Ищи врагов среди друзей

Больше остановок не предвиделось: дорога под палящим солнцем настолько всех измотала, что любую задержку встречали коллективным нытьем и возмущенными репликами с мест. Больше никого не тянуло перекусить в придорожном кафе, и никто не изъявлял желания останавливаться возле очередной кучи дынь или арбузов. Даже квасная бочка с надписью «Крымские вина», стоявшая посреди чистого поля, не вызвала в народе энтузиазма, хотя приставленный к бочке подросток в длинных ситцевых трусах и распахнутой на голом загорелом животе грязной белой курточке, завидев приближающийся автобус, долго махал рукой, зазывая потенциальных покупателей.

Покупатели не стали угощаться крымскими винами.

Они мечтали помыться и отдохнуть, а больше всего на свете они хотели перестать наконец ехать.

Разговоры как-то сами собой сникли, и даже два молодых оболтуса, впервые, судя по всему, вырвавшиеся из-под родительского надзора, перестали плескать засаленными картами и гоготать противными голосами. Кое-кто, окончательно сморенный этим бесконечным движением по плоской серо-желтой земле, опять уснул, остальные с тупой покорностью смотрели на экран телевизора, где Арнольд Шварценеггер проходил сквозь стены и непрерывно стрелял с бедра.

Это зрелище снова напомнило Дорогину об утреннем инциденте. Ему захотелось обернуться и отыскать глазами пляжного атлета, но он сдержался.

Зато большеголовый приятель нового дорогинского знакомого был виден ему как на ладони. Он сидел в кресле боком, свесив ноги через подлокотник на середину прохода. Штанины его легких полотняных брюк высоко задрались, так что все желающие могли убедиться в том, что носки у Шурупа белые, а икры худые, незагорелые и волосатые. Дорогая отвел глаза: зрелище было довольно неаппетитное, а хозяйская поза этого отморозка вызывала острое желание взять его за ноги и выкинуть в окно вместе со стеклом.

Шуруп скучал. Такое долгое бездействие претило его деятельной натуре, в пиджаке было тесно и душно, и Шуруп чувствовал, что понемногу сатанеет. Он пытался занять себя разговором с Кравцовым, но шум двигателя, хотя и негромкий, заглушал слова, и приходилось все время орать. Он попытался подсесть к Галке, но Галка, озабоченная таинственной болезнью Гогича и предстоящими по прибытии на место хлопотами, была не в настроении, дала ему по рукам и обозвала вонючим головастиком. «На себя посмотри, лахудра кривоногая», – огрызнулся обиженный Шуруп и вернулся на свое место.

Некоторое время он сидел смирно, от нечего делать поигрывая под пиджаком предохранителем пистолета и воображая, какая морда сделалась бы у того орла, который утром так красиво умыл Пузыря, если бы ему показать пистолет. В штаны бы небось наложил, прямо при своей бабе… А баба у него ничего, решил Шуруп. Вполне на уровне. Я бы не отказался…

Это была идея. «А что, – загораясь, подумал Шуруп, – почему бы и нет? В конце концов с этим хмырем все равно придется разбираться. Пузырь этого так не оставит, да и мне его рожа не нравится. Так почему бы заодно не развлечься? Пустим ее по кругу, на троих. Мы с Пузырем бросим жребий, кому первому на нее залезать, а водила пусть в хвост пристраивается, большего он не заработал…»

Почувствовав приятное возбуждение, Шуруп оставил в покое предохранитель пистолета и запустил руку поглубже в карман брюк – там тоже было с чем поиграть. Теперь для полного кайфа не хватало только сигареты, и Шуруп не долго думая закурил, выпустив дым толстой струей прямо в экран телевизора.

Сидевшая напротив Галка недовольно покосилась на него, но промолчала. «И правильно, – подумал Шуруп, отвечая ей ленивым презрительным взглядом из-под полуопущенных век, – молчи, дешевка кривоногая, а то и до тебя доберусь. Не посмотрю, что тобой только ворон пугать…» Следующую струю дыма он прицельно направил через проход, норовя попасть Галке в физиономию, и тут возмутилась одна из педагогических теток.

– Вы что, молодой человек, с ума сошли? – спросила она, выставляя в проход голову со старомодной укладкой, на которой было столько лака, что она казалась накрахмаленной. – Что это вы выдумали? Тут женщины, а вы курите, как у себя в сортире. Тут дети, в конце концов!

Шуруп не ответил, продолжая меланхолично пускать дым в потолок. Кравцов покосился на него в зеркало и ухмыльнулся. Он любил крутых парней и сам был не прочь поиздеваться над пассажирами – конечно, не в такой открытой форме.

Любительница повозмущаться не унималась.

Поддерживаемая своими коллегами, она с трудом высвободила из кресла свои телеса и нависла над Шурупом, который демонстративно смотрел в сторону, словно не замечая ее.

– Немедленно потушите сигарету! – потребовала она. – Вы что, не слышали? Здесь полный автобус детей!

– Да чихал я на твоих детей, – лениво откликнулся Шуруп и выпустил струю дыма ей в лицо. – А тебя выбираю, если не забьешь свою пасть.

Тетка хватанула ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и закашлялась, потому что вместо воздуха в ее легкие попал дым.

– Уйди отсюда, мать, – сказал ей Шуруп. – Смотри, заплевала всего, как верблядь… А вдруг ты трипперная?

– Водитель, – с трудом прохрипела та, – что же вы смотрите? Прекратите это хулиганство!

– А что я, – не оборачиваясь, сказал Кравцов. – Я водитель, а не омоновец. И потом, вы же первая к нему пристали.

– С неприличным предложением, – добавил Шуруп и заржал.

Дорогин встал и выпрямился в проходе. Тамара схватила его за руку.

– Не надо, – сказала она, просительно глядя на него снизу вверх.

– Да я и не собираюсь, – ответил Сергей, улыбнулся и мягко высвободил руку.

– Сергей… – начала Тамара, но Дорогин уже двинулся к переднему сиденью.

Шуруп, заметив его приближение, опустил ноги на пол и наблюдал за ним с выражением насмешливого интереса. Впрочем, Дорогин видел, что интерес этот наигранный: губы у Шурупа слегка подрагивали, и он все время шарил глазами, словно побаиваясь смотреть противнику в лицо.

Дорогин неожиданно изменил решение. Мягко отстранив в сторону потерявшую дар речи от бессильного возмущения тетку, он миновал Шурупа, на лице которого моментально отразилось презрительное недоумение, и обратился к водителю:

– Командир, будь другом, притормози. Что-то меня укачало…

– Жрете всю дорогу, а потом вас блевать тянет, – недовольно пробормотал Кравцов, останавливая автобус.

– Спасибо, командир, – сказал Дорогин, открывая дверь, – выручил. Пойдем, покурим? – предложил он, оборачиваясь к Шурупу.

– Чего? Это ты мне? – Шуруп, казалось, не верил собственным ушам.

– Так ведь это ты без курева загибаешься, – заметил Сергей. – Пошли, я угощаю.

– Слышь, парень, – вмешался в разговор Кравцов, – ты, по-моему, блевануть хотел.

Дорогин не ответил: он был занят. Шуруп попытался уцепиться руками за поручень, отделявший переднее сиденье от выхода, но не успел и, коротко вякнув от неожиданности, лягушкой распластался на пыльной каменистой обочине шоссе, изорвав и перепачкав свой светлый костюм. Сломанная сигарета нелепо и криво торчала у него в зубах. Шуруп выплюнул остаток сигареты вместе с попавшим в рот песком и приподнялся на руках. Оказалось, что это довольно трудно, а в следующее мгновение он снова уткнулся носом в пыль, только теперь разобравшись, что мешает ему подняться на ноги: Дорогин удерживал его в горизонтальном положении, наступив на шею.

– Землю будешь жрать, гад! – прошипел Шуруп, пытаясь встать. – Лучше сам под машину прыгай, тварюга, все равно тебе не жить. Живьем в землю закопаю, сука…

Дорогин спокойно вскрыл купленную утром пачку сигарет, вынул из нее рекламный вкладыш с анекдотом, прочел, хмыкнул и только после этого неторопливо закурил.

– Правда, что ли, поблевать? – задумчиво сказал он, наклоняясь над Шурупом.

Шуруп яростно завозился, но Дорогин сильнее надавил на его шею, и он затих.

– Эй, мужик, ты чего хулиганишь?! – закричал Кравцов, делая попытку выбраться с водительского места.

– А ты сиди, – сказала ему женщина, спорившая с Шурупом, вставая у него на пути. – Тебе какое дело? Ты водитель, а не омоновец.