Платит проигравший

Окна первого этажа находились на высоте вытянутой руки. Не торопясь я начал обход дома. Массивная кованая дверь черного хода была заперта изнутри, центральный вход также оказался запертым. Отлично. -Детки в ловушке. Я продолжил осмотр. Нашлось окно, которое забыли закрыть. Такое всегда находится. Немного усилий, и мне удалось взобраться на карниз. Я нажал на раму плечом, она поддалась и, скрипнув, открылась. Я очутился в пыльной комнате, заставленной картонными коробками с этикетками бразильского кофе. Они были пустыми и неизвестно сколько времени простояли здесь.

Единственная дверь вывела меня в помещение, напоминающее лабораторию. Длинные столы заставлены колбами, пробирками, спиртовыми горелками, аптекарскими весами и прочими склянками. Как и в предыдущей комнате, все здесь было устлано толстым слоем пыли.

Мне понадобилось не менее десяти минут, чтобы обследовать этаж, но признаков жизни обнаружить не удалось. В тот момент, когда я находился возле лестницы и уже поставил ногу на ступеньку, сверху послышался какой-то странный звук, будто кто-то отскочил в сторону. Значит, жизнь в этом склепе существует. Я затаился. Тишина. Основное действие спектакля предполагается разыгрывать наверху, и выжидать — значит упустить момент. Я быстро поднялся на второй этаж, словно пробежал по скрипучим сугробам, но встретил лишь мрачную пустоту и три двери. Одна из них была приоткрыта. Резкий бросок — и я в комнате с револьвером в руках. Ставни закрыты, мрак и отвратный запах.

— Не шевелиться! — рявкнул я, ничего не видя. Мне никто не ответил, только звон стоял в ушах. Пошарив по стене, я нащупал выключатель и зажег свет. Одинокая лампочка без абажура осветила комнату. Белые стены, посередине кровать, на которой кто-то спал. Я подошел ближе. Не имело смысла сверять Эрвина Кейлеба с фотографией, это был он. Но поговорить нам уже не придется. Передо мной лежал труп. На белоснежной сорочке в области сердца расплылась красная клякса с черной дырой от пули. То, что осталось у меня от души, давно покрылось мозолями, но я почувствовал, как дернулись жилки на виске.

Я готовил себя к встрече, но представлял ее иначе. Нагнувшись, я поднял свисавшую над полом руку; но пульс искать не стал. Она была ледяной. После выстрела прошло не менее суток. Точнее определит вскрытие. Стреляли в упор, на рубашке осталась гарь от пороха. Странным казалось то, что покойник был мокрым, словно его сначала искупали в ванной, а потом пристрелили. И сделали это не здесь — на кровати ни одного кровавого пятна.

Из коридора послышался треск, затем шаги и стук каблуков по лестнице. Я пулей выскочил из комнаты. Внизу заскрежетал засов, и следом тяжело хлопнула дверь. Сломя голову, я бросился к выходу. Ударив ногой дверь, я понял, что в ловушке оказался сам. Меня заперли снаружи. Пришлось выбивать стекла и выпрыгивать в окно. Время упущено и устраивать погоню не имело смысла. Задыхаясь, я побежал по тропинке к калитке. Возле машины меня ждал новый сюрприз. Хэйзл Кейлеб исчезла.

2

Конечно, все можно валить на джин, который я выпил утром. Обычно я не пью во время работы, но если посмотреть на вещи трезвыми глазами, то с самого начала я допустил кучу промахов. И дело тут не в количестве долларов, а в собственной заплесне-велости. Наверное старею, только сознаться в этом боюсь. Но сколько не бейся башкой о стену, исправить положение невозможно.

Сидя в машине, я чего-то ждал. Возможно, Хэйзл вышла прогуляться? Чушь, конечно, но я посигналил на всякий случай. Все выглядело так, будто меня выбросило на необитаемый остров. На мои призывы никто не откликался, кроме глухого и протяжного эха.

Я включил двигатель, и взявшись за ручной тормоз, заметил на полу сумочку своей клиентки. Что могло ее так напугать, если она сбежала, оставив свои побрякушки? Не она ли заходила в дом? Эту идею пришлось отбросить. Двери были закрыты изнутри и войти она могла только тем же путем, что и я. К тому же шорох я услышал как только попал в дом, и доносился он со второго этажа.

Сидеть возле дома, где проживает труп с привидениями, не лучшее времяпрепровождение. Необходимо вернуться в город и попытаться выстроить хоть какую-то логическую цепочку. Чем больше я ломал себе голову над этой историей, тем больше она мне не нравилась.

Добравшись до центра где-то через час после посещения Камер-Холла, я зашел в бар и забаррикадировался в телефонной будке.

На визитной карточке Хэйзл значился домашний телефон.

Трубку сняли после пятого гудка. Мужской голос лениво произнес:

— Слушаю вас.

— Могу я поговорить с миссис Кейлеб?

— К сожалению, ее нет дома.

— Извините, с кем я разговариваю?

— Это ее сын.

— Не подскажете-давно ушла ваша мать?

— Утром, вероятно. Я вернулся в двенадцать, но ее уже не было.

— А с мистером Кейлебом я могу поговорить?

— Он в отъезде. Позвоните ему в контору, вам скажут точно, когда он вернется.

— Извините за беспокойство.

Я достал платок и вытер вспотевший под шляпой лоб, после чего вырвался из душной будки и вернулся к машине. В конце концов, черт с ней, Хэйзл сама меня найдет, это в ее интересах. Самым трезвым поступком было бы позвонить в полицию и сообщить об убийстве, но покойника они на ноги не поднимут, а меня возьмут за жабры. Кучу времени придется выбросить кошке под хвост. Сейчас не тот момент. В первую очередь следует выскочить из скорлупы болвана и получить немного информации из других источников. Когда имеешь несколько взглядов на одну и ту же вещь, превращаешь их в цифры и начинаешь заниматься арифметикой. Два плюс три получается пять, а это уже результат. Правильный он или нет — дело десятое, арифметика точная наука в отличие от логики, и ошибку можно найти в результате проверки. Язык цифр имеет большое значение, если уметь им пользоваться. По итогам первой половины дня в главные герои выбился Эр-вин Кейлеб, но он превратился в молчуна и ни один инквизитор не способен развязать язык человеку, сменившему климат. Я решил начать с концерна Кейлсба, адрес которого знают все дети в нашем городе.

Огромная приемная, где царит чистота, роскошь и симметрия. Дверь справа, обитая кожей, дверь слева словно отражение в зеркале, стол справа — миленькая машинисточка долбит по клавишам, как заяц по барабану, стол слева пустует, пишущая машинка накрыта чехлом. Стол между двумя большими окнами не имел отражений. Это центр. На обеих дверях внушительные бронзовые таблички. На табличке, под которой работала машинистка, значилось: Рэндел Хардинг, напротив — дверь кабинета Эрвина Кейлеба. Закончив беглый осмотр, я направился к центральному столу, за которым сидела женщина и наблюдала за мной с момента моего появления. Хотя она сидела против света, ее глаза изумрудного цвета необыкновенно сияли. Я всегда считал изумруд камнем холодным, но эти изумруды горели и могли ослепить самого стойкого отшельника, давшего обет безбрачия. В остальном дама оставалась в пределах заурядности. Относительно правильные черты лица, умеренное количество косметики, пепельные волосы, уложенные волнами и милый, чуть вздернутый носик. На вид ей не больше тридцати пяти и она смахивала на стареющую фею.

— Мне хотелось бы повидать мистера Кейлеба, — начал я, подходя к столу, заставленному разноцветными телефонами.

— Добрый день, — почти ласково ответила фея. — Мистер Кейлеб в отъезде. Вам лучше прийти через пару дней. По какому вопросу вы хотите обратиться к президенту концерна?

— По очень важному и конфиденциальному. Огонек в глазах начал слабеть, но голос все еще оставался теплым и вкрадчивым.

— Ничем не могу вам помочь.

— Вы его секретарь?

— Секретарь концерна Глэдис Фоули. Вы, как я догадываюсь, представляться не будете.

— Правильно догадываетесь. Не хочу засорять вашу голову лишней информацией.

— В таком случае я не смогу записать вас на прием.

— Мистер Кейлеб примет меня без записи. Мы старые приятели.

Она мне, разумеется, не поверила. Как только я появился, мне дана была соответствующая оценка. Бьюсь об заклад, эта дама знает, сколько стоит мой костюм, ботинки, галстук, и какое количество мелочи лежит в моем кармане. Артачиться бессмысленно. Однако у миссис Фоули хватило такта не подчеркивать своих выводов.