Ищи врагов среди друзей

"Старею, – подумал Владлен Михайлович, – точно, старею. Вот уже и раздражаться по мелочам начал – и то мне не так, и это не этак… Рано, ах как рано!

Пожить-то толком не успел – работа, работа, ничего, кроме работы. Только вроде бы просвет впереди замаячил – глядишь, а ты уже старик, и ничего тебе не надо, кроме мягкого кресла, трубочки и газетки. Нет, решено: проверну эту сделку – и за бугор.

В какую-нибудь Анчурию, где нет ни зимы, ни налоговой полиции, а только море и банановые плантации.

Денег хватит на три жизни, и пропадите вы пропадом с вашими реформами, траншами и разборками на международном уровне. Посмотрим, как вы тогда запоете, – с острым злорадством подумал он о жене и дочери, вот уже десять лет живших отдельно от него. – Будут вам и алименты, и подарки, и единовременные финансовые вливания… Когда деньги нужны, вы тут как тут, а когда человеку поговорить не с кем, вы рыло воротите, как будто перед вами не муж и отец, а говновоз какой-нибудь. Хватит, попили вы моей кровушки…"

Машина с грохотом подпрыгнула на выбоине, и Владлен Михайлович проснулся, только теперь поняв, что задремал. Он неприязненно покосился на Сеню, мгновенно заподозрив в этом зубодробительном толчке злой умысел. Сеня невозмутимо крутил баранку, попыхивая сигаретой и роняя пепел на брюхо. Лицо его до самых глаз покрывала жесткая бородища, почти смыкавшаяся с висевшей сальными прядями шевелюрой, в которой уже поблескивали серебряные нитки ранней седины.

– Не дорога, а танкодром, – добродушно просипел Сеня, повернув к Владлену Михайловичу широкую волосатую физиономию. – Зато в центре все тротуары в импортной плитке.

Владлен Михайлович не ответил. У него не было ни малейшего желания поддерживать разговор: он смертельно устал и хотел только одного – побыстрее провернуть свою рискованную сделку и расслабиться хотя бы на неделю. Сейчас он ощущал себя чем-то вроде летящей в цель пули: либо пан, либо пропал, и назад не повернешь, даже если видишь, что через секунду влепишься в стенку…

Не дождавшись ответа, Сеня отвернулся и стал смотреть на дорогу, щурясь от попадавшего в глаза дыма. Справа промелькнул какой-то бетонный забор, тускло освещенный редкими фонарями. Возле запертых железных ворот стояла пыльная ржавая «ауди» с прицепом, в котором громоздились какие-то перетянутые веревками тюки.

– Вещевой рынок, – пояснил Сеня, которого никто ни о чем не спрашивал. – Толчок. Сколько хочешь турецких тряпок, и все по дешевке. Не интересуетесь?

А зря. Можно сделать неплохой бизнес.

Владлен Михайлович не прореагировал. «Бизнес, – подумал он. – Господи, до чего страну довели! Каждый мелкий спекулянт называет себя бизнесменом, и, что самое смешное, государство к нему так и подходит: с налогами, с правилами, с законами… Занюханная Польша пережила эту детскую болезнь всеобщего торгашества буквально за пару лет, а у нас этому конца не видно. И главное, толку никакого. Все как в прорву, и никакого просвета… Нет, хватит. Пора на покой – к теплому морю, к газетке и трубке…»

Сеня повернулся к окошку и выплюнул окурок в ночь с точно таким же звуком, какой издает оснащенный хорошим глушителем пистолет. Владлен Михайлович ощутил кратковременное облегчение, но толстяк немедленно цапнул с приборного щитка пачку и, вцепившись в фильтр желтыми от никотина зубами, потащил из нее новую сигарету.

– Гм, – пробурчал Самарин.

Для его людей такого междометия было бы вполне достаточно, но Сеня, не прошедший курса обучения у Владлена Михайловича, даже и ухом не повел.

Для него Самарин был просто безымянным фраером из Москвы, который имел какие-то дела с Мартыном.

Он платил, а значит, имел право требовать определенных услуг. Обеспечение чистоты и свежего воздуха в Сенином микроавтобусе в перечень услуг не входило, и потому Сеня спокойно закурил вторую сигарету, хотя и видел, что пассажир недоволен.

– Спать охота, просто сил нет, – дружелюбно пояснил Сеня. – Всю ночь вкалывал, а Мартын выспаться не дал.

– Мартын – это Станислав? – зачем-то спросил Самарин.

– Ста… А, ну да. Просто мы все его Мартыном зовем. Так привыкли, что он и сам, наверное, своего имени не помнит.

– Ошибаетесь, – сухо сказал Владлен Михайлович. – Помнит. И вообще, я полагаю, что клички бывают только у животных и уголовников.

– Есть мнение, что человек произошел от обезьяны, – глубокомысленно заметил Сеня. – А насчет уголовников… Если мы не уголовники, то зачем прячемся? Что в этих ящиках – жвачка?

– А вы, оказывается, философ, Семен, – каким-то резким тоном заметил Владлен Михайлович. – Да еще любопытствующий философ. Это странно. Это очень странно… Ведь я настоятельно просил Станислава прислать людей, не склонных задавать лишние вопросы. А он прислал вас. Тот, второй, которого вы зовете Слоном, – тоже философ?

Сеня поджался, как от удара. Кем бы ни был этот москвич, дураком он не был наверняка. Сеня вдруг как-то сразу почувствовал, что задание, данное Мартыном, будет не так-то просто выполнить. Пожалуй, это опасно. Очень опасно.

Владлен Михайлович в упор смотрел на него, и этот взгляд жег Сене щеку, как раскаленный металлический прут. Самарин задал вопрос и ждал ответа, и Сеня понял, что отвечать придется. Неловко дернув правым плечом, он пробормотал:

– Ну что вы, в самом деле? Да наплевать мне, что в этих ящиках! И Слону наплевать. Наше дело маленькое: бери побольше, кидай подальше и отдыхай, пока летит. Грузовое такси «Сеня и Компания» – вы платите, мы везем. Зачем же кипеж поднимать?

– Это верно, – медленно сказал Владлен Михайлович, – шум поднимать незачем. Значит, «Сеня и Компания»… И большая у вас компания, позвольте узнать?

– Ой, я вас умоляю… Какая там компания?! Это же для понта, вы же деловой человек, должны понимать.

Я да Слон, да еще баба моя, диспетчером у нас… Ну, Мартын иной раз заказчика подсчет – вот как сейчас, к примеру… Перебиваемся с хлеба на воду, на соляру еле хватает, а вы говорите – компания… Такими компаниями у нас в Одессе дороги мостить можно.

– Гм, – с сомнением повторил Владлен Михайлович, и тут в какофонию стуков, скрипов и тарахтенья, издаваемых старой машиной, вкрался новый звук. Он донесся из грузового отсека, отгороженного от кабины жестяной перегородкой с прорезанным в ней застекленным окошечком, и очень напоминал звук, который издает тяжелый и твердый предмет при соприкосновении с железным бортом.

Владлен Михайлович удивленно приподнял брови, и в руке его словно сам собой возник тяжелый черный пистолет. Сеня стиснул зубы и уставился прямо перед собой на дорогу, сильно щурясь от сигаретного дыма и боясь пошевелиться, чтобы вынуть сигарету изо рта. Он сильно опасался, что в ответ на малейшее его движение прозвучит выстрел, и получить с Мартына плату за этот рейс будет некому.

Самарин обернулся, отодвинул стекло в окошечке и спросил, вглядываясь в темноту кузова:

– Павел, что случилось?

– Все в порядке, Владлен Михайлович, – весело откликнулся Шуруп, по-московски растягивая слова. – Братан с ящика свалился, башкой треснулся.

Слышь, Сеня, не дрова везешь! Твой кореш упал!

Владлен Михайлович все-таки уточнил:

– Упал? И сильно ударился?

– Да ерунда, Владлен Михайлович, – ответил Шуруп, подвигаясь к самому окошку. – Оклемается.

Черт его знает, зачем он в ящик полез. Наклонился, начал в замке колупаться, а тут машину тряхнуло, он как въедет башкой в борт!

– Ага, – сказал Владлен Михайлович. – Спасибо, Павел. Любопытство кошку сгубило, – сообщил он Сене, задвигая окошечко.

Сеня не ответил: сказать было нечего, тем более что пистолет так и остался у москвича в руке и теперь тускло поблескивал на коленях в слабом свете приборного щитка. «Ну, Мартын, – крутилось у Сени в голове, – ну, сука! Ты мне за это ответишь. Я с тебя за этот рейс шкуру спущу…»

Мимо промелькнул маленький поселок, сплошь застроенный фешенебельными особняками – один лучше другого. Сеня, который обычно не мог проехать через это место без сварливо-завистливых замечаний, сейчас даже не заметил этого «буржуйского гнезда»: у него хватало своих проблем. По обеим сторонам шоссе бесконечной лентой потянулся утонувший в садах частный сектор, замелькали редкие фонари, потом дорога круто пошла под уклон, и по левую руку сверкнуло тусклое зеркало затона, загроможденного ржавыми тушами кораблей. Сейчас, в мертвенном свете прожекторов, высокие борта и заостренные носы траулеров и плавбаз производили впечатление величия и мощи, напоминая о дерзком вызове, который испокон веков люди бросали морю, но Сеня не раз видел затон днем и отлично знал, что все это не более чем груда металлолома, до которого никому нет дела.