Главное доказательство

Но меня сейчас совсем другое занимает. Мне в данный момент гораздо более интересен господин Бердник и то, что удалось у него узнать.

Прежде всего, этот странный звонок. Константин Михайлович сказал, что в нем никакой необходимости не было, но. зачем-то ведь Глебов звонил? Причем именно в то время, когда, по заключению медиков, могла наступить смерть. Кто знает – возможно, убийца как раз в этот момент уже поднимался по лестнице. Или даже. уже был в квартире! И Алексей Викторович, возможно, хотел этим странным звонком что-то сообщить своему другу – что-то такое, чего тот, к сожалению, не понял. Спьяну, в принципе, можно было позвонить, но – нет, Бердник говорит, что Глебов был в норме. Я ведь недаром его спросил, как у покойного с «этим делом» обстояло.

И второе. Почему в числе людей из близкого круга покойного Константин Михайлович не упомянул имя Шохмана? Раз уж, повторяю, Глебов в присутствии водителя назвал того Женькой, то они должны были быть в достаточно тесных отношениях. И бизнес у них, наверняка, был совместный, коль Власов от своего патрона Алексею Викторовичу деньги привозил, причем немалые. Что – Константин Михайлович, волоча на себе весь бизнес, об этом не знал? И с самим Шохманом тоже незнаком? Странно.

Но это все даже не главное. Главное состоит в том, что в ходе нашей беседы Константин Михайлович допустил один, но очень существенный, на мой взгляд, прокол. Правда, тут еще надо кое-что уточнить, поэтому о деталях я, с разрешения уважаемого читателя, пока умолчу, дабы человека зря не обижать. Тем более.

Тем более что на сегодня это были далеко не последние сюрпризы.

Глава 4

Павлик, ну где же ты ходишь?! Я уже вся прямо переволновалась.

– А чего ты волнуешься? Да еще и вся. У нас до поезда еще два часа.

– Так тем более уже выезжать надо!

– Мама, нам ехать от силы сорок минут. Что ты потом еще полтора часа на вокзале делать собираешься?

– Найду, что. Зато я буду спокойна, что не опоздаем. Я не собираюсь прибегать на вокзал в мыле, как скаковая лошадь, и нестись потом за поездом, расталкивая людей.

Такие диалоги – причем практически слово в слово – у нас происходят практически каждый год. Каждый год мама куда-то едет, каждый год я провожаю ее на вокзал, и каждый год такой отъезд сопровождается взаимной нервотрепкой. Лично я привык приезжать минут за пятнадцать до отправления поезда – вполне достаточный запас. Это же не пупышевская электричка перед майскими праздниками, которую бравые пенсионерки с тележками наперевес берут штурмом. Здесь вашего места никто не займет – чего суетиться? Но у мамы своя позиция по этому вопросу, и бороться с ней можно лишь себе во вред.

Трамвая ждать практически не пришлось, и на вокзал, как и ожидалось, мы приезжаем, когда поезд еще даже не подан под посадку. Оставив маму с вещами возле башк. то есть возле памятника Петру Первому, я выхожу во двор перекурить, а затем делаю это еще раз и, возвратившись со второго перекура, застаю ее уже в обществе моей сестры Светы и ее дочки Машки.

– Привет, братик! – улыбается Светлана, а племяшка, радостно завизжав, обнимает меня за ногу. – А мы боялись, что опоздаем. Пока домой доехала, пока Машку из садика забрала. Ромку брать не стала – он из школы какой-то нехороший пришел, так что как бы не разболелся. Только-только ведь с Машей на больничном отсидела.

– А Вова почему не приехал? – интересуется мама с едва уловимым недовольством в голосе. По совести говоря, зять как таковой ей здесь совсем не нужен – важен принцип.

– Ой, мам, я забыла тебе сказать: мы же новую мебель в гостиную заказали! Сегодня вечером должны привезти, и Володя остался дожидаться.

– К нему что – тоже теща переезжать собирается? – не удерживаюсь я.

– Какая теща? – удивленно переспрашивает мама. – Куда переезжать?

– Никакая, мам. Не бери в голову.

Обе женщины смотрят на меня с недоумением. Затем мама притворно тяжело вздыхает, переводит взгляд на сестрицу, как бы ища сочувствия, и качает головой:

– Шутки у него.

– Пройдем, Машуля, купим бабушке минеральной воды в дорогу, – нахожу я спасительный повод избавить дам от своего общества.

– И «Чупа-Чупс»! – радостно соглашается та.

– Само собой.

Наш с Машкой поход затягивается – умышленно, как вы догадываетесь.

Когда мы снова возвращаемся к памятнику, до отправления поезда уже остается двадцать минут, и сказать, что мама нервничает, – значит не сказать ничего.

– Ты что, вообще, хочешь меня в гроб загнать раньше срока?!

Как раз вчера я рассказывал коллегам анекдот про тещу:

«Посмотри-ка, зятек, сколько там до моего поезда времени осталось?…» – «Четыре часа двадцать три минуты и семнадцать секунд!» – тут же без запинки выпаливает зять.

Что-то это мне напоминает.

Хватаю багаж и молча направляюсь в сторону нужного нам перрона.

– Не обращай внимания, Павлуша! – поглаживает меня по плечу Света, когда мы, благополучно проводив поезд, спускаемся по эскалатору в метро. – Ты, можно подумать, нашу маму не знаешь. Хочешь добрый совет?

– Ну? – поднимаю я взгляд на сестру, наперед, однако, зная, что она скажет.

– Жениться тебе надо.

– Спасибо, вы очень любезны. Но, чтобы вести войну на два фронта, у меня нет ни времени, ни нервов.

– Ой, да прямо – «войну»… Тебя послушать, так муж с женой – враги смертные. Тоже мне – специалист. Наоборот, у тебя союзник появится.

– которого мама тут же перетянет на свою сторону, – вставляю я.

Светка вздыхает.

– Вот если бы ты меня послушал, так никто бы твою жену никуда не перетянул. Чем, скажи, тебя Вероника не устроила? Мы с ней давно работаем вместе, и я ее знаю очень хорошо. Кандидат наук, доцент, готовит прекрасно, квартира своя, дача, живет одна.

– …и страшна, как водородная бомба!

– Можно подумать, что ты у нас – Аполлон. – насупилась сестра. – Она, может, и не красавица, но очень даже миленькая. И потом, между прочим, это моя лучшая подруга!

– Ну, ладно – не обижайся.

– Не обижайся. Знаешь, кто ты после этого?

– Кто? – невинным тоном интересуюсь я.

– Засранец! – неожиданно громко подсказывает молчавшая до сих пор Машка.

– Маша! – Светка делает страшные глаза. – Как тебе не стыдно такие слова говорить? Где ты их слышала?!

– Ты сама вчера Рому так назвала, когда он с прогулки пришел, – с обезоруживающей откровенностью поясняет племяшка.

Машке вот-вот стукнет пять лет, и сейчас она иной раз такие перлы выдает, что Светка в ужасе за голову хватается.

Они с Вовой пристроили дочку в какой-то элитный садик с преподаванием музыки и иностранного языка без отрыва от горшка, наивно полагая, что там из нее сделают вундеркинда. Своих детей у меня нет [9], поэтому я не стану углубляться в рассуждения на педагогическую тему, ибо в противном случае вновь рискую уподобиться, по образному выражению Коли Удальцова, штабному писарю, строящему из себя бывалого воина. Однако не могу не заметить, что пару раз, насколько мне известно, по пришествии из этого самого садика Мария Владимировна, открыв рот, умудрялась вогнать в краску не только маму, но и папу. У них во дворе прямо под домом стоит нормальный детский сад, но, тем не менее, Светлана упорно продолжает таскать дочку в элитный. И это даже несмотря на то, что каждое утро им приходится вставать и выходить из дома на полчаса раньше.

А вообще-то сестренка у меня – честно скажу! – отличная тетка. Как-то так получилось, что мы с ней почти всегда понимали друг друга и практически никогда не ссорились – даже в детстве, хоть и разница в возрасте – всего два года. Между прочим, я – младше, но мне это аукается только сейчас. Видимо, отголоски Светкиной профессии. Она – кандидат химических наук, доцент, читает лекции студентам и поэтому, наверное, вообразила, что может заодно воспитывать и меня. В детстве себе этого не позволяла… Правда, сестрица делает это в гораздо более мягкой форме, чем наша мама.