Геном убийцы

Старший сержант Матюшин крепко держал веревку, которую на другом конце удерживал кто-то из солдат. Смена старшему сержанту пока не требовалась, и Виктор Юрьевич присел на камень, который сначала потрогал ладонью — не холодный ли. Сидеть на холодных камнях старший лейтенант не рисковал, поскольку имел некоторое время назад контузию спины, и она отзывалась на холод острой болью. Камень был большой, плоский и не очень холодный. Людмила Николаевна, которой места вполне хватило, присела рядом и перевела дыхание. Все-таки при прохождении скалы она задерживала дыхание. Может быть, непроизвольно, но это ей, конечно, мешало.

— Устали, Людмила Николаевна? Отдыхайте, пока солдаты переходить будут. Подстелили бы на камень свою куртку. Она у вас теплая, — проявил Ослябя заботливость командира.

— Вы думаете, мой уступ в скале был более теплым, чем этот камень? После сегодняшней ночи все камни, что лежат на солнце, мне кажутся сковородкой.

— Здоровье себе не подорвали?

— Жива осталась. Это главное. А здоровье вернется, если за ним следить. Заболею — буду лечиться. Мне это легко дается. Без врачей, конечно. Сама…

— Организм, наверное, хорошо настроен. У нас в спецназе даже существуют курсы обучения саморегуляции. Вы чем-то подобным пользуетесь?

— Не совсем подобным. У меня другая методика. Дело в том, что любой организм можно настроить соответствующим образом. Хоть на здоровье, хоть на болезнь. Это и есть моя работа — настройка человеческого организма. То, чем так интересуются наши специалисты по оружию. И не только, как вы утверждаете, наши. Мы с группой, которую я возглавляю, даем стабильные практические результаты, хотя российские стационарные академики, несмотря на эти результаты, признавать нашу методику не желают. Сами они ничего показать и сделать, к сожалению, не могут, а тем, кто что-то делает, Академия наук всячески вредит. И при этом академики возмущаются тем, что государство пытается реформировать их структуру. Ее не реформировать следует, а полностью прикрывать и создавать новую академию наук с новыми членами. Из всего состава сегодняшней академии только двадцать процентов являются ценными научными кадрами. Остальные мешают науке. И создают комиссии по «лженауке», чтобы другим палки в колеса вставлять. Отработанная еще в советские времена система. Наука, как считалось, должна соответствовать идеологии материализма. Хотя настоящая наука давно уже согласна с существованием Бога. И многие настоящие ученые — истинно верующие люди.

Старший лейтенант только плечами пожал.

— Я не могу поддерживать вас в этом разговоре, потому что не имею в этой области нужных знаний, — мягко отказался Ослябя от темы. — Хотя меня интересует, как вы можете настроить организм. Мне, как человеку не просто военному, а офицеру спецназа, хотелось бы ознакомиться с вашими методами. Это может, как я понимаю, иметь практическое значение для того, кому приходится воевать. Причины для любопытства у меня очевидные. Вот я смотрю на вас, Людмила Николаевна, и искренне удивляюсь, да и любой человек удивился бы. Вы так долго просидели на этом каменном уступе. Ночью, когда я разговаривал с вами, у вас зубы стучали так, что я боялся за ваш мобильник. Были опасения, что вы его разжуете. Тогда у нас с вами не было бы телефонной связи. Когда я вытащил вас, вы на ногах стоять не могли. Ноги вас, помнится, не держали, и солдаты вынуждены были вас поддерживать. А уже через короткий промежуток времени вы бежали вместе со всеми солдатами моего взвода полная сил и энергии. Это тоже последствия вашей методологии?

— Именно. Это и есть тот практический результат, который академики не хотят замечать. Хотя методология эта не моя, и вы зря мне ее приписываете. Я только один из разработчиков и продолжателей темы. Своей темы, но в продолжение темы, уже апробированной до меня. Саму методологию разработал профессор Гаряев. Слышали про такого ученого? Петр Петрович сумел добиться основных результатов до того, как его перестали подпускать даже к аппаратуре, которую он создал. И теперь он, доктор наук, профессор, вынужден проводить эксперименты дома. Ему много раз предлагали перебраться за границу, предоставляли там хорошие условия. Но он не пожелал. Он пытается принести пользу своей стране.

— А что он сделал? — спросил старший лейтенант. — Где-то я слышал эту фамилию…

— Он научился считывать специальным лазерным устройством информацию о ДНК человека с фотографии и перекладывать ее в звуковой ряд. У каждого человека есть дома детские фотографии. Петр Петрович предпочитает работать с фотографиями совсем маленьких детей, нескольких месяцев от роду. В этом возрасте ДНК еще чистая и представляет собой программу здорового человеческого развития. А потом взрослому больному человеку предлагается слушать программу своей ДНК в качестве звукового ряда. И это настраивает его, возвращает его ДНК, которая тоже умеет, оказывается, слушать, к своей первооснове, и в итоге излечивает серьезно больного человека. Более того, метод Гаряева останавливает старение организма. Если бы вы видели сами Петра Петровича, вы бы не дали ему больше пятидесяти лет. А ему уже за семьдесят. Конечно, омолодиться и стать юным благодаря этому методу нельзя. А вот остановить старение — возможно. Гаряев на себе испытывал свое оборудование. Тогда ему было около пятидесяти. И до сих пор у него сохраняется такой биологический возраст. Он не стареет. Сколько лет вы мне дадите?

Людмила Николаевна посмотрела на старшего лейтенанта с усмешкой.

— Я просто знаю, что вам сорок три года, но выглядите вы женщиной, которой около тридцати. Наверное, даже чуть-чуть меньше тридцати.

— Вот-вот. Мне было двадцать девять, когда я стала прослушивать записи со звучанием своей ДНК. И это как раз тот возраст, на который я сейчас выгляжу. Так же я выглядела в двадцать девять, когда работала вместе с Гаряевым.

— Значит, сейчас вы с ним не работаете?

— Я себе выбрала другую тематику. Которая и заинтересовала, как я понимаю, военных. Хотя я, как человек, долгое время занимавшийся спортом, разрабатывала свою методологию только для восстановления спортсменов после сложных стартов. У меня более практический подход к применению методики Гаряева. Я занимаюсь не излечением больных, вне зависимости от их болезни, а приведением спортсменов к наилучшей спортивной форме. Пока еще не в массовом масштабе, пока только на экспериментальном уровне. Для этого я также снимаю лазером программу ДНК спортсмена, но не с детской фотографии, а уже с фотографии, когда спортсмен находился в своей наилучшей форме. Переношу эти данные в звуковой ряд, спортсмен слушает, и его ДНК в действительности воспринимает ту самую старую программу. Более того, моим собственным достижением является то, что я сумела использовать фотографии других спортсменов, высококлассных спортсменов, для снятия их ДНК-программ, и эти программы получают ранее ничем не примечательные середнячки в спорте. И показывают удивительные результаты. Но здесь есть опасные моменты косвенного влияния. У каждого народа имеется свой менталитет, и этот менталитет тоже находит свое отражение в ДНК каждого представителя этого народа. Так, у нас получилось, что один добрый, в общем-то человек, но спортсмен среднего уровня, после полугодового прослушивания записи известного американского спортсмена превратился в злобное, жадное и расчетливое существо. Стал стопроцентным американцем. И даже его родители заметили перемену. Но при этом сам спортсмен показывал стабильно высокие спортивные результаты, такие, о которых раньше и мечтать не мог. И мне, чтобы вернуть этого человека в его естественное состояние, тоже пришлось работать с детскими фотографиями спортсмена. Процесс был долгим, но удачным.

— Значит, — серьезно произнес Ослябя, — если снять ДНК-программу больного человека и переслать ее здоровому, здорового тоже можно превратить в инвалида?

Людмила Николаевна невесело усмехнулась.

— Признаться, от военного человека я ждала именно этого вопроса.