – не брали его. Он с удовольствием проработал целое лето в пионерском лагере, но в сентябре, выплачивая ему последнюю заработную плату, директор школы, руководившая лагерем, смущенно развела руками:

– Извините, Константин Васильевич, я хотела, чтобы мы работали и дальше вместе – вы прекрасный педагог, но в РАНО о вас и слышать не хотят. Уж очень их пугает ваше исключение из партии, – она опустила глаза, – но я хочу поговорить о вас в горкоме. Там работает одна из моих бывших учениц.

Беспалов представил себе, что ей скажут о нем и резко встал: