Зеркало для героя

Если я и был без сознания, то всего лишь несколько секунд. Вернувшись в реальность и открыв глаза, я тотчас услышал рядом с собой возню и сдавленные хрипы. Приподняв голову, я увидел в высокой траве длинное туловище пумы. Она была настолько близко от меня, что я мог плюнуть и попасть на ее толстый мясистый хвост. Широко расставив задние лапы и опустив мускулистую задницу в траву, кошка с глухим урчанием крутила головой, удерживая передними лапами какой-то бесформенный предмет. Через мгновение я отчетливо заметил, как вверх ударила струя крови, и с ужасом понял, что животное на моих глазах растерзало человека, который выстрелил в нее, но промахнулся.

Я не мог согласиться с тем, что было очевидным. Мне казалось, что я сойду с ума, если мысленно признаюсь: «Да, она загрызла Влада. Кроме меня и его, здесь больше никого не было». Отчаяние и бессилие перед жестоким, лишенным разума людоедом были настолько сильны, что я, закрыв глаза, опять рухнул в траву, обхватил голову руками и крепко стиснул зубы, чтобы не закричать от невыносимой боли. Все кончено, говорил я себе. Это я во всем виноват. Моя неосторожность и нетерпеливость погубили Влада…

Пума вдруг насторожилась, подняла голову, облизнула окровавленную морду, глядя куда-то в сторону, и, схватив в зубы страшные останки, бочком прыгнула в кусты. Раздался треск веток, истошно взвизгнула разбуженная обезьяна, а затем все стихло.

Я лежал еще несколько минут, глядя безумными глазами на место расправы, не в силах встать на ноги. Я не представлял, что буду теперь делать в этой дикой стране, как вернусь в Москву и что скажу родственникам Влада. Подавленный свалившейся на мою душу потерей друга, я переполнился слезами, и они ручьем хлынули из моих глаз.

Вдруг где-то рядом снова треснула ветка под тяжелыми шагами. Я подумал, что пума, не удовлетворившись одним убийством, вернулась за мной, и уже приготовился погибнуть достойно в последнем бою, но, к моему безграничному удивлению, из плотной тени кустов отделились два человеческих силуэта. Мои глаза уже достаточно привыкли к темноте, и я без особого труда узнал бронзоволицых.

– Она уволокла его, – тихо произнес один, поднимая с земли карабин.

Вспыхнул огонь зажигалки. Бронзоволицые закурили. В темноте закачались два малиновых огонька.

– Закопает где-нибудь и утром вернется, – сказал второй. – Пума всегда сохраняет остатки.

– Не надо было разрешать ему отойти от костра, хозяин, – сказал первый. Кажется, это был голос Лошадиной Губы. – Он потому и промахнулся, что ничего не увидел.

– А ты хотел, чтобы она растерзала нас всех? Ты же видел: она неслась на нас как бешеная!

– Даже не похороним нашего чунчо по-человечески, – без особой грусти произнес Лошадиная Губа.

Я едва не закричал от восторга и, ткнувшись лбом в сырую землю, изо всех сил вдавил в нее кулаки. Чунчо! Несчастный чунчо! Значит, это индеец пытался спасти мне жизнь, выстрелил в пуму, но промахнулся, и она, забыв обо мне, кинулась на него!

– Странно все-таки, – произнес носатый. – Что это с ней случилось? Обычно пумы ведут себя тихо и первыми не нападают.

– Много ли ты знаешь про этих кошек?

– Может быть, эти двое ее спугнули? – совсем тихо сказал носатый и посмотрел по сторонам.

Я всем телом вжался в землю, втянул голову в плечи и затаил дыхание.

– Может быть, – согласился Лошадиная Губа. – Но, надеюсь, ты не собираешься искать их сейчас?

– Тихо! – оборвал напарника носатый и посмотрел в мою сторону.

Я похолодел. Казалось, что бронзоволицые не сводят с меня глаз. Не знаю, что могло привлечь их внимание. Разве что стук моего сердца?

– Дай-ка! – сказал носатый и взял из рук напарника карабин.

Что за жизнь! Если не пума сожрет, то колумбийская мафия пристрелит. А кто-то еще бочку катит на Москву, говорит, уровень преступности высокий.

Еще раз обозвав себя плохим словом за то, что пошел по ночным джунглям без оружия, я прижался щекой к сырой земле, моля бога, чтобы мое сердце замерло на несколько секунд. Носатый, держа карабин наизготове, медленно шагнул в мою сторону, повел стволом по сторонам и, успокоившись, вернулся к Лошадиной Губе.

– Я чувствую – они где-то рядом. Но бегать за ними по сельве мы не будем, у нас нет времени. Босс ждет доклада. Завтра утром я передам ему, что деньги у нас в руках… Русские все равно никуда не денутся. Напролом через джунгли, в майках с короткими рукавами, без мачете, без еды они не пойдут. Они будут бродить вокруг аэродрома и искать дорогу. А дорога здесь только одна. Им не останется ничего другого, как выйти к причалу Майо, чтобы оттуда подняться по реке до Эквадора. В Майо мы их и встретим… Пойдем погреемся у костра, что-то меня знобит.

Бронзоволицые повернулись, пошли в кусты и вскоре исчезли в темноте. Через минуту все стихло. Еще некоторое время я неподвижно лежал в своей засаде, прислушиваясь к фону ночных джунглей, затем встал и, стараясь не производить шума, пошел к прогалине.

Я чудом не заблудился и сумел вернуться к Владу лишь после того, как второй раз побывал у ручья. Я был поражен феноменальными способностями Влада спать в обстановке, в которой впору только умирать. Тем не менее мой друг сладко посапывал, закопавшись с головой в ветки и крепко обнимая карабин, и лишь что-то пробормотал во сне, когда я пристроился с ним рядом.

Я думал, что до утра не сомкну глаз. Но, видимо, ночное происшествие настолько истощило запас моих нервных сил, настолько высоко подняло планку оценки опасности, что я заснул почти мгновенно, мысленно послав к чертям собачьим всех пум, тропических куфий и пауков.

Убеждать надо не словом, а кровью. Я проснулся от сдавленного вопля Влада и тотчас вскочил на ноги, готовясь увидеть какое-нибудь ужасное чудовище, но заросли вокруг нас были неподвижны, солнечный свет нежным теплым потоком струился сверху, прогревая влажные листья и землю, отчего вокруг нас медленно клубился пар, а оглушительный хор птиц успокаивал и убеждал, что не все в джунглях так страшно и плохо.

Влад, сидя на ветках, неестественно согнул шею и, скосив глаза, с выражением крайнего ужаса и брезгливости смотрел на свое оголенное плечо, к которому прилепилась черная кровососущая пиявка. Похоже, что она уже неплохо позавтракала, но была не прочь еще малость подкрепиться. Раздувшись до размеров грецкого ореха, она медленно и ритмично пульсировала, сжимая и расслабляя свое кольчатое блестящее тело, покрытое молочной слизью. Эта тварь была не ядовита и не могла причинить Владу большого вреда, но мой друг, как любой нормальный человек, не испытывал любви к червям, и мужество его было легко сломлено.