Русское братство

— Если бы и на этот раз вы отказали мне в компании, уверяю вас, я стал бы вас преследовать более настойчиво, — сказал Степаненко, согревая коньяк в ладони.

— Почему?

— Вы из той редкой породы женщин, от которых мужчины теряют не только головы.

— Вот как? — женщина кокетливо поправила прическу и облизала пересохшие губы.

— Думаю, нам пора узнать имена друг ^руга, я могу напомнить свое имя.

— Не надо. У меня, как жены… — женщина замялась, подыскивая нужный оборот речи, — жены работника определенного ведомства прекрасная память.

Степаненко отметил, что у женщины при произнесении последней фразы конвульсивно передернулись плечи.

— Вас зовут Максим, а меня Эльвира.

Говорили они громко, чтобы перекричать музыку, глушившую разговор.

— Думаю, что нам есть о чем поговорить, Эльвира, — сказал Степаненко. — Только здесь шумновато.

Женщина насторожилась.

— Послушайте, давайте поужинаем, — предложил Степаненко. — Вместе. Или вам нравится здесь?

Женщина отрицательно покачала головой. Они молча допили коньяк. Женщина сползла, в буквальном смысле этого слова, с табурета, и тут ее нога подвернулась. Если бы Степаненко вовремя не подхватил ее под руку, женщина неминуемо рухнула на пол. Несмотря на внешнее изящество и красоту, в ней было пудов шесть веса.

«Бывают такие, — отметил про себя Степаненко. — Тяжелая кость, называется…»

Он помог даме утвердиться на ногах. При этом Максим отметил, что кофточка у Эльвиры из какой-то искусственной ткани, на шее — несколько цепочек из золота, в ушах — дорогие сережки.

Она подала ему свою черную, в тон юбке, сумочку из натуральной кожи.

Степаненко признался себе, что женщина на этот раз не вызывала в нем того страстного желания, какое взыграло тогда, когда он застал ее одну в ее квартире. Особенно предавали женщину туфли, черные, но потертые, утратившие первозданный шик и давно нуждавшиеся в уходе.

— Проклятая обувь, — пробормотала Эльвира, ступая на тротуар. — Я чуть не упала.

Степаненко подвел ее к своей машине, открыл дверцу. Эльвира с удовольствием уселась на переднее сиденье. Степаненко сел за руль. Он чувствовал себя отлично. После дороги из Москвы у старикана он принял душ, переоделся, тщательно выбрился и по этой причине благоухал хорошим мужским одеколоном. Двадцать пять граммов коньяка «за галстуком» довершали картину.

Перед тем как тронуться, Степаненко сказал:

— В этом городе я рискую заблудиться. Поэтому будьте моим гидом.

— Лучше всего поедем в гостиницу. Там меньше всего городских. Таким образом мы устраним причину для беспокойства как вам, так и моему мужу.

— Логика у вас железная, — сказал Степаненко. — Честно говоря, я до таких тонкостей не додумался. Если приезжих в вашем городе много, мы в самом деле затеряемся среди них…

Степаненко посмотрел на профиль попутчицы и почувствовал: то волнение, которое он испытал когда-то в квартире Эльвиры, опять овладевает им. А ведь раньше он никогда не терял головы из-за женщин. Какими бы они не были. Вероятно, он просто не встречался еще с таким вот видом женщин, которые превращают мужчин во взбесившихся самцов. Он подумал, что ничто не мешает ему устроить сегодняшний вечер так, что он останется с этой подвыпившей и роскошной красавицей один на один. Представив, как он сожмет ее в своих объятиях, как покроет ее точеный профиль бесчисленными поцелуями, Степаненко почувствовал легкое головокружение.

— Надеюсь, — сказал он, — наши отношения сложатся более удачно, чем в прошлый раз.

— Сворачивайте, — приказала Эльвира. — В конце этой улочки платная стоянка. Здесь мы поставим вашу машину. А на счет отношений не беспокойтесь. Если бы на ваш день рождения пришел только один друг, и вы бы полезли на стену.

«Значит, все-таки я угадал на счет неудавше-гося праздника», — отметил про себя Степаненко, ловко припарковывая машину.

Когда мотор машины заглох, Степаненко быстро вышел, чтобы подать руку Эльвире. Он на несколько секунд задержал ее руку в своей, но она освободилась, давая понять, что ей, замужней женщине, подобные компрометирующие знаки внимания ни к чему. Это тоже был штришок к ее образу, характеру, пока не совсем ясному. Степаненко старался понять, что движет этой женщиной, каковы мотивы ее поступков, насколько она сможет оказаться ему полезной в том деле, которое привело его в Арсеньевск.

К гостинице, высоченному зданию из стекла и бетона, они вышли переулками. С центрального входа заходить не стали — Эльвира завела его во внутренний двор, откуда они без труда через служебный ход проникли на лестницу, по которой поднялись на этаж, где располагался ресторанный зал. На лестнице им повстречалась девушка в пышной наколке и пустым подносом в руках, которая поздоровалась с Эльвирой, назвав при этом ее Эльвирой Тенгизовной.

Узеньким коридорчиком они прошли в ресторанный буфет, из которого вошли в ресторанный зал. Степаненко отметил, что их появление осталось незамеченным — никто не обратил внимания на них. Эльвира провела Степаненко между уже занятых столиков к пустому столику возле стены у подиума. Он располагался рядом с сервировочным столиком, был закрыт от зала колонной и фикусом, словно нарочно поставленным для этой цели.

Официантка подошла к ним сразу же, как только они коснулись стульев. Степаненко протянул меню даме. Он обратил внимание, что официантка поздоровалась с его попутчицей весьма вежливо, даже официально. Затем произошло следующее. Степаненко как заправский кавалер предложил:

— Ну что закажем? Разумеется, начнем с шампанского?

— Да, — односложно ответила Эльвира и вместо того, чтобы указать в меню на те или иные блюда, стала шептаться с официанткой. Степаненко прекрасно знал, что воспитанная дама разговоры с обслуживающим персоналом оставляет за кавалером. Если же Эльвира сделала заказ сама, то, вероятно, этот момент у нее отработан до механического повторения. Не такова ли ее черта характера, психология, сила привычки? Вероятно, подобное она проделывала уже не один раз.

Раз это вошло в привычку, Степаненко не стал перечить и корчить из себя «настоящего мужчину», но решил быть начеку.

Принесли шампанское, различных салатов, блюдо с какой-то рыбой, белое вино. Когда официантка отошла, Эльвира подняла бокал.

— За успехи на вашем поприще!

Степаненко внимательно посмотрел на женщину, не притрагиваясь к бокалу:

— Скажите, Эльвира, я могу рассчитывать на вас?

— В каком смысле?

— В смысле полагаться на вас. Полагаться полностью, целиком. В некотором роде даже сотрудничать.

— Я против своего мужа не работаю… — сухо произнесла Эльвира.

— Нет-нет, — Степаненко протестующе вскинул руку. — Это никак не касается вашего мужа. Если вы знаете, недавно, с неделю назад, убили молодого, перспективного ученого. Фамилия его была Колешко. Он мой друг. Я здесь без ведома, даже против воли своего начальства. Поэтому я заинтересован в том, чтобы ваш муж не знал о моем присутствии в Арсеньевске.

Эльвира пригубила бокал, но не поставила его на стол, нахмурилась. Вид у нее был самый потерянный. Степаненко отметил про себя, что правильно угадал момент этой своеобразной вербовки, вхождение в доверие. Трудно поставить бокал, когда стол накрыт, а впереди целый вечер.

И все-таки женщина бокал поставила. Степаненко насторожился. Он ожидал резкой отповеди. Вряд ли легкий шантаж тем, что произошло между ними, мог гарантировать то, что Эльвира сыграет роль информатора.

— Мой муж никогда не посвящал меня в свои дела, никогда не рассказывал о чем-либо, — Эльвира сделала паузу, губы ее дрогнули. — Я ровным счетом ничего не знаю…

«А может, она мне не помощник?» — пронеслась мысль.

— Поймите, я сама жертва…

Лицо Эльвиры болезненно искривилось, стало некрасивым, как у больного ребенка. Она могла расплакаться в любой момент. Степаненко видел перед собой слабую, измученную неизвестно какими проблемами женщину.

— Я же не говорю, что речь идет о вашем муже, — стараясь быть как можно убедительным, проговорил он. — Мне нужен человек, который хоть немного ориентируется в этом городе, знает людей.