Честь семьи Прицци

БАНГ! — вторая пуля угодила в левую сторону груди. Блондина швырнуло назад, на асфальт. Ноги подломились, и он грохнулся прямо посреди тротуара. Пальцы, сотрясаемые мелкой дрожью, впились в то, что секунду назад было лицом, а затылок бился о бордюр с каким-то чавкающим звуком. Черная лужа быстро собиралась под его головой и скатывалась, унося с собой пыль, в щель водостока.

По телу пробежали последние конвульсии. Оно застыло, вытянулось, сразу стало неуклюжим и жалким. В нем не осталось ни капли той силы, которая питала весь этот отлично отлаженный механизм. Она тоже вытекла вместе с кровью.

Чарли застыл. Оглушенный, раздавленный тем, что ему пришлось сделать, он стоял посреди улицы, тупо глядя на распластанное в нескольких шагах от него мертвое тело. Его разум отказывался поверить в случившееся. Он вдруг ощутил бездонный ужас, поняв беззащитность жизни. БАХ! И человека нет. Всего одна пуля способна разнести бытие на тысячи никчемных осколков. Смерть положила ему на плечо костлявую ладонь и дохнула в лицо могильным холодом.

«Господи, это же сделал я! ЭТО ЖЕ СДЕЛАЛ Я!!!»

Чарли не слышал истошного визга прохожих и завывающих, не более чем в трех кварталах, полицейских сирен. Да нет, ему было просто плевать на них. Просто плевать. Потому что в эту секунду он не просто стоял на Либерти-стрит. Он заглядывал в бездну, в черный провал забвения.

Чарли плохо осознавал, как развивались события дальше. Издалека, словно сквозь вату, до него донесся отчаянный скрип тормозов. Чьи-то руки крепко ухватились за плащ и втянули его в салон машины.

Окончательно же он пришел в себя только в доме у дона. Отец с гордостью смотрел на сидящих в креслах гостей, на Коррадо Прицци и, разумеется, на сына, выдержавшего этот страшный экзамен. Дон повернулся к стоящему в дверях, полностью перекрывавшему проем, Ралфу и поинтересовался:

— Все нормально?

Тот, терзая зубами какую-то щепку, кивнул.

— Как новичок?

На этот раз вопрос был поставлен прямо, а значит, требовал такого же прямого ответа. Громила перевел взгляд на Чарли и слегка усмехнулся: «Со всяким бывает».

— Хороший паренек, — растягивая слова, спокойно сказал он. — Получше многих, с кем мне приходилось работать. Все сделал, как надо.

Чарли Портено был благодарен ему.

А вечером он блевал в сортире, выпуская остатки ужина, данного в честь его «крещения». И напился до беспамятства, стараясь забыть кошмарное лицо-месиво жизнерадостного блондина.

Он иногда приходил к Чарли в снах. Окровавленный плащ, черные провалы глаз и все та же белозубая улыбка. Мертвая, безжизненная улыбка призрака.

Сначала Чарли орал и вскакивал по ночам в холодном поту. Затем сны стали являться все реже. Они и сейчас возникали в его мозгу жаркой полночью. И боялся он их не меньше, а может быть, даже больше, чем раньше. Просто Чарли привык к ним. Они заняли свое место в его жизни^ Прочное и незыблемое.

А семь лет спустя Ралфа пристрелили копы. Среди бела дня, прямо на улице. Что-то им не понравилось, а он по каким-то своим причинам, оставшимся неизвестными, открыл пальбу. Результат: четырнадцать пуль. Четырнадцать кусочков металла в его теле. Блондину же хватило двух.

У Ралфа осталась одинокая старая мама в небольшом городке Сомерсет, штат Кентукки, и Чарли послал ей чек на пятьдесят тысяч долларов. Вот так…

…Стрелки заняли нужное положение на циферблате. Короткая уткнулась в двойку, длинная в — дюжину. Ровно два часа дня. Бар отеля «Палас» был пуст, не считая одинокого мужчины, мрачно поглощающего одну порцию виски за другой, сидя на высоком табурете у стойки, и еще одного, не менее одинокого, утопающего в объемном полукруглом диване за столиком. Этим вторым и был Чарли Портено.

Сказать, что он волновался, значит не сказать вообще ничего. Сейчас Чарли очень напоминал толовую шашку, которую положили на мерцающие темно-рубиновые угли остывающего костровища. Никто не знает, когда она взорвется и каковы будут последствия, но все понимают

— штука опасная в любом случае. Воздух вокруг казался наэлектризованным, словно перед грозой. Чарли нервно барабанил кончиками пальцев по крышке стола, сделанной из толстого темного стекла. Он, следуя примеру хмурого мужчины у стойки, успел пропустить двойную порцию и подумывал, не повторить ли еще раз. В одну минуту третьего Чарли уже нервничал так, словно речь шла не о свидании, а, по меньшей мере, о конце света. В две минуты третьего он заказал еще одну двойную и выпил ее залпом, как заправский забулдыга, что, кстати говоря, было ему абсолютно несвойственно. Чарли вообще никогда не искал успокоения в алкоголе. Не считая, конечно, того дня… Ну да ладно. Будучи достаточно рассудительным человеком, Портено-младший отдавал себе отчет в том, что выпивка — средство на час. Проснувшись утром с огромной головой — настолько огромной, что в нее без труда уместились бы Мексика и Бразилия, вместе взятые, — вы обнаружите следующее: ваша депрессия не ушла, а, напротив, стала еще больше. Она поселилась в вашей башке, выжимая мозг, капля за каплей, до тех пор, пока он не превратится в дырявую тряпку. Затем депрессия примется за вашу душу, и это будет ничуть не легче. Наоборот. Вы взвоете и — обычно так и бывает — вновь приложитесь к бутылке, чтобы заглушить волчью тоску, раздирающую сердце. И уж тогда-то вам будет настолько хреново, насколько это вообще возможно. Но что примечательно: этого не произошло бы, не решись вы в самый первый раз на этот опрометчивый поступок — упиться в стельку. Дальше — больше, а в финале — закономерный итог. БАХ! — в один прекрасный день вы просыпаетесь и с удивлением обнаруживаете себя либо в больнице для алкоголиков, либо в лечебнице для душевнобольных.

Произнеся медленно эту тираду, Чарли снова взглянул на часы. Четыре минуты третьего. Черт!

— А если она не придет?

— Стоп, стоп, стоп. Подожди. С чего это тебе в голову пришла такая глупость?

— Как это «с чего»? Чарли, не будь кретином. А кто смылся с банкета? Анна Австрийская, что ли?

— Эй, приятель, что ты заводишься, пока ничего не случилось?! Сейчас еще только…)

Чарли вновь посмотрел на часы.

_(… пять минут третьего! Она могла задержаться в дороге!

— Кому ты лапшу на уши вешаешь? Себе? Брось, приятель. Все ясно, как божий день: Айрин Уокер не появится тут! А ты-то хорош. Перся из самого Нью-Йорка, надел этот идиотский пиджак, эти…)_

…Звякнув медным, начищенным почти до белизны колокольчиком, дверь бара открылась, и Айрин Уокер вошла в зал. Увидев Чарли, она улыбнулась и помахала рукой. Губы Чарли растянула радостная ответная улыбка. Он подумал, что сейчас, наверное, очень похож на колледж-боя во время первого свидания, но ничего поделать не мог. Мысленный диалог, крутящийся в голове полминуты назад, показался бредом сумасшедшего. Тем не менее воображаемый оппонент разочарованно заткнулся, и Чарли — опять-таки, мысленно — показал ему язык. Она пришла! Она здесь!!!

Официант, уже отчаявшийся получить чаевые, полетел к столику. Лицо его сияло, словно к ним зашла, по меньшей мере, Фэй Данауэй [7].

«Конечно, подумал Чарли, не переставая улыбаться, — когда видишь ТАКУЮ женщину и парня с ТАКОЙ физиономией и в ТАКОМ пиджаке вместе, можешь рассчитывать, что обломятся чаевые — Рокфеллер позавидует».

Официант и Айрин подошли к столику почти одновременно. Чарли улыбнулся еще шире.

— А я испугался, что больше никогда вас не увижу.

Она засмеялась и, на мгновение повернувшись к официанту, быстро заказала:

— Принесите нам коктейль «Пиа де пинья ком Баккарди».

Тот радостно кивнул и удалился с такой готовностью, будто смыслом всей его жизни было именно изготовление коктейля «Бок…». «Бок…» для Айрин Уокер и ее спутника.