Киллер навсегда

— До скольки у него рабочий день?

— До пяти.

— Сергеич, мне становится страшно, когда я представлю, сколько нам здесь сидеть.

— Зато Катышева нет…

— …и полная фляга водки. Это меня успокаивает больше.

— Первый раз, что ли?

— Ну да, если посчитать, я, наверное, лет десять в засадах провел. Иногда подумаешь — и на что я жизнь грохнул?

Локтионов раздвинул жалюзи на окне своего кабинета, сел за стол.

— Эх, Сергеич, на телефон бы к нему «повиснуть»!

Время тянулось… Надоело курить, потом — разговаривать. Родионов, несколько раз приложившись к фляге, сказал сам себе: «Хватит!» — и заметно помрачнел. Посетители в «Полюс» почти не наведывались, Локтионов сидел за столом, хорошо видимый с улицы, перекладывал бумаги, кому-то звонил, работал с компьютером.

Мелькала секретарша Леночка, заехал начальник производства Федоров — посетил кабинет шефа, пофлиртовал с Еленой и отбыл на красной «фелиции», прихватив с собой кого-то из работников.

— О-па, началось! — напрягся Родионов, когда Локтионов, посмотрев на часы, решительно встал, подтянул галстук и опустил жалюзи. — Смотри, сейчас выйдет!

Не вышел. Опера уставились на обе — основную и запасную — двери «Полюса», косились на «форд», но миновал час, сгорели нервные клетки, кончились сигареты — а Локтионов как ни в чем не бывало открыл окно, благодушно осмотрел улицу и сел за стол.

— Трахался он там, что ли? — пробормотал, откидываясь на спинку кресла, Родионов. Помолчав, добавил:

— Я сейчас пойду и чисто конкретно набью ему хлебальник. Он что, нас за мальчиков держит? Думает, мы в игрушки играем? Он — полноправный член крутой оперативной разработки и должен поступать согласно утвержденной главком роли, а не играть в самодеятельность. Бар-ран тоскливый!

Как будто услышав последнее определение, Локтионов встрепенулся и задумчиво посмотрел в окно. Взгляд у него и правда был тоскливым.

— Сколько нам еще осталось, Сергеич?

— Сейчас без четверти три.

— Я сдохну, наверное. Что он, что Кольская — никаких понятий о порядочности. И с такими мы надеемся построить правовое государство? Борисова помнишь? Дал я задание своим людям. Тишина пока. Но прежде, говорят, баловался такими штучками. Если идет изъятие крупной партии, то себе немного отсыпет — и продает. Не сам, конечно…

— Да часто ли отделения крупные партии изымают? Сам вспомни! Как правило, одна мелкота идет. На этом не разживешься…

Родионов почему-то обиделся и продолжать диалог не захотел.

Наконец директор Локтионов собрался, строго указал Леночке на беспорядок в бумагах и вышел из офиса; секретарша показала спине шефа оттопыренный указательный палец и скорчила рожицу.

— А саквояж-то он оставил. Смотри, один кейс взял, — торжествующе отметил Родионов. — Значит, будет игра. А эт-то что еще за клоун?

По противоположной стороне улицы, неся перед собой алую розу, вальяжно двигался Хмаров в белом плаще и черной шляпе с полями шире плеч.

— Или это сам вымогатель, или он отвлекает наше внимание, а директора сейчас покрошат из автоматов…

Локтионов сел в «форд» и поехал. Хмаров разгладил смявшийся лепесток розы. Волгин направил «шестерку» вслед за директорской машиной, держа дистанцию метров в двадцать.

Хмаров стал переходить улицу по направлению ко входу в ЗАО «Полюс».

Не замеченный операми, из переулка вывалился черный джип «тойота лэндкрузер». Тонированные стекла мешали рассмотреть, кто находится внутри.

— Давно ждешь? О-о, какая розочка! — Лена поцеловала Хмарова в щеку, он привлек ее к себе и настоял на более длительном поцелуе, после чего, вручив цветок, с видом много повидавшего человека изрек:

— Розочка — это холодное оружие, осколок бутылки с острыми краями. Иногда — это все, что имеется под рукой. Оружие, так сказать, «последнего шанса». А это — роза. Роза. Звучит благородно и строго и, как истинная красота, не нуждается в сюсюканьи.

Лена погладила его по щеке. Он поймал и поцеловал ее руку.

Рядом затормозила машина. Вадим вздрогнул.

— Вас подбросить, молодые люди?

— Это Сережа, заместитель директора, — Лена первой шагнула к красной «шкоде», открыла заднюю дверь. — А если тебе не по пути?

— Вам же не в другой город ехать, — Федоров обернулся, дождался, пока пассажиры устроятся, протянул Хмарову руку. — Будем знакомы! Сергей. Так вам куда?

— Вадик, нам куда?

— Ресторан «Таверна папы Карло». Это в центре.

— Ресторан — так ресторан. Давненько я там не бывал! А что, Лена, наш начальник сегодня свалил пораньше?

— У него какая-то важная встреча. Все высиживал, ждал какого-то звонка, а потом сорвался.

— Надо же, я у него днем был — он мне ничего не сказал.

— Да ну, он совсем потерянный стал. В кабинет к нему захожу — он вздрагивает, прятать чего-то начинает.

— Конечно, такая утрата.

— Да плевать ему на Инку. Он за себя переживает. В отпуск вроде намылился. Говорит, что хочет сменить обстановку. Брешет, по-моему.

— Вадим, мне ваше лицо знакомо. Вы в какой области трудитесь?

— Он журналист, — поспешила сообщить Лена, с улыбкой глядя на своего кавалера. — Работает на радио.

— Что, и в эфире выступаете?

— Иногда. В основном я собираю информацию, а озвучивают ее уже другие.

Маленькая «шкода» катилась в плотном потоке, тормозила на перекрестках, обгоняла и уступала дорогу. Три ее пассажира, поддерживая дружелюбную беседу, думали каждый о своем.

Лена — о том, что надо бы позвонить Филину.

Вадим — что надо бы связаться с Волгиным, предупредить о спешном отъезде Локтионова.

А Федоров ни о чем особенном не думал. У него просто было хорошее настроение и масса свободного времени.

Все улыбались.

— Что-то тут не так, Сергеич, — озабоченно пробормотал Родионов, косясь в зеркало. — Чего он крутит? Хочет сжечь лишнее топливо перед посадкой?

Сначала Локтионов поехал на север, потом развернулся и двинулся в обратном направлении, на полпути свернул и сделал круг, чтобы выехать в районе промышленной застройки, пересчитать все ухабы на пыльных улицах среди заводских заборов…

— Тормозит.

Локтионов остановил «форд» недалеко от пустыря, в таком месте, где дорогих машин отродясь не видели, вышел и, прижимая к груди «дипломат», двинулся по скользкой извилистой тропинке.

— Идти за ним? Мы ж как на ладони будем!

— Он тоже, — Волгин достал из бардачка бинокль, настроил резкость. — Волнуется, гад! Однако пора отсюда сниматься. Вон, местечко приличное. И нас не видно, и он никуда не денется.

Волгин перегнал машину к воротам какого-то предприятия. Среди десятка таких же кособоких «Москвичей» и «Лад» она была, действительно, незаметна.

— А это кто?

На другом конце площадки остановилась черная «тойота лэндкрузер».

— Местная «крыша», наверное, — пожал плечами Волгин. — Запиши номерок, пригодится.

Один раз Локтионов чуть не упал, но всем мучениям приходит конец, и он достиг цели: размахивая руками, сбежал в неглубокий овраг, на секунду исчез из поля зрения — и появился на другом склоне уже без «дипломата».

— Крайне грязный способ передачи денег. Но кто сказал, что шантаж — дело чистое?

— Сергеич, не видно ни хрена номеров на этом бульдозере, — Родионов кивнул на «тойоту». — Всё в пыли. Может, гаишников свистнуть, пусть проверят по полной программе?

— Очень мы им нужны… Ага, возвращается! Обратно Локтионов двигался намного быстрее. Дошел до машины, сел и позвонил по радиотелефону.

— Херня какая-то, — возмутился Родионов. — У него что, с вымогателями прямая связь? Товар сдал — товар принял?

— Сваливает. Ну что, сидим — или за ним?

— Дуй за ним, а я здесь покручусь.

— Нет, делиться нельзя. Значит, остаемся. «Форд» скрылся из виду.

— До ночи сидеть будем? Сергеич, пустышку тянем. Уже сорок минут прошло.

На предприятии кончилась смена, и через проходную потянулся народ. Несколько человек подошли к своим машинам, другие свернули на пустырь, за которым, как только сейчас разглядел Волгин, кособочилась автобусная остановка.