Вепрь

— Т-ты что д-делаешь?! И-идиот!

Лучше бы уж он промолчал. Перехватив бутылку за горлышко, Олег не размахиваясь коротко врезал ему бутылкой под нос. Звонкий отрывистый звук, с каким бутылочное стекло стукнулось о передние зубы, саданул по сердцу. Соня вздрогнула и на мгновение зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела обладателя фуфайки на коленях подле скамьи, он закрывал лицо руками, а по пальцам у него стекало вино, а может лилась кровь, или то и другое одновременно. Все смотрели на Олега, притихнув.

— Зачем ты Брысю-то бьешь? — угрюмо спросил Штырь.

— Не люблю грубиянов, — спокойно ответил Олег.

Будь на его месте другой, такой ответ мог бы показаться чересчур наигранным, желанием покрасоваться перед девчонками, но Олег говорил весьма непринужденно и неторопливо, зная, что перебить его никто не решится.

— Брыся ничего бы вам не сделал, — всё так же угрюмо сказал Штырь. — У него и нож-то не настоящий.

— Это не нож, — всхлипнул Брыся, не отрывая рук от лица. — Это расческа.

— Сдохни, придурок, — шикнул на него Штырь. — Нашёл на кого дёргаться… Так что тебе от меня надо, Шершень?

— Сказать тебе пару слов.

— Ну, говори.

Олег, хмыкнув, взял его за щетинистый подбородок двумя пальцами, вздернул кверху и стукнул по щеке указательным пальцем.

— Не надо, Штырь, не надо передо мной рисоваться, ты же знаешь, как я этого не люблю. Отойдём в сторону.

Соня не верила своим глазам. Ещё пять минут назад она считала Олега милым и вполне интеллигентным пареньком, ей казалось, что он побаивается хулигана, хотя и тщательно это скрывает, и вызвался проводить ее, чтобы показать свою храбрость. А сейчас всего за какие-то мгновения исчезли его веселая дурашливость и бесшабашность, и даже звали его уже по-другому. Не он боялся хулигана, а Штырь боялся до дрожи в коленях, противно было смотреть, как он, сперва хорохорившийся перед своей компанией, вдруг откровенно залебезил.

Олег отвёл Штыря в темноту сосёнок и что-то ему сказал. Штырь со слащавой улыбочкой многословно оправдывался. Он был на полголовы выше Олега, шире его в плечах и уж, наверное, гораздо сильнее, но почему-то боялся его.

Они говорили недолго. Несколько раз проскочило слово «вепрь». Соня с грехом пополам уловила суть разговора, из которого следовало, что если кто-то к концу недели не вернет кому-то взятое у него нечто, то ему будет очень плохо. В центре этой потрясающей экспозиции загадочным образом вырисовывались Олег, Штырь и таинственный Вепрь.

Разговор Соне не понравился, и роль Олега тоже настораживала, уж больно зловещими красками он был в этой истории раскрашен. Она уже хотела взять Машеньку за руку и уйти отсюда, как собеседники, на высокой ноте прервав разговор, вернулись к скамье. Олег стряхнул с лица равнодушное выражение и снова стал прежним — милым и интеллигентным мальчиком. Едва взглянув на Соню, он догадался, что все это ей не по душе.

— Да, — пригладил он волосы, — ты совершенно права, приятного в этом мало. Но с волками жить — по-волчьи выть.

Он взял её руку в свою.

— Так о чём мы там говорили?

Эпизод в сквере запомнился Соне надолго. Когда в тот вечер они проводили до дома Машеньку, а затем ребята отвели домой и её (было уже так поздно, что мама едва не расплакалась, увидев дочь), она решила, что никогда с Олегом встречаться не будет.

Так она решила 18 марта 1986 года и захотела обо всем сразу же забыть. Однако Олег долго не выходил у нее из головы, а поздним вечером 29 марта (это была суббота, и никто еще не спал — отец во дворе с друзьями приканчивали вторую бутылку водки, мама с соседкой чесали языки на кухне, а Соня, лежа на диване, читала книгу) в дверь раздался звонок. Через минуту в комнату тихонько вошла мама.

— Сонечка, к тебе какой-то симпатичный мальчик.

Мама улыбалась, а у Сони екнуло сердце. «Это Олег, — подумала она, беспомощно кидаясь к зеркалу. — Мамочка родная, какой же у меня дурацкий халат, смотреть страшно! А прическа!.. Нет, это просто ужас!»

Быстро приведя волосы в порядок, пшикнула на себя мамиными духами и вышла в прихожую.

Олег стоял, спрятав руки в карманы кожаного плаща, глаза его, ещё по-мальчишески озорные, вдруг посерьёзнели, и взглядом он впился ей в губы. Соня поздоровалась на пальцах.

— Привет, — ответил он.

«Проходи».

Не отрывая от неё взгляда, Олег снял плащ. Они зашли в её комнату, и едва она закрыла дверь, как оказалась в его объятиях. Он обнимал её крепко и неумело, а целовал, просто покусывая губами. В первое мгновение Соня опешила, испугавшись вспышки неопытной страсти, хотела оттолкнуть его от себя, но потом растаяла в его руках, и так, в полном безмолвии, они долго целовались. А когда заболели скулы и онемели губы, Олег ослабил объятия; они откинулись, жадно глотая воздух и не отводя друг от друга взгляды. Соня, приоткрыв разгоряченный ротик, плавно махнула ресницами — это было тщательно отрепетировано перед зеркалом: на Олега подействовало безотказно.

— Я понял, что не могу без тебя, — проговорил он, краснея.

До поздней ночи сидели они на диване, тесно прижавшись друг к другу и время от времени принимаясь целоваться. В перерывах Олег рассказывал смешные истории, которые случались с ним, Соне оставалось только изредка кивать головой и улыбаться, намеренно разжигая его страсть.

В ту ночь их общение прервала сонная мама. Постучав в дверь, она поинтересовалась, не слишком ли поздно для воркования.

— Тебя уже, наверное, родители ищут, — обратилась она к Олегу.

Тот помотал головой.

— Нет, Раиса Михайловна, не ищут. Хотя вы правы, мне пора идти.

Они ещё не знали, что родителей у Олега нет. О том, что он живёт у сестры отца, тети Нины, больной, одинокой женщины, Соня узнала лишь два месяца спустя. Олег тогда не пришел к ней в назначенный день, не появился и через неделю, она уже решила, что он нашёл другую девушку, как вдруг под конец седьмого дня к ней домой заявился Шурик.

— Я в качестве посыльного, — серьезно сообщил он. — Меня послал Шер… Олег. Он просил передать вот это…

Шурик извлёк из полиэтиленового пакета букет роз и с мрачным видом отдал их Соне. Глядя на его лицо, можно было подумать, что эти цветы предназначены не любимой девушке лучшего друга, а какой-нибудь преждевременно умершей тетушке на могилку.

— Сам он прийти пока не может, — пояснил гонец, собираясь уходить.

«А что с ним случилось?» — заволновалась Соня.

— Ничего страшного, — успокоил её Шурик. — Зарезали его.

Увидев Сонины глаза, он быстро заборматал:

— Нет-нет, я не так выразился… Не зарезали его… То есть, конечно, зарезали… Тьфу ты, чёрт — да жив он, жив! На дискотеке в «медке» под рёбра выкидухой ткнули. Не сильно. Он даже сам до больницы дотопал. Заштопали, как положено. Через недельку уже выпишут.

То, что Олег частенько захаживает в «медок» — общежитие медицинского училища, Соня знала и не одобряла. Несколько раз они даже ссорились из-за этого. Все дело было в том, что в «медке» жили в основном девушки. Зная общительный характер Олега и его умение непринужденно заводить знакомства, Соня его страшно ревновала. Однако сейчас, ничего, кроме страха за его жизнь, она не испытывала. Вцепившись в Шурика, Соня глядела на него умоляющим взглядом.

«В какой он больнице? — спрашивала она. — Как до неё добраться? Он может ходить?»

— Знаешь, ты извини, но вот этого, — Шурик покрутил перед лицом пальцами, — я не понимаю. Маша с Олегом понимают, а я так и не научился. Так что напиши лучше на бумажке.

Соня принесла записную книжку с ручкой и написала: «В какой он больнице?» Гонец, нахмурившись, прочитал, причмокнул и покачал головой.

— Ладно. Одевайся, я тебя провожу. Это не далеко.

В больнице, получив белый халат, она поднялась на второй этаж и вошла в палату номер девять. Олег лежал у самого окна, по соседству с дремлющим лысым старичком. Кроме них в палате были еще двое мальчишек, резавшихся в карты. В ногах Олега сидела женщина лет пятидесяти.