Холодная ярость

В сумочке у шатенки записная книжка имелась, и Марина передала ее Вербину, принявшемуся с интересом медленно переворачивать страницу за страницей. Иногда по ходу просмотра задавал проститутке вопросы.

– А это кто такой? – спрашивал он, указывая на непонятное имя с телефоном. – Дядя, говоришь? Проверим… Двоюродный? Ну, посмотрим… Что это за бумажка? – вытащил он из-за отворота обложки что-то свернутое, похожее на финансовый документ.

– Квитанция, – мрачно ответила шатенка, качая ногой, и отвернулась. – Не трудитесь. Всего лишь квитанция из сберкассы.

– Об оплате? – уточнил Вербин, вглядываясь в неразборчиво написанные слова, которые поясняли цель платежа. – За что произведена оплата?

– Это за детский садик, – неохотно пояснила женщина, с досадой отворачиваясь в сторону. Ее сильно накрашенное лицо сделалось совсем замкнутым и отрешенным. – Не выбрасывайте, – нервно сказала она. – Завтра последний день платежа. Если я утром не принесу, дочку в садик не возьмут, мне уже сказали.

– Поня-я-тно, – после некоторого замешательства протянул Вербин и сунул квитанцию обратно. – Раньше никогда не задерживалась? – тут же поинтересовался он, вглядываясь в лицо проститутки. – Что-то мне твоя внешность знакома… В гостинице «Палас» в прошлом месяце не ты попадалась? А, подруга?

В этот момент он тряхнул зажатой в руке записной книжкой, и оттуда высыпались несколько ярких картонных кружочков, тут же разлетевшихся по полу.

– А это еще что? – Вербин поднял один из кружочков, рассматривая его. – Для чего предназначено?

Лукоморов тоже поднял кружочек, подозрительно принялся разглядывать его на свет.

– Вроде презерватива, что ли? – засмеялся он. – Новый фасон?

Проститутка угрюмо молчала, упорно глядя в сторону и сурово поджав размалеванные губы.

– Не понимаю, – растерянно заявил майор, крутя в руке пеструю картонку.

Потом так же вопросительно взглянул на Лукоморова, но тот недоуменно пожал плечами и швырнул кругляшок с картинкой на стол. – Что это такое? Объясняй немедленно. Слышишь, красотка, не дури!

Женщина не промолвила в ответ ни слова. Она так же сумрачно сидела на стуле, только пальцы ее нервно без остановки теребили край кофточки. Она глядела в пол и не поднимала головы, как партизанка на фашистском допросе.

– Это кэпсы, – негромко сказала Марина. – Игра такая у детей. Вот этот как раз считается самым ценным – «Незнайка на Луне»…

Она не добавила, что в этот день снова забыла купить точно такие же для своего сына.

Когда Марина в ту ночь вернулась домой, она не сразу легла спать. С удовлетворением отметив про себя, что Артемка, слава богу, научился засыпать без нее, она поцеловала его спящего и вышла, притворив за собой дверь.

За окнами была непроглядная тьма. Ночной ветер, врывавшийся через открытую форточку, шевелил занавеску на окне, и на сердце у Марины было тягостно и неспокойно. Она старалась стряхнуть с себя воспоминания о прошедшем вечере, об облаве, в которой участвовала, и, чтобы забыться окончательно, уселась рисовать. Клоун получился крупный, с широкими плечами и мясистым носом, как у морского льва. Марина развела акварель и разрисовала клоуна поярче – кафтан сделала розовым, штаны – в синюю полоску, а колпак желтый с серебряными звездами по всему полю. Когда рисунок уже приближался к концу, она подумала, что можно завтра подарить его Артемке – пусть повесит над своим столом рядом с другими. По насыщенности цветами клоун обещал выйти нарядным, смешным.

А когда закончила и взглянула в целом на дело своих рук, то сокрушенно покачала головой. Нет, правильно она сделала, что не стала художником! Не умеет она преодолевать своего настроения, все ее внутреннее состояние выражается в этих рисунках, ничего не удается скрыть. Себя не преодолеешь: все в клоуне было хорошо и ярко, вот только лицо его выглядело перекошенным и даже каким-то печально-зловещим.

«Нет, – решила Марина. – Не стоит дарить это Артемке. Вот появятся положительные эмоции, тогда уж и нарисую как надо». Она порвала лист на мелкие кусочки и тщательно запихала их в мусорное ведро. Потом на последнем обрывке бумаги написала крупными буквами «Кэпсы» и засунула его в удостоверение личности – чтобы назавтра уж точно не позабыть о просьбе сына.

Глава третья

Когда стрелки часов показали ровно шесть, Вербин толкнул дверь магазинчика «Интим» и вошел внутрь. Звякнул колокольчик, и, таким образом, появление нового покупателя не прошло незамеченным.

За прилавком стоял все тот же парень, с которым Владимир уже успел познакомиться недавно. Он, несомненно, узнал его, однако никак не проявил этого.

«Конспирация, – усмехнулся майор, пряча довольную улыбку в приклеенной бороде. – Если делает вид, что не узнает, значит, что-то сейчас будет».

Он прошелся вдоль прилавка, прислушиваясь к разговору продавца с очередным покупателем, потом отошел подальше, сделав вид, будто разглядывает выставленные на витрине видеокассеты. Так прошло минут пять. Один покупатель сменился дру. гим, а продавец все не реагировал на появление уже знакомого ему любителя педофилии. Он чего-то ждал.

Ждал и Вербин, приглядываясь к входящим в магазин людям. По опыту он знал: тот, кого он поджидает, может выглядеть как угодно. В конце концов продавец подпольных видеокассет может оказаться мужчиной преклонных лет, женщиной и даже ребенком.

Наконец от прилавка отделился высокого роста мужчина и неторопливой походкой направился в тот угол, где стоял Вербин. С продавцом до этого мужчина ни о чем не говорил, так что надо полагать, тот попросту указал на Владимира глазами.

– Вы что-нибудь ищете? – вежливо спросил подошедший, и лишь тогда Вербин вскинул на него глаза.

«Хорош! – отметил он. – Прямо красавец! Кто бы мог подумать».

Хотя тут же сказал себе, что каждый раз, когда приходится иметь дело с сексуальными извращенцами, удивляешься тому, насколько не похожи многие из них на те образы, которые в подобных случаях рисует воображение.

Кажется ведь, что педофилом должен быть непременно человек преклонных лет, с отвисшими слюнявыми губами и полумаразматическим блеском в глазах. Он должен выглядеть неопрятно, как безумец, неспособный следить за своим внешним видом.

А стоявший сейчас перед Вербиным человек выглядел настоящим богатырем, причем абсолютно психически нормальным и жизнерадостным, ростом под два метра, косая сажень в плечах, а во всю щеку – здоровый пылающий румянец. Просто Илья Муромец какой-то!

Одет он был не просто хорошо, а даже богато, Вербин подумал, что незнакомец, вероятно, вполне соответствует идеалу современного мужчины. Белый дорогой плащ, облегающий стройную мускулистую фигуру, шелковое кашне на крепкой шее без признаков морщин, черные кожаные перчатки, зажатые в руке, – все это были несомненные признаки человека обеспеченного, довольного жизнью и вообще приличного члена гражданского общества, каким его изображают в рекламных роликах по телевизору.

– Вы что-нибудь ищете? – повторил незнакомец, решив, видимо, что Вербин его не расслышал. – Что-нибудь необычное?

Голос у него был низкий, грудной, а речь выдавала образованного человека.

Конечно, Россия – не Англия, где можно с первого слова определить социальное происхождение человека, степень его образования и положение в обществе.

Конечно, в России с первого слова определить такое нельзя, но с пятого – можно.

Наверное, филологи могут точно объяснить, по каким признакам в речи это делается, однако майор Вербин был практиком, и обычный жизненный опыт общения со многими людьми научил его определять такое интуитивно.

А раз перед ним именно такой собеседник, то и обхождение с ним должно быть соответствующим.

– Ищу, – столь же вежливо ответил Владимир, приглаживая левой рукой бороду, которая не вполне надежно держалась на подбородке. – Видите ли, – продолжил он негромко, переходя на шепот и намеренно озираясь по сторонам: