Большая игра Слепого

Водрузив на нос чисто мужские очки в толстой роговой оправе, она бегло прочитала направление, подчеркнула пару строчек красным карандашом и наконец-то предложила Сиверову сесть. Несколько формальных вопросов, которые женщина задавала со скучающим видом, никого ни к чему не обязывали. Все ответы на них содержались в лежащих перед ней документах.

Еще через десять минут Глеб Сиверов, переодетый в больничную пижаму с черным штемпелем, получил на руки бумажку, где был указан корпус, номер палаты и фамилия лечащего врача, в распоряжение которого он поступал.

– Могу идти?

– Я вас проведу.

– До корпуса?

– Я сделаю все так, как надо.

Прием новенького прошел буднично, никак не затронув жизни больницы. Женщина проводила Глеба до двери, ведущей на территорию, открыла ее своим ключом и выпустила его из здания.

Сиверов еще стоял на крыльце, когда у него за спиной заскрежетал ключ. Трудно было поверить, что почти в самом центре Москвы может находиться такой тихий, забытый людьми уголок. Лужайки, аллейки, асфальтированные дорожки, скамейки, расставленные тут и там без всякой системы, невысокие, силикатного кирпича корпуса. Здесь никто никуда не спешил, больные прохаживались по аллейкам, сбивались в группки на перекрестках. Сиверов предварительно изучил у Потапчука план-схему больницы и ориентировался здесь великолепно. Чтобы попасть к своему корпусу, ему предстояло пересечь всю территорию лечебницы наискосок.

Никогда прежде Глеб не бывал в подобных местах даже в качестве простого посетителя. Чисто природное любопытство заставляло его идти медленно, прислушиваться к разговорам больных, присматриваться к ним.

Многие пациенты производили впечатление абсолютно здоровых людей. Разговоры о быте, о политике, хорошо обоснованные аргументы, толковые вопросы, толковые ответы. Но попадались и другие, в чьих глазах с первого взгляда читалось безумие. Этих было легко узнать даже издали, по походке – странной, немного разболтанной, – потому, как они озирались на ходу.

Сиверов вышел на небольшую заасфальтированную площадку перед одним из корпусов. Она чем-то напоминала войсковой плац, не хватало только трибуны и стендов. Здесь собралось человек пятьдесят больных, исключительно мужчин. Ветра почти не было, и на Сиверова то и дело наплывали облачка едкого дыма дешевых сигарет, сменяясь волнами чистого воздуха.

Совсем неподалеку от Глеба стоял странный субъект, одетый в военную форму старого образца, – не хватало только погон и кокарды на пилотке. Абсолютно безумные глаза мужчины были широко открыты, он даже не моргал.

– Кру-гом! – скомандовал себе больной, лихо развернулся, щелкнул каблуками и замер по стойке смирно. – Равнение направо! – скомандовал он себе, тут же выполнил команду и рявкнул:

– Шагом марш!

Высоко поднимая ноги, оттягивая носок, он картинно печатал шаг, продвигаясь по площадке. Когда ему нужно было свернуть, чтобы обойти препятствие, мужчина отдавал себе очередную команду:

– На-ле-во! На-пра-во!

Проходя мимо больных, мужчина не забывал прижимать руки по швам и поворачивать высоко задранную голову.

На него практически никто, кроме Глеба, не обращал внимания. Наверняка больной проделывал подобные трюки не первый месяц, а то и год, если судить по износившимся подошвам еще вполне крепких кирзовых сапог. Мужчина, чеканным шагом, приближался к Сиверову, шагал прямо на него, стуча подошвами сапог по асфальту – так, словно хотел, чтобы земля содрогнулась, а с фонарей упали шары стеклянных плафонов.

Невидящий взгляд скользил над головами людей.

– Левой! Левой! – приговаривал сумасшедший, надвигаясь на Сиверова.

Можно было отойти в сторону, можно было дождаться, пока больной сам свернет, скомандовав себе «на-лево!», но Глеб поступил иначе. Он негромко скомандовал:

– Взвод, стой! – и добавил. – Раз, два.

Сумасшедший, как и положено по строевому уставу, сделал еще два шага, щелкнул каблуками, а по команде «вольно» отставил правую ногу в сторону и чуть склонив голову на бок, посмотрел на Сиверова.

– Разойдись! – скомандовал Глеб.

Только сейчас он заметил, как молод мужчина. До этого он казался чуть ли не пятидесятилетним, хотя на самом деле, ему было лет тридцать – тридцать пять.

Взгляд больного сделался немного осмысленным, теперь он, во всяком случае, видел Сиверова.

Несколько сумасшедших украдкой посматривали на Глеба, ожидая продолжения.

– А теперь упал, отжался! – прозвучал у Глеба за спиной низкий грудной голос.

Псих, изображавший из себя военного, стал клониться вперед, на какой-то миг замер под таким углом, который противоречил закону земного притяжения, о котором сумасшедший явно не имел ни малейшего понятия, а затем упал на асфальт, выставив перед собой руки, и принялся быстро-быстро отжиматься.

– Отставить! – зло произнес Глеб и обернулся.

Сумасшедший замер, чуть приподнявшись на полусогнутых руках.

– Чего ты? Псих, что ли?

На Сиверова смотрел здоровенный детина в спортивных штанах с лампасами, в кроссовках сорок шестого размера и в просторном дорогом свитере. На его пальцах виднелись перстни-наколки – в них-то агент по кличке Слепой разбирался довольно прилично, хотя и не так, как работник уголовного розыска. Перед ним стоял не авторитет, не вор в законе, а обыкновенный бык из бригады, который в обход иерархии нацепил себе на шею толстую золотую цепь, хотя имел право на ношение максимум серебряной, да и то не очень толстой.

– Ты чего лезешь, а? – пока еще разговор велся в достаточно дружелюбных тонах. – Всю потеху братве испортил. Псих, что ли?

Сиверов окинул взглядом мужчину, обращавшегося к нему.

«Небось влип где-нибудь в историю и боится, что его возьмут. Вот и закосил в дурдом. С виду он вполне нормальный, если, конечно, можно считать тупого уголовника нормальным человеком».

– Я сказал: упал, отжался! – с гнусной ухмылкой повторил уголовник, в упор глядя на сумасшедшего в военной форме.

– Отставить, – скомандовал Глеб.

Несколько санитаров, дежуривших на площадке, с интересом посматривали на спорщиков, но вмешиваться не спешили. Один из них подмигнул собратьям:

– Видишь, нарывается.

– А мы пока лезть не будем. Драка начнется, вот тогда.

Но бандит вовремя вспомнил о том, что лучше не демонстрировать агрессивность на глазах у свидетелей: как-никак, он попал в психиатрическую клинику для того, чтобы отсидеться. Но и терять извращенно понимаемое достоинство ему не хотелось. Короткая толстая шея побагровела от прилившей к ней крови, причем, как ни странно, лицо бандита при этом оставалось бледным как смерть.

– Меня Колям зовут, понял? – он вплотную приблизился к Глебу, навис над ним и сжал кулаки.

Сиверов чуть отвел правой рукой полу куртки, прикрываясь от санитаров, и нанес резкий короткий удар кулаком в живот бандиту. Рука мелькнула так быстро, что этого движения никто не успел заметить. Естественно, кроме Коляна, который вдохнул, а вот выдохнуть уже не мог. Его глаза округлились от боли, он покачнулся, но на ногах устоял, смог найти в себе силы, чтобы не согнуться пополам – такого унижения он бы не пережил.

– Запомни, с кем связываешься, – почти не шевеля губами, проговорил Глеб.

Санитары вновь переглянулись:

– Чего это Колян стоит и не шевелится?

– Хрен его знает! Может, запугать хочет.

– Я тебя еще достану! – пробормотал бык, наконец-то обретя возможность дышать.

Воздух врывался в него с надрывным свистим, выходил с хрипом.

– Попробуешь – еще нарвешься.

Сиверов достал пачку сигарет и угостил сумасшедшего, вообразившего себя военным.

– Все, рядовой, перекур. Даю тебе увольнение до отбоя.

Тот глупо улыбался, глядя на протянутую пачку.

– Я таких не курю, товарищ командир.

– А что, плохие разве? – в руках у Сиверова была пачка «Мальборо», с виду почти такая же, какие продаются в киосках на каждом углу. Но если бы кто-то вздумал посмотреть на нее повнимательнее, то обнаружил бы разницу: на пачке Сиверова не было одной короткой надписи мелкими буквами «Только для продажи за пределами Соединенных Штатов».