Зови меня ястребом

— Это запросто! Поаккуратнее там. В лес к диким сорокам не ходи! Платные сортиры водятся в местах сосредоточения торговых и питейных точек. И легкий «Winston» не забудь купить!..

— И где его носит?! — возмущался шеф, внезапно вернувшийся к машине раньше означенного часа.

— Отлить ушел минут двадцать назад. Наверное, сортир не мог поблизости найти, — оправдывался Вадим. — Мы куда-то опаздываем?

— Не то чтобы опаздываем, но лишнего времени у нас нет.

Движок «Audi» приглушенно ворчал, в салоне постепенно становилось прохладно. Суходольский с Сергеевым нетерпеливо вращали головами в поисках пропавшего гитариста.

— Вон он! — кивнул полковник. — Через дорогу пытается перебежать.

— Вижу. Поехали — там его подберем…

Иномарка плавно тронулась и повернула к выезду на Комсомольскую улицу. В узком «горлышке» остановилась вровень с приземистой металлической урной, пропуская идущий слева направо транспорт. Заметил их маневр и Яровой, прекративший попытки перебежать оживленную трассу.

Стояли несколько секунд. Смотрели влево и ждали, когда в бесконечном потоке появится брешь.

И дождались. Но не бреши, а яркой вспышки с оглушительным хлопком, тугой волной разбившего стекла и разом долбанувшего по борту, по ушам, по обоим телам.

Часть третья Чудеса психологии

Пролог

Польша. Данциг. Штаб 70-й армии

31 марта 1945 г

— Вы знаете немецкий язык? — бестактно перебил смершевец.

— Не только немецкий. Я свободно владею французским и польским. Английским — чуть хуже.

— Какие должности в зоне занимали эти люди?

— И этого я сказать не могу. Представляя военных, Бискапский назвал лишь звания и фамилии; гражданским оказался доктор Линке. Полагаю, фамилия вымышленная.

Генерал-майор царской армии продолжал рассказывать о первых впечатлениях пребывания в «Зоне SS12-01», а Илья Валентинович, стараясь не пропустить ни единой детали, рассматривал пожилого мужчину и силился заглянуть в его душу, понять ее… «Непохоже на ложь. Очень непохоже. При отрепетированных постановках актер почти не выказывает сомнений, а уверенности в голосе и суждениях звучит много больше. Дьяконов часто признается в своих сомнениях, сетует на память. Что ж, наверное, и я сомневался бы, окажись на его месте».

Да, распознать грамотную игру крайне сложно, мастера на этот счет водились в контрразведке. Однако и Виноградов владел парочкой надежных приемов, применить которые наметил ближе к завершению беседы.

— …Пока мы находились в кабинете, Линке неестественно улыбался и произносил расплывчатые фразы. Он так и не ответил толком ни на один мой вопрос; не объяснил, для какой работы я приглашен, — закончил Василий Авраамович.

— Чего же они от вас хотели?

Неожиданно белый генерал улыбнулся. Вымученно и впервые за то время, что находился в особняке:

— Как ни странно, они задавали очень похожие вопросы. О моем участии в войнах: в Первой мировой и Гражданской; о послевоенной работе в Польше. Расспрашивали об известных генералах: Брусилове, Деникине, Врангеле, Краснове, Корнилове, Кутепове, Май-Маевском… Я понимал, что все это от лукавого — в живых из лидеров белого движения к тому времени оставались двое: атаман Краснов, с потрохами продавшийся немцам, и несгибаемый Антон Иванович Деникин, осуждающий любое сотрудничество с фашизмом. Я скупо и невпопад отвечал. Пару раз поинтересовался: в чем состоит моя работа? От прямого ответа они уходили и снова сыпали вопросами. Кое-что прояснилось спустя час или полтора, когда Линке достал из огромного сейфа около сотни старых фотографий и предложил мне отыскать знакомые лица.

Офицеры насторожились.

— И вы нашли?

— Да. Нашел. И понял, что немцы заинтересовались выпускниками нашей минно-разведывательной школы. Я хорошо запомнил примерно половину разведчиков из первого выпуска. Их внешность, фамилии… На предложенных снимках таковых я обнаружил ровно двенадцать.

— Вы назвали этих людей?

— Нет. Разумеется, нет.

— Ничего не понимаю, — сокрушенно покачал седеющей головой Виноградов. — Если вы не имели отношения к инструкторской работе, если при обучении юнкеров не применялись методы психологического воздействия, то зачем?..

— Вы не дослушали, — остановил Дьяконов. — Инструкторский состав минно-разведывательной школы к психологии действительно отношения не имел. Однако большинство дисциплин преподавалось юнкерам под наблюдением некоего Алексея Федоровича Лазурского.

— Кто таков? — покусывал верхнюю губу Илья Валентинович.

— Известный русский врач и психолог, профессор Петербургской педагогической академии и Психоневрологического института. Ученик самого Бехтерева и последователь Сеченова.

— Не слышал о таком враче.

— Не мудрено — Лазурский погиб в семнадцатом году при невыясненных обстоятельствах. Жаль. Я его немного помню: энергичный, деятельный и весьма талантливый ученый; светлой души человек.

«Все! Отныне все понятно! — устало повел ладонями по лицу генерал Виноградов. — История началась в далеком пятнадцатом с создания в Могилеве минно-разведывательной школы и неожиданно получила продолжение в сороковых годах под Мюнстером. Теперь главное — успеть!..»

— Скажите, — сузил свои и без того подозрительные глазки полковник контрразведки, — как же так получается? Вас привозят на сверхсекретный режимный объект, рассказывают о его задачах, знакомят с руководством и… вдруг отпускают! Вам не кажется это странным?

— Меня не собирались отпускать из «Зоны SS12-01». По крайней мере, живым.

— Да? И, тем не менее, вы сидите перед нами.

Дьяконов не сдержал легкой усмешки в адрес въедливого чекиста. Однако вежливо-ровного тона не изменил:

— Уверен, не получив информации о выпускниках могилевской школы, немцы непременно расстреляли бы меня. Но повезло. Я вообще везучий человек. Той же ночью над Мюнстером появилось множество самолетов — американских или английских. Они долго бомбили пригороды: заводы и узловую железнодорожную станцию, изрядно досталось и секретной зоне. В жуткой суматохе и в спасительной темноте мне удалось бежать; я двинулся на северо-запад и под утро пересек голландскую границу.

— А дальше? Как вы снова оказались в Польше?

— Помогло знание языков и преклонный возраст. Мне уж, к слову, под шестьдесят, а в Европе к старикам, слава Богу, полиция с контрразведкой относятся не столь пристрастно. Добрался до грузового порта Роттердама, где с месяц пришлось таскать на горбу мешки с тюками. А, заработав немного денег и выправив новые документы, устроился переводчиком в пароходную компанию «Северная звезда». Через три месяца снова посчастливилось: записался в команду транспорта, шедшего в Данциг с военным грузом для Вермахта. Так и вернулся на север Польши. А бежать с корабля было делом несложным — во время разгрузки затерялся среди докеров и был таков. Правда, пришлось несладко: скрывался в подвале у знакомых до прихода русских войск.

— Эти факты еще надлежит проверить. Слишком часто вам везло… — затянул свою песню смершевец, да вовремя вмешался Виноградов.

— Благодарю вас, Василий Авраамович. Вы нам очень помогли, — произнес он с намеренным ударением на последнее слово. Тяжело поднявшись, задумчиво сгреб со стола полевую сумку, намотал на руку ее длинный кожаный ремешок и направился к двери. Взявшись за ручку, очнулся: — Сергей, распорядись-ка на счет ужина, а мы выйдем на улицу — покурим…

На Данциг медленно надвигались сумерки.

Целый день Дъяконову пришлось рассказывать о своей жизни, вспоминать каждую деталь знакомства с генерал-майором Бискапским и отвечать на утомительные расспросы. Кажется, он обшарил и выудил из закоулков собственной памяти все, так или иначе связанное с загадочным объектом, расположенным рядом с немецким городом Мюнстер. Теперь он сидел на кожаном диване, опустошенный, уставший, с ломившими от выкуренных папирос висками. Полковник Литвин распорядился принести ужин в комнату, раскрыл настежь окна, подвинул к столу стулья и присел рядом с Василием Авраамовичем…