Холодное блюдо (СИ)

– Велик, падлой буду…я ни сном, ни духом, что он сорвется! – Алик рванул футболку на груди. Но поскольку данный предмет гардероба ворота не предусматривал, эффект получился смазанным. – Думал, ему обрыдло футбол смотреть. Он все ныл: переключи, переключи! Ты же знаешь, что он от спорта человек далекий, больше по телкам и по бухалову специалист. Клипы хотел…или на диске боевик посмотреть. А в спальне еще один телик стоит…

– И этот "специалист" идет в спальню, типа, порнуху смотреть. И бабу с собой берет. Догадаться, зачем берет, конечно же, трудно. Мало ли! Может, приспичило с культурной, образованной женщиной произведения Шекспира обсудить. А заодно художественную ценность порнографических фильмов. Но не бабу попользовать. Ни-ни! А ты как приклеенный сидишь у ящика, фанат недоделанный…

– Откуда там порнуха?! В спальне и видика даже нет. И разговора такого не было про порнуху, только про боевик…

– Заткнись! Ты хоть его там, в спальне проверял, Перетурин?

– Не-а…

– Блеск! А когда баба кричала, почему не помешал?

– Не слышал я криков.

– Не слышал, не видел, не состоял. Ты, милый мой, просто находка для мусарни. Идеальный свидетель, твою мать!

– Я реально не слышал, падлой буду!

– Только не надо втирать, что она молчала, когда Кривой ее пер во все щели. Судя по натюрморту,- Величев ткнул пальцем в распростертое на полу тело, – она должна была орать, типа, хряка недорезанного. Я бы послушал, как бы ты вопил на ее месте…

– Ни звука, чем хочешь поклянусь! Он ей рот заткнул…рукой или подушкой. Точно – вон наволочка жеваная.

– Красиво поешь. Аргументировано. А может, проще было? Ящик включил на полную катушку и, типа, расслабился. Тут сирену ментовскую прошляпишь, не то что бабьи вопли. Не так было?

– Серега, телик тихо работал, я же в теме, понимаю, что шуметь в чужой хате со связанной хозяйкой… Да и за шум ты предупреждал.

– Мало предупреждал. По гвоздю в башку каждому вбить надо, тогда бы… Ни на что не способны…

Алик потупился и виновато пожал плечами.

– Н-да! – во вздохе бригадира свозили тяжесть навьюченного на горб груза и мировая скорбь по неисправимости бестолковых подчиненных.

– Кто играл-то?

– "Спартак" с "Зенитом".

– И?…

– Один-один.

– И здесь не покатило? – посочувствовал Серега – Алик слыл яростным фанатом "Спартака".- Бедолага… Пошли на кухню, что-то атмосфера тут…не располагает.

На кухне бригадира поджидал еще один сюрприз.

– Не понял, это что за натюрморт с говядиной?- Величев только сейчас разглядел валяющееся у балконной двери неподвижное тело собаки, кажется, таксы. Что характерно, в крови.- Откуда?…

– Собака,- пожал плечами Алик.

– Я вижу, что, типа, не мартышка.

– Хозяйкина собака, – уточнил Алик.

– Ты, в натуре, умник, -съязвил Велик.- Ее тоже что ли замочили?

– Ну да…

– А псину-то за что?

– После того как хозяйка зажмурилась, она громко лаять стала, выть, и Кривой ее пером…

– А до того, типа, не лаяла?

– До того – нет, тявкала только.

– Киллеры, вашу мать! Живодеры недоделанные! – выругался Величев и присовокупил тройку словосочетаний пожестче.- Я на вас, уроды, общество охраны прав животных натравлю…Ладно, вернемся к нашим баранам. И одному клиническому дебилу. С тобой мы потом разберемся, а сейчас пора взять интервью у героя дня. Кстати, где он? Раскаялся и решил, типа, в унитазе утопиться?

Шутка успеха не имела.

– Сходи, вытащи героя!

Дверь в туалет подверглась массированной, ожесточенной бомбардировке кулаками. Алик себя не жалел и долбил по косяку от души.

– Андрюха, выходи!! Велик зовет!

Волшебные слова сработали, сезам открылся и пред очи бригадира явился Андрей Никитин по прозвищу Кривой. Хотя в настоящий момент шрам на щеке затенялся общим жалким видом героя дня. Он выглядел побитым (немудрено – под глазом и на скуле красовались восхитительной выразительности синяки), помятым, взъерошенным и мокрым. Вылитый воробей, окунувшийся в неглубокую придорожную лужу. Как будто в самом деле в унитазе топился, и так, и эдак мостился, но размеры фаянсового вместилища нырнуть не позволили. Величев невольно почувствовал себя злоязычным предсказателем, доморощенным пророком. Пошутил неудачно, а выяснилось – почти угадал.

Очевидно, аналогичные мысли посетили и Алика, потому что он странно покосился на Серегу и деревянным голосом спросил:

– Ты что тут купался?

– Не, блевал, – осклабился Кривой.

– От того, что бабу завалил? – удивился Алик.

– Не, похмелюга…со вчерашнего.

От реплики Никитина Велика передернуло. Лучше бы вообще пасть не открывал, ублюдок! Сказать, что Серега злился на Кривого – сильно преуменьшить, снизить градус негативных эмоций на порядок. Тварь, второй раз за неделю подставил, а спрашивать Туман с него будет. И спросит, будьте покойны. Велик Никитина готов был растерзать, порвать на клочки, уничтожить, убить. И убил бы без лишней полемики, если бы они не находились в чужой хате в центре города. Причем в хате засветившейся, пара хозяйских трупов – тому порукой. И пачкать еще одним жмуром квартиру не хотелось – кровь, следы и прочие потенциальные улики нужны ему тут, как зайцу контрабас. Но Величев настолько разъярился, что устроил бы мочилово и здесь, засадил бы из верной "Беретты" в брюхо или в лобешник, и одним дебилом на земле стало бы меньше – сдерживала от необдуманного поступка лишь врожденная осторожность. Стрелять нельзя, шуметь тоже нежелательно. Соседи, мусора и так далее. А без шума вряд ли получится. То, что сопротивляться будет – ерунда. Со сломанными ребрами долго не побрыкаешься, рога быстро обломаем. Но орать ведь, подлец, начнет…

Кривой увидел выражение лица Величева и… позеленел. Надо полагать, не от радости. Вкупе с бледностью и гематомами – зрелище достойное кисти фламандца.

– Велик, я пошутил! Прикололся просто. Не бухал я вчера, отвечаю! Ты же запретил…

Кулак бригадира непроизвольно дернулся, Кривой отшатнулся назад, в кажущийся спасительным кафельный уют уборной. Бледно-зеленую, а местами синюю физиономию, в полном соответствии с незатейливым прозвищем, основательно перекосило. Велосипедная рама, угодившая под грузовик, порой деформируется в меньшей степени.

– Зуб даю, не бухал! – срываясь на фальцет возопил Никитин.- А блевал, потому что я теперь, в рот-компот, каждый день блюю! После того, как ты на мне попрыгал я одни лекарства жру! Остальная жратва обратно лезет! – между делом Кривой шарил спрятанной за спиной пятерней по полочке над раковиной – на ней он видел отвертку, которая могла пригодиться для самообороны. Если бригадир на него бросится. Никитин хребтом (или расположенным пониже местом) чувствовал, что Величев в дикой ярости и на миллиметр от того, чтобы сорваться. А сорвется, тогда увещевания не спасут. Только ответный ход – отверткой в глаз. Иначе опять на нем прыгать будет, но на сей раз сломанными ребрами и выбитыми зубами не отделаешься. Пока в блин не раскатает, не успокоится.

Ох, как ребра ноют! И корсет – мертвому припарка. Ни ударить не получится, ни увернуться. Страх сдавил стальными тисками сердце, и даже когда рука Кривого нащупала отвертку, хватку не ослабил.

Величев наблюдал за телодвижениями Никитина со стоическим терпением и на них не реагировал. Агрессии не проявлял. Но чего это ему стоило! Провентилировать разжиженные Никитинские мозги свинцом хотелось настолько, что…правый указательный палец сводило судорогой, а спрятанный за поясом ствол жег спину.

Ничего, успеется! Салат с маслинами для Андрейки отложим ненадолго, после приготовим. Кривого расслабить надо, усыпить бдительность, а то расшумелся… И самому харю попроще сделать, натянуть маску равнодушия. Величев совершил маленький подвиг, согнав с физиономии свирепое выражение, и деловым тоном произнес:

– Не ори. Соседи сбегутся.

– Я и не ору. Просто ты на меня так, в рот-компот, пошел, что…