Русский Рэмбо для бизнес-леди

– Не в этом дело. "Де Бирс" приходит на все готовенькое, а тут надо вкладывать капитал в добычу и инфраструктуру. Вот Коробов и задумал объединить капитал некоторых "новых русских" и выхватить под носом у американцев эту Эльдораду.

– Не знала, что папаша в лучших советских традициях продолжает в Африке соперничество с американцами, – опять засмеялась Ольга. – А что об этом сами тарзанийцы думают?

– Танзанийцы, – поправил Костров. – В том-то все дело, голубушка. Они хотят иметь дело не с китайцами и американцами, а с нами. Почти вся их нынешняя элита если не говорит по-русски, то хорошо понимает.

– Учились у нас?

– В вузах, военных академиях, аспирантурах. У нас они прошли, так сказать, и идеологическую подготовку.

Кроме того, мы не были в Африке работорговцами, как американцы, и колонизаторами, как европейцы.

– Если папашино дело не лопнет как мыльный пузырь, то дивиденды оно принесет лет эдак через десять… Как же быстро он рассчитывает получить на мой капитал скорую и сумасшедшую прибыль?

– Танзания забита гнилым китайским товаром или дорогим американским и европейским. Мы могли бы сбыть туда через фирму "СКИФЪ" наши добротные, но дешевые неликвиды. В том числе неликвиды наших воинских складов. Кстати, я прямо из Цюриха махну через Найроби в Дар-эс-Салам для предварительных переговоров на эту тему. Поняла, голубушка, какая голова у твоего папаши?

– Не голова, а компьютер, – засмеялась Ольга и, отпив "Кампари", проворковала:

– Но, мон женераль, я дама на головку слабая, мне нужно время, чтобы.., чтобы обдумать его просьбу.

– Обдумай, голубушка, но учти – свято место пусто не бывает, – снисходительно кивнул Костров.

"Ай да папашка! – усмехнулась Ольга своим мыслям. – Девчонкой еще мне вдалбливал: "Не верь никому, даже отцу родному!" А теперь перевести на тебя то, что заработано многолетним хождением по лезвию бритвы?.. Это все равно что голову положить в пасть крокодила… Ха-ха!.."

В августе девяносто первого года по чьему-то приказу свыше, а может быть, и по велению собственного чувства самосохранения Виктор Иванович Коробов за четыре дня до путча ГКЧП спешно покинул Страну Советов и прочно осел в Цюрихе.

Сразу же после путча при весьма загадочных обстоятельствах "сиганули" из окон своих номенклатурных квартир Павлов и Кручина – два бывших шефа Общего отдела ЦК, унеся с собой на тот свет многие тайны. В том числе и тайны вкладов партии в зарубежные банки. То, что Виктор Иванович Коробов владеет этими тайнами или по крайней мере частью их, было для многих, в том числе и для его дочери Ольги, секретом полишинеля, но выяснить что-то у отца она никогда не испытывала желания.

Оказавшись в Швейцарии, бывший "слуга народа" с удовольствием сменил униформу партийных клерков – скромный серый костюм в полоску – на тройку от Версаче, цековский "членовоз" – на "Мерседес-600", а закаленные, как сталь, коммунистические убеждения – на буржуазное загнивание: с вышколенными лакеями и поварами, с конюшнями породистых лошадей, с шикарными яхтами и с закрытыми от посторонних глаз клубами для особо избранных, в которых за чашкой кофе или за бокалом шампанского решаются порой судьбы целых народов.

В Швейцарии Виктор Коробов осел в одном из пригородов Цюриха. Устроившись в шикарной вилле, возведенной в стиле раннего Ренессанса, и заявив Ольге, что той надо думать о карьере, а не о пеленках, затребовал к себе полуторагодовалую внучку.

Время после путча ГКЧП было бурное, шальное.

Бушевали на улицах и площадях митинговые страсти, взлетали и падали кумиры ошалевших от свободы толп, в воздухе носился призрак гражданской войны.

Хотелось везде успеть, быть в эпицентре событий, а дочь сковывала свободу действий Ольги. И она с легкостью согласилась отдать Нику отцу, несмотря на слезы и протесты своей матери.

Коробов поместил внучку в один из самых престижных пансионов и далее мало интересовался воспитанием ребенка. На просьбы Ольги и ее матери прислать Нику на каникулы в Москву он неизменно отвечал отказом и не разрешал Ольге часто навещать дочь в Швейцарии. Отдавая Нику отцу, Ольга знала, что тот ничего не делает без пользы для себя, но смысл его поступка дошел до нее много позже – с помощью Ники в сделках с оружием держать строптивую дочь на коротком поводке.

Отношения между папашей Коробовым и его дочерью никогда не отличались особой теплотой, но черная кошка между ними пробежала, когда отец развелся с оставшейся в Москве без средств к существованию женой, матерью Ольги, и скоропалительно женился в Цюрихе на молоденькой секретарше, происходящей родом из разорившейся вдрызг германской ветви остзейских баронов Унгерн фон Штернберг. На пятьдесят пятом году его жизни пухленькая немочка-баронесса одарила его наследником, нареченным Карлом в честь какого-то ее воинственного далекого предка.

"Интересно, в какую веру окрестишь, папашка, своего долгожданного наследника? – размышляла Ольга. – В лютеранскую, как у твоей немочки, или в нашу – православную?.. Впрочем, твоя вера, милый папочка, – доллары, фунты, марки… Ни богу свечка, ни черту кочерга", – зло усмехнулась она.

На крестины пятилетнего потомка косопузых рязанских мужиков-лапотников и надменных прусских баронов папаша Коробов пригласил из России еще десятка два "новых русских", повязанных с ним узами более крепкими, чем толстые корабельные канаты.

И не в тайном масонстве тут было дело.

Ольга отлично знала, что холеные господа, развалившиеся в креслах салона первого класса, именно ее отцу обязаны их нынешними финансово-промышленными пирамидами, группами, компаниями и концернами. Их сумасшедшими счетами в банках Европы и Америки. Их безвкусными, роскошно обставленными виллами и дворцами, разбросанными по нищим подмосковным весям.

Сидя безвылазно в Швейцарии и лишь время от времени покидая ее для чтения лекций по современной истории в университетах Старого и Нового Света, папаша Коробов и иже с ним именно через этих "новых русских" тайно и умело влияли на новейшую историю не такой уж далекой исторической родины.