Адская машина

— Работа для мастера на один вечер, — сказал Стерн. — Сегодня все и закончишь. По рукам?

Василич снял матерчатые рукавицы, развязал тесемки фартука и задумчиво почесал затылок. Стерн открыл ворота, загнал на участок машину, открыл задние дверцы, показал рукой на доски, пенопласт и пленку. Затем вытащил из фургона детскую коляску, зажатую между досками и пенопластовыми панелями. Поставил ее на траву. Присев на корточки, стал тряпкой стирать пыль с хромированных деталей, колес и пластикового верха.

— Коляска-то для кого? — спросил хозяин.

— Собираюсь скоро отцом стать. Вот и готовлюсь к этому делу. Потихоньку. Коляску купил. Нравится?

— Коляска как коляска, — равнодушно ответил Василич. — Ты ведь вроде не женат.

— Вообще-то я женат. Но брак не регистрировал.

Василич, сбитый с толку, покачал головой.

— Ну, берешься за работу? — спросил Стерн. — В кабине дрель и длинные шурупы.

— Вагонка сырая.

— Черт с ней.

Хозяин решился на главный вопрос.

— Сколько?

— Если до вечера сделаешь — сто долларов, — объявил Стерн.

— Годится. Сделаем. В лучшем виде. Собирайся в магазин.

Стерн подкатил коляску к дому, поднял ее на ступеньки крыльца. Закатил в проходную комнату и оставил стоять у окна. Отпер свою комнату и тихо выругался.

Перед отъездом в Москву он положил возле самого порога, между второй и третьей половицей, кусочек бумаги. Если бумажка будет лежать, где лежала, значит, Василич сюда не заглядывал. Сейчас тот бумажный клок отлетел аж под железную койку. Ветром, сквозняком бумагу сдуть не могло, форточка в комнате Стерна и окна в доме закрыты.

Значит, хозяин совал сюда нос, видимо, у него есть дубликат ключа от комнаты постояльца.

Стерн распахнул створки шкафа, вытащил сумку, дернул застежку «молнии». Конечно, с его стороны было глупо, неосмотрительно хранить стволы в доме. Но на то, чтобы оборудовать мало-мальски надежный тайник, нужно время.

Да, по всему видно, что Василич в сумку заглядывал. Оружие лежало по-другому, иначе. Разумеется, ничего не пропало, но от этого не легче. Убрав сумку обратно в шкаф, Стерн бросил на подушку почтовый конверт, снял пиджак и рубашку, повесил одежду на спинку стула. Запер дверь, сел на кровать.

На ощупь конверт совсем тощий и мягкий. Видимо, письмишко не более одной страницы. Перочинным ножичком Стерн аккуратно вскрыл конверт, тем более что заклеен он был так себе.

Интуиция не подвела, письмо Василичу пришло от сына, который якобы кормил в тайге озверевших комаров. Вот она, его тайга: исправительно-трудовая колония! Стерн стал читать неровные рукописные строчки, кое-как накорябанные на листке.

«Здравствуй, батя! У меня все в норме. На жизнь жаловаться грех, потому что Чувашия вполне приличное место. Это не Ухта и не Магадан, а карточные долги на мне больше не висят. Короче, скоро вернусь.

Не могу заказать с тобой междугородние переговоры по телефону, потому что денег — ни копья. Ты писал, что хочешь меня встретить. Это было бы неплохо, даже хорошо. В тех лохмотьях, что остались с воли, стыдно показываться на людях. На каждом шагу станут тормозить и требовать портянку с печатью, которую мне выдадут вместо паспорта.

10 августа звенит последний звонок. Меня выпустят из санатория в полдень, напротив зонной вахты автобусная остановка и магазин. Жди меня на остановке, если не будет дождя. Купи и привези спортивный костюм, кроссовки, какую-нибудь рубашку или что.

В Малаховке жить не стану. Возможно, заберу свои «Жигули» и сразу же уеду. На днях получил маляву от одной заочницы, ждет. Она заведует производством в одной питерской столовой. При этой девочке я пока буду в шоколаде, а потом что-нибудь подвернется. Заранее благодарен. Кстати, добираться сюда из Москвы меньше суток.

Твой непутевый сын Сева».

Дальше следовал постскриптум: число и месяц, адрес колонии, подробная инструкция, как доехать до места на перекладных. И еще обещание по выходе на волю устроить крепкую пьянку.

Засунув письмо в конверт, Стерн слюной подклеил его, затем надел шорты, майку, парусиновые тапочки и отправился в магазин. Василич уже выгрузил из «Газели» доски, пенопласт и пленку, измерил габариты кузова рулеткой и собирался приступать к делу.

— Уже собрался? — бодро крикнул Василич из кузова.

Стерн на секунду остановился, недобро глянул на хозяина.

Теперь этого мудака лучше не выпускать за пределы участка. Сам себе могилу вырыл. Язык без костей, любому собутыльнику брякнет, что постоялец его хранит в доме целый арсенал. И еще что-нибудь от себя приплетет.

— Собрался, — сквозь зубы процедил Стерн, вышел за калитку и опустил письмо в почтовый ящик. Постоял с минуту, приоткрыл калитку.

— Тут письмо в ящике лежит, — крикнул он хозяину.

— Письмо? — то ли обрадовался, то ли смутился хозяин. — Ладно, сейчас достану...

Глава двадцать вторая

Москва, Сухаревка. 30 июля

Лидия Николаевна, старшая сестра Людовича, по мужу Тягунова, пенсионерка, вдова, детей не имеет. В прежние времена заведовала канцелярией в главке, несудима, на учете в психдиспансере не состоит. Проживает в двухкомнатной квартире в старом пятиэтажном доме. Вот, собственно, то немногое, что удалось узнать об этой женщине.

Боясь, что не застанет Тягунову дома, Колчин обрадовался, когда услышал в трубке ее голос. Но еще оставалась опасность нарваться на вежливый отказ от встречи. Или отказ не слишком вежливый. Представившись ответственным работником Государственного комитета по строительству, Колчин сказал, что есть совершенно срочный неотложный разговор, который нельзя доверить телефону.

Добившись приглашения в гости без излишних уговоров, Колчин заскочил домой, на Симоновскую набережную, принял душ. И долго копался в шкафу, выбирая, что надеть, чтобы произвести впечатление крупного чиновника, способного принимать самостоятельные решения. Колчин остановил выбор на сером летнем костюме, однотонной светло-голубой рубашке и темном с электрической искоркой галстуке. По дороге он купил коробочку шоколадных конфет и торт.

Дверь Колчину открыла женщина лет шестидесяти, высокая, худая, как доска, с острым безвольным подбородком и аккуратно уложенными седыми волосами. Колчин протянул хозяйке гостинцы, чем сразу же завоевал ее расположение.

— Что вы, не стоило так тратиться, — запричитала она.

Скинув ботинки, Колчин прошел в комнату, давно не знавшую ремонта. Присев на стул, Колчин снова повторил, что занимает должность начальника управления капитального строительства на транспорте, а к Тягуновой его привело неотложное дело.

— Я помню, — кивнула Тягунова. — Вы все это по телефону сказали.

Женщина принесла гостю чашку бледного теплого чая, поставила на стол вазочку с дешевой карамелью и печеньем. Хотела разрезать торт, но Колчин остановил ее.

— Совсем не ем сладкого.

Он сделал глоток безвкусного чая и начал свой рассказ. В настоящее время начато масштабное строительство и реконструкция объектов железнодорожного транспорта. Министерство путей сообщения силами своих подрядных организаций с задачей не справляется, поэтому помогать путейцам будет Госстрой. Речь идет не только о возведении новых зданий вокзалов, но и создании всей сопутствующей инфраструктуры. В частности, железнодорожных депо, трансформаторных станций и множества жилых объектов. Обновление, а точнее сказать, возрождение транспорта — сейчас едва ли не приоритетная государственная задача, которой подчинены...

Тягунова вежливо, но безучастно кивала, теребя беспокойными пальцами пуговку на платье, и все не могла понять, какое отношение к ней, скромной пенсионерке, имеют грандиозные государственные планы. Однако прерывать речь большого начальника своим наивным вопросом не осмелилась. Только сказала:

— У меня брат строитель...

— Я ведь как раз о нем и пришел поговорить, — приступил к делу Колчин. — Ваш брат — высококлассный специалист, еще не стар. У нас затеваются грандиозные строительные проекты, десятки объектов под ключ. Короче говоря, ознакомившись с послужным списком Евгения Дмитриевича, я решил на это масштабное дело поставить его. А это очень большие деньги...