Оставь её небу

Вновь воцарилась пауза. Шеф покрутил в руках новый карандаш, потом кивнул и сказал:

— Твоя взяла, Валет, Я отдаю тебе обоих. Посмотрим, какой из тебя выйдет охотник. Найдешь и привезешь мне их головы в корзине. Справишься с задачей — сядешь в кресло Карлова, не справишься — вылетишь на улицу. Без гроша. С котомкой по миру пойдешь!

Котомка Валета не интересовала, а кресло, которое занимал его бывший холуй, давно не давало ему покоя. Все к тому шло. Про себя Валет усмехнулся. «Головы в корзине!» Как они любят рисоваться, эти новые боссы. В русской мафии еще не сложились собственные традиции, и их черпали из истории сицилийской. Книг и кино на эту тему хватало, а своей фантазии не имелось. Наши короли подпольного мира обожали подражать всему, что эффектно выглядит на экране. Впрочем, это касается любой власти. Мы ведь имеем президента. Белый дом, трехцветный флаг и море иностранных слов, которые с трудом произносим, а их смысла вовсе не понимаем. Через копирку рисовать легче.

Валет получил то задание, которое хотел. В конторе его ждал Джокер с отчетом. Звонок Дэнди по междугородней ничуть не удивил Валета. Его беспокоило другое, он мог опоздать, и головы подопечных достанутся могильщикам.

Тишину нарушало жужжание мухи. Крылатое создание сделало очередной круг почета по тесному кабинету и вновь взялось таранить оконное стекло. Таня с сожалением посмотрела на бессмысленную борьбу насекомого с препятствием и сделала философское заключение: «Вот так и человек!»

Мамонову ответ женщины показался невнятным, и он повторно вернулся к заданному вопросу.

— Очень прошу вас, госпожа Любимова. Посмотрите внимательно на оружие. Может быть, вы ошибаетесь?

Татьяна неопределенно помотала головой.

— Ну почему я должна ошибаться. Я не утверждаю, что это тот самый пистолет. Но он точная копия того, что я держала в руках. Стрелять мне не довелось, но взвесить на ладони разрешили. Очень красивая игрушка. В детстве я любила играть в войну с мальчишками, и у меня наметанный глаз на оружие. Револьвер от пистолета отличу, а «наган» могу нарисовать по памяти. Олег с Сергеем устраивали тир в лесу, когда мы ходили на шашлыки или за грибами. Ну а женщин к этим делам не допускали.

— А ваш муж не признал пистолет.

— Вполне закономерно. Во-первых, он подполковник милиции. Госавтоинспекция. А во— вторых, он хорошо относится к Олегу и не хочет создавать человеку искусственных трудностей. Я — другое дело. Я думаю о вас лучше, чем другие, и не верю, что вы всерьез подозреваете Олега в убийстве. Он слишком глуп, чтобы придумать такое. И он слишком ее любил, чтобы совершить такое. Спортсмен. Этим все сказано.

Все мы понимали, конечно, что Олег Вере не пара, хотя должна признать, в этом человеке есть своя гордость и благородство. Защита униженной чести? Нет. Вряд ли Вера ему изменяла. Он только и годился для постели, какой ей смысл собирать грязь на стороне. И вряд ли у нее оставалось время на пустые романы. И главное. Если Олег решился бы на такой поступок, то, совершив его, тут же явился бы с повинной. Его совесть заела бы. Ну а корысть, деньги и прочее тут неуместны. Все и так на его имя записано. Он же всем пользовался, и никто ему не чинил препятствий и не делал запретов. Ходить на работу — это его блажь.

— О завещании мы пока говорить не можем. Вся документация лежит в банке, и адвокат огласит волю покойной на девятый день. К сожалению, Левин в командировке, как нам сообщила его секретарша, и некоторые аспекты дела от нас все еще скрыты.

— О командировке я ничего не знаю. У Марка, как мне известно, все клиенты столичные и дел на периферии у него нет, а то, что он уехал, я могу подтвердить. Мы с мужем встретили его на восьмидесятом километре Симферопольского шоссе. Он ехал на юг. Я его не расспрашивала, нам не до того было.

— На машине?

— Ну конечно.

— Такие люди привыкли ценить свое время. Самолет решает все проблемы в считанные часы.

— Безусловно. Мы были крайне удивлены, увидев его в дорожной забегаловке. Он набрал полный пакет бутербродов и несколько бутылок сока. Похоже, его ждала долгая дорога,

Мамонов задумался, а Таня взглянула на окно, которое таранила муха. Ее жужжание действовало на нервы.

Но Татьяна, как и многие женщины, была очень наблюдательна и часто делала правильные выводы, вовсе не задумываясь о тонкостях следствия, Человек, о котором она говорила, катил на юг, и его путь был не близок. Сейчас он сидел в другой дорожной забегаловке, где солнце светило ярче и теплее подмосковного. Ему везло, он не сомневался в этом, он шел по следу и снимал пенки со взбитых сливок. Адвокат волей судьбы получал в руки материал, который туг же становился орудием против его оппонента, Теперь он уже не сомневался в виновности Даши и точно знал, как прижать ее к стенке.

Левин сидел за стойкой бара и слушал чужой разговор. Кассирша разговаривала с милиционером, а человек в штатском с умным видом делал записи в блокноте.

— …Конечно, мы его запомнили. И машину запомнили, — деловым тоном докладывала женщина. — Я тебе без балды скажу, Степаныч, этот тип сидел. Сколько лет в пищеблоке работаю, всяких повидала. На правом плече татуировка у него. Череп в восьмиконечной звезде. Куртка на нем была кожаная без рукавов, на голое тело надета. Он понял, что я смотрю на плечо, и встал другим боком, а потом с подносом в дальний угол свалил. Подсел к дорожной шлюшке, голубоглазенькая, с косичкой, на приличную тянет, ну и снял ее тут же. Вместе уехали…

— Ладно, Прасковья. Ты мне шлюхами мозги не засоряй, о парне толкуй.

— Высокий, ладный. Лет двадцать пять с виду. Избалованный, наглый. Пуп земли, одним словом.

— Ну а на маньяка похож?

— А я что, их каждый день вижу?

Участковый снял фуражку и вытер пот со лба.

— Сколько лет на службе, ничего подобного не видел. Такое он там наколбасил. И ведь что непонятно. Машина-то красная в гараже стоит. У судьи такой не было. Убил хозяина и жену, устроил погром и ушел. Чепуха получается.

— Так он ждал хозяев? — спросила кассирша, укладывая бюст на стойку. — Мне показалось, что судья с женой на следующий день приехали. Валька-молочница с ними в одном автобусе от станции ехала.

— Это неизвестно. Может, он их возле дома поджидал. Следователь из центра — мужик толковый. Он думает, что парень застал хозяев врасплох. Стол накрыт: свечи стоят, вино. Очевидно, ужинали. Судью-то он на втором этаже в спальне порешил. Острым концом кочерги полголовы снес с плеч. Ну а жену из пистолета пристрелил. Шесть пуль всадил, три в голову, и все смертельные. Садист! Сейчас там эксперты копошатся, но отпечатков никаких. Профессионал. Правда, промашку все же допустил. В доме следы вытер, а в машине забыл. Что-то тут не так с машиной. Сейчас выясняют. Вот только время упущено. Ушел гад! Ищи теперь.

— А как же их нашли?

— Домработница. Пришла после выходных, а тут на тебе. Жемчуг украли, кольца фамильные, деньги. Все ящики вынуты, все вверх дном. Короче говоря, Москву подключать будем. Ну? — участковый повернул голову к помощнику. — Все записал?

— В основном.

— Пошли докладывать. А может, к Вальке заглянуть? Кого она там и где видела. Короче, трогаем. А ты, Прасковья, потом зайдешь, протокол оформим.

— Мы с Иваном придем. У него память хорошая.

Левин сидел тихо и пил кофе. После ухода милиции он выпил еще одну чашку и незаметно ретировался. Дом судьи находился в трех километрах, и Левин хотел посмотреть на него. Иногда полезно послушать, о чем соседи судачат. Местный люд всегда много знает, но перед грозным стражем закона тут же теряется и забывает главное. А в толпе они все помнят и еще поспорить могут.

Не так далеко от дома судьи произошло еще одно побоище. Сотня километров к югу, и опять взрыв насилия. После бурных событий всегда наступает похмелье. Люди с больными головами рассматривают места былой славы и поражаются, как слабая человеческая натура может сокрушить на своем пути больше, чем увидеть.