Степень вины

– Вам придется спрашивать самое мисс Колдуэлл о ее отношениях с моим отцом. – Отвернувшись, она обвела взглядом ряды кассет. – После того как мы с Ренсомом договорились о продаже, я сожгла указатель.

Терри буквально потеряла дар речи.

– Почему? – наконец спросила она. Жанна перевела взгляд на фотографию отца.

– По той же самой причине, – ответила она холодно, – по какой решила уничтожить и все остальные кассеты. Я сделала то, что и собиралась сделать.

Неожиданно Терри осознала смысл того, что сделала эта женщина.

– Так те проданные кассеты… это было не из-за денег?

– О нет, не из-за денег. – Улыбка мисс Стайнгардт была мрачной. – После того как я продала Марку Ренсому кассету так дорого, у него не было выбора – он должен был использовать ее. А я от всей души хотела, чтобы он ее использовал.

Терри кивнула:

– Из-за вашего отца.

– Да. – Взгляд ее собеседницы стал свирепым. – Вы слушали ту кассету?

– Нет.

– Для меня это было откровение. Почти пятьдесят минут Лаура Чейз рассказывала, как Джеймс Кольт втаптывал в грязь ее чувства. Когда она добралась в своем рассказе до второго мужчины, она уже рыдала в истерике. А мой отец лишь просил излагать как можно подробнее, что они проделывали с ней. А потом объявил Лауре, что ее время истекло. – Жанна говорила с таким обнаженным чувством, что становилось больно и страшно. – Прослушав запись, я поняла, что мой отец – коллекционер, а мы для него лишь предметы, которые он собирает. Любой из нас.

Но никто больше, подумала Терри, не услышит того, что слышал доктор Стайнгардт. Она тихо спросила:

– Когда ваша мама покончила с собой?

– Тридцать лет назад. Она ушла из жизни как-то незаметно. Никто не вспоминает о ней, в том числе и я. – Лицо женщины окаменело. – Но теперь благодаря мне никто и никогда не забудет о том, кто убил Лауру Чейз.

– В этой истории, – сказал Джонни Мур, – вдохновляет уже то, что наконец-то у нас есть знаменитость, которая все еще жива.

Терри сидела на балконе отеля "Беверли-Хиллз" – благодаря заботе Кристофера Пэйджита – и впервые в жизни разговаривала по радиотелефону. Она бы улыбнулась шутке Мура, если бы не подавленное настроение.

– У вас есть ее номер? – спросила она.

– Только возможность связаться с ней через промежуточную инстанцию. Я позволил себе от вашего имени оставить сообщение: "Позвоните Терезе Перальте, адвокату Марии Карелли, по делу Марка Ренсома". – С легким смешном Мур добавил: – Надеюсь, получатель, где бы он ни был, отнесется к просьбе с должным вниманием. Иначе придется оставить сообщение от самого Марка Ренсома.

Взгляд Терри был устремлен поверх внутреннего дворика, полного цветов, на солнце, опускавшееся в невидимый океан.

– Будет удивительно, если она позвонит мне.

– Это зависит от того, – возразил Мур, – по какой причине Ренсом хотел ее видеть. Или она его – хотя последнее показалось мне совершенно необъяснимым. – В его голосе слышался сарказм.

– Завидуете? – поинтересовалась Терри.

– От вас ничего не скроешь, миссис Перальта. А какая потеря – смерть Марка Ренсома, какой был мужчина! Конечно же, Линдси Колдуэлл и меня выбила из колеи. Именно из-за феминистской пропаганды я лишился нормального домашнего очага.

– Вот как?!

– Да. Не из-за моего же занудства, спорадического пьянства, не из-за моих же непонятных исчезновений и подозрительных знакомств. В конце концов, настоящая американская женщина добрых старых времен поняла бы меня.

– Да, были добрые старые времена, – насмешливо сказала Терри, – когда женщин не принимали на работу.

– Не то что теперь, – охотно подхватил Мур. – Это как раз и губит американскую семью. Сейчас миллионы женщин могут бросить своих ненавистных мужей, не боясь умереть с голоду. А бедная общественность все еще возлагает какие-то надежды на семейное согласие.

Терри улыбнулась:

– Меня только один вопрос занимает: а в состоянии ли мой Ричи бросить меня?

– Семья с погасшим домашним очагом? Заведите себе партнера, и любовь вспыхнет опять. И теперь уже будет вечной. Вот увидите, он сразу исправится.

Терри почувствовала стыд: хотела подшутить над Ричи, а получилось, что выдала сокровенное.

– У нас все совсем не так плохо. У меня никогда бы до этого дело не дошло.

"Как странно уверять Джонни в том, в чем сама не уверена", – подумалось ей при этом.

– Терри, – мягко спросил он, – уж не завели ли вы роман на стороне?

Мур как будто прочитал ее мысли и решил развеселить.

Но его сочувствие не причинило бы боли, подумала она, если бы он не знал ее.

– Спасибо за все. – И Терри торопливо попрощалась. Она еще наблюдала заход солнца, когда снова позвонили. Волнуясь, она ответила:

– Тереза Перальта.

– Привет, Тер. Что это? Ты не приедешь сегодня?

Она тяжело опустилась на стул.

– У меня оказалось больше дел, чем предполагалось. Еще один свидетель – последний, надеюсь.

Ричи, кажется, уже выходил из себя.

– Хорошо, но ты же на самом деле нужна здесь. Даже не спрашивает, как прошел день, подумала Терри, и знать не хочет, что она ничего не в состоянии объяснить по телефону – ей неудобно говорить о чужих секретах.

– Буду дома завтра вечером. Если этот человек завтра сможет со мной встретиться.

– Скажи ему, пусть встретится с тобой сегодня вечером.

– Постараюсь. – Неожиданно Терри почувствовала усталость. – Я хочу поговорить с Еленой.

– Ее нет. Когда узнал, что ты не приедешь, попросил Джейн взять ее к себе на ночь.

– Почему?

– У меня был обед еще с одним инвестором. Джейн даже обрадовалась, потому что Лени и Тесс всегда хорошо играют.

У Терри мелькнула мысль: не была ли отправка Елены к соседям завуалированным наказанием, только не для Елены, а для нее.

– Кажется, я тебе уже говорила, что Елена вовсе не любит Тесс.

– Правда? А я забыл.

– Ты был за своим компьютером – Терри встала, глядя на оранжевую полосу заходящего солнца. – Наверное, не слышал.

– Наверное, нет. Во всяком случае, пребывание вне дома делает детишек более самостоятельными. – Не успела Терри возразить, как он перешел к другой теме: – Слушай, Тер, у меня к тебе важный разговор.

У Терри почему-то появилось ощущение, будто в животе затягивается узел.

– Что такое?

– Речь идет о бабках. Нам все еще не хватает нескольких тысяч начального капитала.

– Может быть, начнем торговать моим телом?

– Я серьезно.

Терри потерла висок.

– Я тоже. У нас же нет денег – и за компьютер я еще не успела расплатиться. Давай его продадим.

– Мне он нужен для дела. Кроме того, за него лишь удерживают из зарплаты – и нужно учесть, что у тебя есть привилегии по налогам.

– У нас больше нет денег, – медленно произнесла она. – Что тут непонятного?

Долго длилось молчание.

– Об этом я и хотел с тобой поговорить.

Терри почувствовала, как боль, начавшись где-то в затылке, постепенно подбирается к глазам.

– О чем именно?

– О твоих пенсионных накоплениях. – Ричи помедлил. – Мы можем позаимствовать оттуда.

Терри прикоснулась к векам.

– Я не уверена, что это можно.

– Да можно, можно. Я узнавал у твоего бухгалтера, в фирме.

– Ты звонил ей?

– Но тебя же здесь нет, верно? Не переживай, Тер. Я же не взял деньги, не сделал еще ничего. Пока ты не подпишешь бумаги, ничего нельзя сделать.

Пока, подумала Терри. А вслух сказала:

– Я там еще недавно. Наверное, речь может идти только о каких-нибудь пятистах долларах.

– Нет же, почти тысяча триста. – Он заговорил торопливо: – Ты можешь забрать половину, и это будет стоить тебе менее восьмидесяти долларов в месяц. Причем ежемесячные взносы делать не придется – они будут удерживать сами.

– Ты имеешь в виду удержания из твоей зарплаты?

– Думай, что говоришь. – Ричи повысил голос. – Это же именно то, что я называю нежеланием оказать хоть минимальную поддержку. Если не сказать хуже – тебе просто хочется унизить меня, чтобы легче было мною управлять.