Голая королева. Белая гвардия-3

Действительно, Великое Потрясение Мира. Будь Папа жив, и министр, и генеральный прокурор если и не померли бы от страха, то качественно обделались бы при одной мысли о таких вот забавах — и плевать бы было, что там нацарапано в законах. Но теперь...

— У нас мало времени... — спокойно произнесла Валери. — Или вы пожелаете позвонить господину министру?

— Не вижу необходимости, — все так же не поднимая глаз, ответил Мтанга.

Валери чуть подняла брови:

— В таком случае?..

— Я немедленно распоряжусь, — сказал Мтанга сухо. — Простите, я вас на минутку покину, есть вещи, о которых я не говорю по телефону, передаю через секретаря...

Он встал и быстро вышел в приемную. Вернулся, когда не прошло и минуты, сел за стол, сказал чуточку безжизненным голосом:

— Вам придется подождать. Камеры расположены далеко от моего кабинета, пока секретарь туда дойдет, пока ее приведут…

— Я надеюсь, то не затянется на час? — спросила Валери бесстрастным голосом опытной законницы.

— Ну что вы, — сказал Мтанга. — Какая-то четверть часа...

— У вас что, нет телефонной связи с тем крылом? — с плохо скрытой насмешкой осведомилась Валери.

Мтанга ответил бесцветным голосом бухгалтера, зачитывающего в управлении фирмы годовой отчет:

— В особых случаях — к которым этот по ряду причин относится, запрещено пользоваться телефонами. Только устная передача поручений. Есть инструкция, утвержденная нашим уважаемым господином министром. Если желаете, я позвоню в канцелярию, распоряжусь, чтобы ее принесли...

— Не стоит, — сказала Валери. — Я и здесь поверю вам на слово, — и улыбнулась прямо-таки ангельски. — Вы же серьезный человек, не станете в т а к и х обстоятельствах преподносить ложь... которую крайне легко проверить...

Не прошло и четверти часа, как дверь распахнулась, и показалась Татьяна в сопровождении вежливо поддерживавшего ее за локоток секретаря (который наверняка никуда не ходил пешочком, а позвонил и от имени полковника велел привести эту стерву в божеский вид). Благо долго трудиться не пришлось: ее просто старательно причесали, вернули одежду. Мазур с неудовольствием отметил, что стерва вновь приняла вид умирающей газели, готовой вот-вот рухнуть в обморок.

Черт, так и есть — закатив глаза, Татьяна вдруг стал заваливаться на бок и непременно упала бы, не подхвати ее секретарь. Проворно вскочив, Валери помогла ей сесть, ободряюще сказала:

— У спокойтесь, мадемуазель, ваши мытарства кончились, мы приехали за вами... Вы можете говорить?

— Да... — слабым голосом отозвалась Татьяна.

— Вам плохо? С вами здесь что-то делали?

Синеглазая стерва ответила негромко, вяло, но так, что ее услышали все присутствовавшие в кабинете (секретарь уже успел улетучиться, бесшумо прикрыв за собой дверь):

— Насиловали... Пытали...

— Ах, вот как... — протянула Валери, уставясь на Мтангу со злой насмешкой. — А вы, господин полковник, уверяли, будто ничего подобного не происходило... Желаете что-либо сказать? Молчите? И правильно. Не стоит преподносить очередную ложь... которую легко проверить. Полагаю, нам здесь больше нечего делать. Мы немедленно покидаем здание вместе мадемуазель Акинфиефф. Надеюсь, вы не намерены препятствовать?

— Ну что вы, это было бы беззаконие, — произнес Мтанга, сидевший с застывшим лицом.

— Рада, что вы помаленьку начинаете вспоминать о существовании в республике законов, — усмехнулась Валери. — Не будете ли столь любезны помочь, господин Олентейру?

Прокурорский чин (от которого за все это время никто не услышал ни единого слова) помог Татьяне встать. Валери обернулась:

— Всего наилучшего, господа...

И они вышли, бережно поддерживая Татьяну под локотки. Дверь захлопнулась. Мтанга, с силой провел руками по лицу, взял со стола медную статуэтку в здешнем стиле, изображающую какое-то мифологическое существо — и что было силы грохнул ею об пол. Что ж, порой и э т о — неплохой способ успокаивать нервы... Шумно, тяжко выдохнул сквозь зубы. И все же он великолепно умел держать удар: совсем недолго просидев с отрешенным, чуть посеревшим лицом, произнес почти нормальным голосом:

— Вот так, господа офицеры. Это уже прямое противодействие.

Лаврик спросил осторожно:

— Как вы полагаете, эта парочка, министр и прокурор, могут быть замешаны?

— Согласно тому, что о них знаю — вроде бы не должны, — сказал Мтанга. — А теперь... Не берусь и судить. Ни о чем я не берусь теперь судить, все перевернулось... И тем не менее... Вероятнее всего, нет. Будь они тоже завязаны на какие-то внешние силы, пошли бы дальше — сунули бы мне приказ об отставке, и мне пришлось бы уйти, как побитой собаке, пока по зданию не начали бить прямой наводкой танки. И тайная полиция на какое-то время была бы обезглавлена...

Мазур прекрасно знал, в чем тут хитрушка: Мтанга пошел даже дальше многих, у него не было ни заместителя-болвана, ни заместителя-медузы, которых министр мог бы в случае чего назначить «Временно исполняющими обязанности». У него в о о б щ е не было заместителей, ни единого. Мтанга единолично, без всяких посредников руководил начальниками восьми департаментов, на которые делилась тайная полиция. И в н е ш н и й враг, та же «Даймонд, имей она возможность обезглавить тайную полицию, никак не упустила бы т а к о г о шанса. Это утешает — кое-какие шансы все же есть, коли Мтанга на месте, еще побарахтаемся...

Тем же севшим, усталым голосом Мтанга продолжал:

— Самое смешное, что это могут оказаться просто-напросто те самые «парни в старых школьных галстуках». Ни министр, ни генеральный прокурор к ним не относятся: Папа никого из них не назначал на серьезные государственные должности — да они и не стремились, им это, в принципе, не нужно, им достаточно, чтобы с ними считались должным образом... Акинфиев мог попросить кого-то из них выручить доченьку, и они охотно помогли: и сам князь, и его дочь для них свои... Что бы ни натворили...

Лаврик задумчиво сказал:

— На их месте я прямо отсюда повез бы ее к врачу...

— Я тоже, — ни на кого не глядя, сказал Мтанга. — Врач моментально определит, что ее только что качественно поимели несколько человек... А впрочем... Вполне может оказаться, что на ней еще с полдюжины, скажем, ожогов от сигарет. Эта стерва способна сама себе их наставить.

— Не сомневаюсь, — кивнул Лаврик. — Помоему, она способна и интервью журналистам дать, без колебаний описывая, как ее насиловали и пытали... Н а ш и, конечно, и сейчас побоятся, но в столице полно иностранных...

— Не думаю, — криво усмехнулся Мтанга. — Журналисты, шум, гам, министр и генеральный прокурор создают какую-нибудь поганую комиссию по проверке моей деятельности... Нет, не думаю. Это — длинный, обходной путь. Реши они зайти с л и ш к о м далеко, никто не мешал им меня снять... и тут же арестовать на выходе, а там, чего доброго, и пристрелить при попытке к бегству или вооруженном сопротивлении. Они на это не пошли. Значит, еще поработаем. Нам совсем немного осталось продержаться...

— Я бы на вашем месте немедленно взялся за Флорисьена, которого пока что никто не пытался освободить, — сказал Лаврик.

— Это-то меня и удручает, — сказал Мтанга. — То, что его никто не пытался освободить, о нем даже не заикнулись. А ведь тот, кто знал, что мы сцапали стерву, не мог не знать, что вместе с ней прихватили и Флорисьена. Он, конечно, не имеет отношения к старым школьным галстукам», папаша всего-навсего один из трех совладельцев велосипедного заводика, мелкота.

— И опасный свидетель, — добавил Лаврик.

— А если — нет? — тихо спросил Мтанга. — Если он — просто п е ш к а? И именно потому о нем и речь не шла? И знает ровно столько, сколько считала необходимым наша стервочка? — он тяжко вздохнул. — Ну да, есть великолепная запись их разговора с вами после того, как они вас похитили. Но боюсь, в т а к и х условиях она может оказаться бесполезной. Еще выяснится, чего доброго, что Татьяна работает на министерство внутренних дел, и это было не похищение, а санкционированная сверху п р о в е р к а вас: как-никак иностранец на такой должности, мало ли что, о безопасности Натали следует заботиться серьезно... На вас ведь ни царапинки... А впрочем, даже наставь я вам сейчас тех же ожогов от сигарет... Вы ведь согласились бы?