Зови меня ястребом

Сия новость окончательно стряхнула сон с одетых в униформу женщин и заметно оживила пассажиров рейса. Суходольский меж тем поставил на черную ленту купленную полчаса назад кожаную барсетку и направился к подковообразной железяке.

Костя снял свои вечно пыльные туфли с острыми ободранными носами и примерял бахилы. При этом приглушенно матерился и ворчал:

— Так вот она какая — Академия онанизма! Нездоровый психически народ. Дети неба, мля…

Распрямившись, он с удовлетворением поймал восхищенный взгляд блондинки. Томно поправляя черный бант на затылке, она любезно подала корзину; царственным жестом указала, куда следует выкладывать из карманов металлические вещи…

Прямо за двухметровой подковообразной хреновиной стояла здоровенная баба с прической «а-ля Чипполино» и с дубинкой-металлоискателем в сильной руке. Мерно постукивая ей по крутому бедру, она не сводила взгляда с Суходольского и мечтательно слушала его ахинею.

— …Вы представляете?! Нет, полностью раздеваться перед службой безопасности не придется. Всю одежду с проходящих досмотр «снимет» специальный сканер, на экране которого во всей красе предстанут интимные подробности. Причем настолько детализированные, что сотрудникам служб безопасности можно будет заключать пари «у кого длиннее»…

Выкладывая металлические вещи, Костя приметил поставленный на ленту кейс Сергеева.

Это был сигнал к старту.

Костя выложил все металлическое, за исключением нескольких монет, нарочно спрятанных в задний карман. Обнаружив их, подкова издала противный гудок. А блондинка торжествующе скомандовала:

— Пройдите сюда!

«Похвально!» — как любит выражаться Марк Антонович. Первый пункт плана, в соответствие с которым Яровой отвлекает блондинку, сработал. Во втором Сергеев тоже звенит горстью монет и берет на себя бабищу с «луковицей» на башке. В третьем Суходольский занимается самым главным.

— Прошу сюда! — с нарочитой официальностью повторила белокурая бестия и распахнула дверь какой-то подсобки. — Или хотите, чтобы я досматривала вас при всех?..

— Да мне, собственно, похеру, — подмигнул ей гитарист и шагнул внутрь, — такой милашке я готов отдаться при всех.

А стоило двери закрыться, резко притянул блондинку к себе и впился губами в очаровательный ротик…

Меж тем за тонкой перегородкой Марк Антонович закончил рассказ о беспределе демократии в Европе. Поймав выехавшую из интроскопа барсетку, он громко щелкнул пальцами, наклонился к сидевшей за монитором девушке и повелительным тоном сказал:

— А ну-ка, голубушка, ответьте технически малограмотному пассажиру: не влияют ли ваши интроскопы на записанную в цифровых носителях информацию?..

Глава вторая

Россия. Нижний Новгород — Москва

Наше время

Поднимаясь по трапу, музыкант споткнулся.

— Отдал блондинке последние силы? — приглушенно хохотнул Вадим. — Лихо ты сработал! У нее даже ножки заплетались, когда вы из подсобки выплывали.

— Не люблю спринтерский секс, — морщился тот.

Суходольский подкалывать молодого телохранителя не стал. К чему, если парень исправно выполнил свою часть общего плана? За подобный экспромт наоборот следовало поощрить.

— Осторожнее, — поддержал он его под локоть. — Падать нам нельзя — нас ждут впереди великие свершения!

— Сейчас навернуться не страшно, — благодарно отвечал Костя. — Лишь бы после взлета не удариться головушкой о нашу голубую планету.

— Боишься летать? А я слышал: кто служил в спецназе, тот…

— Да-да, я тоже слышал эту мантру. Много всякой фигни про нас выдумывают. А на самом деле все проще.

— И как же?

— Чем бесстрашнее человек, тем меньше он писает под себя в момент опасности…

В салоне устроились рядом. Отдышались, расслабились.

Сергеев затолкал кейс под сиденье и вполголоса признался:

— Склоняю голову, Марк Антонович. Раньше таких фокусов видеть не доводилось. Даже в цирке.

— Присоединяюсь, — кивнул Константин. — Таким макаром вы и ядерную штучку куда угодно протащите.

— Ничего сверхъестественного. Самый обычный метод Кречмера-Эриксона, — пояснил шеф, вынимая из кармашка спинки переднего сиденья журнал. — Расслабляющая пациентов сетка слов, несколько ключевых фраз, содержащих прямую суггестию. Психология вообще интересная штука. Я раньше немного занимался ей. Ну, да будет об этом.

Завыли двигатели; в проходе появилась миловидная барышня и принялась обучать экстриму…

Телохранители находились под впечатлением. Еще бы! Только что на их глазах сотрудница службы авиационной безопасности тупо взирала на содержимое кейса и не реагировала. Смотрела на три пистолета, на запасные магазины к ним и… рассказывала Суходольскому о безопасности излучения интраскопа. Чудеса!

— Как вы это сделали? — не выдержал Яровой.

Тот немного помолчал, затем передал журнал с карандашным рисунком на развороте.

— Погляди.

Гитарист всмотрелся в портрет. Приблизил, отдалил; прищурился…

— Хорошо нарисовано. Тетка как живая.

— А почему ты так решил?

— Ну… — двинул Костя плечами, — глаза смотрят по-настоящему, волосы вьются, губы блестят, будто влажные или помадой накрашенные.

— Вот видишь. А ведь в оригинале это плоский лист бумаги, перепачканный графитом.

— Ха! — не согласился молодой мужчина. — Кто бы меня научил так пачкать!

— И, тем не менее, это так. У тебя в руках всего лишь светлый кусок тонкого картона, на котором художник грамотно распределил темные мазки различных форм, длины и жирности. Он обманул тебя, понимаешь? Мастерски обвел твое сознание! Ведь на самом-то деле нет никакого объема, глубины, влажного блеска. Ни волос, ни губ, ни кожи. Ни намека на живую плоть! Ничего этого перед тобой нет!

— Я понимаю, что передо мной плоская бумага, но…

— Но с радостью поддаешься временному обману. Верно?

— Кажется, вы правы.

Суходольский усмехнулся в платок, коим промокал подбородок. И, завидев в глазах подопечного неподдельный интерес, продолжил:

— А вот, если хочешь, пример посложнее — из другой области. В дорентгеновской медицине существовал некий «Закон привнесения факта». В нем хирургу предписывалось перед операцией по удалению пули из тела, или камня из мочевого пузыря иметь аналогичный предмет в кармане халата.

— Для чего? — поднял Костя ошеломленный взгляд.

— Чтобы показать его больному в случае безуспешной операции. Понимаешь?

— То есть…

— Совершенно верно! Подчас человека спасает вера, убеждение, а не медикаментозное или операбельное лечение. Это элемент эффекта известного под названием «плацебо». Его дольше других изучал Фабрицио Бенедетти из Туринского университета, но к однозначным выводам так и не пришел. Эффект до сих пор остается для науки загадкой: наш мозг каким-то непостижимым образом влияет на состояние организма, а каким именно — неизвестно…

Марк Антонович помолчал, мечтательно оглядывая ровную подсветку белоснежного потолка. Потом вздохнул, будто вспомнив о чем-то ужасном.

— Да, психология, брат — интересная наука. А иногда весьма опасная, если некоторыми из ее особенных приемов владеют отъявленные негодяи.

— Психологическое оружие? Что-то слышал об этом, но никогда не сталкивался.

— И слава Богу. Есть много способов психологического воздействия на личность: давление, манипуляция, программирование, атака. Сегодня ты стал свидетелем элементарной пси-атаки — незатейливой и безвредной. Все девчонки забыли о ней, стоило громко попрощаться с ними и покинуть помещение досмотра.

— А когда вы начали атаку?

— Как только вошел туда. Помнишь мою громкую отрывистую речь, построенную на многозначности образов, на активности, многословии, пантомимике?

— Разве такое забудешь!..

— Это была подготовка — я вязал сетку из слов. Следовало отключить их логическое мышление неотразимым впечатлением; ввести в растерянность, чтобы в нужный момент побудить к нужной реакции. Сама же атака произошла в момент щелчка пальцами над ухом смотревшей в монитор девчонки. К тому моменту она была мною полностью подготовлена и после щелчка продолжала смотреть в монитор, ничего при этом не видя. Вернее, не понимая того, что видит…