Горячая точка

— Какое, к чертям, утро, — тяжело откликнулся полковник. — День уже. Во сколько была захвачена башня?

— Не знаю точного времени, но мы обнаружили... э-э-э... час назад. Обратили внимание, что группы не могут попасть в башню, отправились посмотреть, в чем дело, а эти люди, захватчики, стреляли в нас.

— Из какого оружия? — насторожился стоящий тут же капитан-омоновец.

— Э-э-э... Видите ли, я не очень хорошо разбираюсь...

— Выстрелы были одиночные? Или очередями? Звук высокий или низкий? Сухой или звонкий? — настаивал капитан.

— Э-э-э... По-моему, длинная очередь. Тихая. Совсем тихая. Почти неслышная. Насчет остального... я, честно говоря, как-то не обратил внимания. Такая ситуация, сами понимаете.

— Кого-нибудь задели?

— Нет. К счастью, обошлось.

— Почему не сообщили о нападении немедленно? — нахмурился полковник.

— Видите ли, э-э-э... Мы сначала растерялись... стали проверять, нет ли раненых. А потом уже сразу позвонили «ноль-два».

— Люди из экскурсионного бюро выведены?

— Да. Мы сразу же, не дожидаясь вашего приезда, вывели всех за ворота.

— Хорошо. Не уходите пока. Вы можете понадобиться.

— Да, конечно, — закивал администратор. — Я понимаю.

Полковник, разом потерявший к нему всякий интерес, посмотрел на капитана-омоновца.

— Ну, какие будут предложения?

Тот огляделся, сплюнул под ноги:

— Сначала, понятное дело, надо эвакуировать жителей из соседних домов. Если начнется пальба, жертв может быть много. Затем посадим в одну из квартир наблюдателя с монокуляром, фотографа с телевиком, пусть поснимают, посмотрят, что к чему. Информацию хоть какую-нибудь получим, тогда и решать будем. Одно ясно: террористов не меньше десятка. Иначе бы им башню не захватить.

— Две с половиной сотни заложников. Ё-мое, — вздохнул полковник. — Не дай бог, кто-нибудь погибнет, с меня начальство три шкуры снимет. Вот еще что, пошли кого-нибудь из своих бойцов проверить второй КПП. Что там с охраной.

— Хорошо, — кивнул капитан.

— Я пока свяжусь с Центральной диспетчерской, пусть пришлют свободных людей для эвакуации и в оцепление. Нам своими силами, пожалуй, не справиться.

— Надо бы сообщить в Антитеррористическую комиссию и в Антитеррористический центр, — предложил омоновец.

— Не один .хрен? И те и другие под ФСБ работают, — пробурчал полковник. — Ох и скандал будет, ох и скандал. Тут же вокруг что ни здание — то недоразумение. Телецентр — раз. Ославят, значит. На всю страну раззвонят. Им теперь рот-то не заткнешь. Не те времена. Управление междугородной связью — два. Ты, кстати, пошли туда пару снайперов. Здание высокое, с крыши весь парк просматривается. И еще скомандуй своим орлам, чтобы газетчиков, если появятся, гнали взашей. Ни к чему нам шум лишний.

— Сделаем.

— Вот и давай, делай пока. А я оргвопросами займусь. — Полковник полез в кабину «уазика», бормоча: — И за что мне под пенсию такое наказание? Не могли они осенью эту башню чертову захватить. Или где-нибудь на другом участке. Послужной список теперь псу под хвост. Сволочи. — Он снял трубку встроенного телефона и набрал номер: — Алло, Центральная? Север на связи.

14.12. Смотровая площадка

— Ну что там? — Сержант подошел к окну, посмотрел вниз, в сторону центрального входа.

— Ничего стоящего, — ответил капитан. За прошедший час он немного успокоился и теперь выглядел куда более энергичным и бодрым. — Скомандуй всем, чтобы надели маски.

— Думаете, они станут следить за нами, командир?

— Не сомневаюсь, — капитан повернулся. — Из какого-нибудь жилого дома. С верхнего этажа. И скажи еще, чтобы не подходили без нужды близко к окнам. На улице снайперов, как муравьев.

— Хорошо.

— Как заложники?

— Пока тихо, — усмехнулся сержант. — Моцарт спрашивает, что с аппаратчиками делать? Внизу держать или, может быть, отправить к остальным?

— Скажи, пусть спустятся в аппаратную телевизионной связи и подключат видеокамеру. Передача должна пройти по всем каналам. Чтобы к четырем все было готово.

— Хорошо, командир.

14.15. Кутузовский проспект

Сегодня Евгений Павлович решил не напрягаться. Совсем уж неотложных дел, требующих его личного присутствия, нет, нужные звонки он сделал.

В два часа Евгений Павлович включил телевизор, стереокомплекс и сел обедать. Поедая телячью отбивную с отварным картофелем, он наблюдал за тем, как один из охранников пытается поймать волну на встроенном в музыкальный центр приемнике. Несмотря на все старания «гориллы», та упорно не ловилась. Динамики выдавали только характерное потрескивание и шипение. Охранник нервничал и матерился сквозь зубы, а Евгений Павлович довольно забрасывал в рот куски сочной телятины с укропчиком и мощно работал челюстями. Он был куда более рад услышать это потрескивание, чем самую приятную музыку. Отсутствие волны означало, что капитан Воробьев справился с первым и вторым этапами операции. Ну а раз ему удалось это, значит, должно получиться и остальное. Евгений Павлович вперился в телевизор. В последнем выпуске новостей ни слова не было сказано о взрыве, а ведь капитан запланировал его на пятнадцать минут второго.

Внезапно на экране возникла дергающаяся картинка: море людских голов, зажатое между высокими монументами сталинских домов. Это была Тверская. Самое начало улицы, примерно в квартале от площади Тверской Заставы. На фоне толпы стоял телерепортер, и лицо его выглядело печально-суровым, хотя в глазах горел почти радостный огонь.

— В наше время терроризм становится явлением почти обыденным... — начал вещать репортер тоном «мне неприятно и больно об этом говорить, но я обязан...».

Евгений Павлович отложил вилку и, взяв пульт дистанционного управления, добавил громкость.

— ...на площади Тверской Заставы прозвучал взрыв, — продолжал репортер. — Доступ на площадь пока закрыт, однако уже сейчас можно утверждать, что мощность заряда превышала пятьсот граммов тротила. Это напоминает прошлогоднюю трагедию, в которой террористами был разрушен Курский вокзал и повреждены линии метрополитена...

Картинка пропала, и на экране возникла миленькая дикторша:

— Федеральной службе безопасности совместно с подразделениями Министерства внутренних дел удалось вовремя эвакуировать пассажиров, и все же теракт унес по меньшей мере одну человеческую жизнь. — В кадре появилась чуть размытая фотография, сделанная «Полароидом»: скопление дымящихся машин, в центре которого бушует пламя, и распростертый на асфальте человек. — Погибший — офицер МВД. Кроме того, нами получена информация о том, что сегодня утром группа хорошо вооруженных людей совершила нападение на автоколонну Министерства обороны. Все пассажиры исчезли. Видимо, их захватили в качестве заложников. Среди пропавших один из заместителей министра. Делом занимается ФСБ. По сведениям, полученным из достоверного источника, сотрудники Службы безопасности имеют достаточно веские основания полагать, что нападение на автоколонну и взрыв на площади — дело рук одной и той же группы. Хочется надеяться, что на этот раз преступникам не удастся...

Евгений Павлович выключил телевизор, резко отодвинул тарелку и поднялся. «Гориллы» напряглись, но он только махнул рукой и перешел в кабинет, плотно закрыв за собой тяжелую дверь. На столе стоял специальный телефон. Этим аппаратом Евгений Павлович пользовался крайне редко. По нему можно было разговаривать, не беспокоясь о подслушивании.

Евгений Павлович снял трубку и набрал номер.

— Алло? Семеруков. Нет, я один. Не волнуйтесь. По телевизору только что передали... Уже слышали? — Он плюхнулся в тяжелое мягкое кресло. — Насчет нападения на колонну... Ага. Значит, в курсе. Откуда у них информация? Да я-то не беспокоюсь, но..., Перезвонить позже? Ну-у хорошо. Ладно.

Евгений Павлович повесил трубку и несколько секунд сидел в задумчивости. От него отмахнулись. Заткнули ему рот. Партнеры явно знали больше, чем он, однако не хотели делиться сведениями. Что-то пошло не так. Кто-то рассказал телевизионщикам о нападении на колонну. Наверняка эмвэдэшные крысы. У них там все схвачено. Репортеры чувствуют себя на Петровке, как в собственной постели. Хо-озяева, мать их. Стоило бы выяснить, кто именно снабжает их информацией. Явно ведь не пресс-служба.