Я — вор в законе: Мафия и власть

Алик встал, подошел к бару, взял бутылку виски и плеснул себе в низкий стакан.

— Так вот, коллеги. Нам надо срочно решать четыре проблемы. Нефтяные и газовые дела. Металл. Оружие. По нефти… Сейчас самые главные события будут на Кавказе. Из-за кавказской нефтяной трубы все передрались. Азербайджанцы, грузинцы, чеченцы… Ладно, пускай пока пошумят. Мы посмотрим, как дело повернется, — и эту трубу в конечном счете приберем к рукам. Боюсь, как бы не пришлось поучаствовать в маленькой победоносной войне.

— После чеченской кампании никто воевать не захочет. Ни армия, ни Госдума, ни Кремль, — возразил Петр Петрович, прохаживаясь около бильярдного стола.

— Есть варианты! — отрезал Алик. — Возможно, ситуация изменится к весне. Возможно, опять будет новый премьер… Мы можем и об этом позаботиться. Вторая проблема — металлургия. Тут полный облом — куда ни глянь. Мы только начали своих людей расставлять на крупнейших комбинатах — так там чуть ли не революции начались! Регионалы, суки, стали права качать… С ними тоже придется разобраться. Теперь оружие. Тут есть кое-какие наметки — и они связаны с возможными изменениями в нашей кавказской политике. Если там будет новая заваруха, придется генералов и ВПК подкормить. Приласкать, денежек подбросить. Именно мы и должны это сделать. Сейчас, я так полагаю, кроме нас, матушку-Россию никто не сможет отстоять. Вы посмотрите, что кругом делается. Старая гвардия ни на что уже не способна! Коммуняки полностью просрали все! А ведь их любимый Сталин кое-чего все же соображал… Все орали: железный занавес, железный занавес! А он, хитрован, просто не позволял своим красным директорам залезать в долги. Вон при Лене Брежневе как только этот самый железный занавес чуть приподняли — сразу вся номенклатурная шантрапа поперла на Запад! Кто сейчас громче всех разоряется про утечку капиталов из России — эти самые старые коммуняки, при которых основная утечка капиталов и началась. Они же наделали миллиардных долгов, а теперь нам за них расплачиваться. Да и эти реформаторы херовыми игроками оказались.

Они-то думали, что приватизация — это как детская забава «сорока-ворона кашу варила, этому дала, этому дала, а этому не дела». Хрен-то! Те, кому не дали, сильно обиделись… И стали готовиться к войне за передел собственности. А кремлевские ребята утратили над ними контроль. Так что надо срочно им кое-чего подсказать, а может, и подвинуть придется. Тяжко как-то стало до выборов ждать. К тому же не сегодня-завтра Запад опять выставит России счет по внешним долгам, начнут гундосить, пальцы загибать. Вообще хана. Была тысячелетняя Россия, и на тебе — вдруг не будет. Слава богу,

ему

толковых людей поставили вести переговоры с этими пижонами из парижских-лондонских клубов. Думаю, ребята у них не то что отсрочку выторгуют, они их скоро раком поставят; как бы не случилось, что эти «клубники» нам платить будут. Я тут на днях с Биллом разговаривал. Он уже весь в сомнениях. Не рад, что связался, говорит, у нас с этими никто не хочет иметь дела. А я ему так и говорю: надо спасать положение. А он кивает на этого, с которым ты вчера базарил.

— И то верно. Может, его и выберем, — заметил Витюша. — А он нам поможет. У него ж на всех кремлевских обитателей по толстенной папке оперативных разработок — не зря же наши люди из спецслужбы и из ментов ему подбрасывали материал. Пускай теперь предъявляет! И долбит всю эту шушеру.

Алик покачал головой:

— Просто так не предъявит. Он хитрый, сучонок! Его самого надо нам покрепче за яйца взять. Тогда, может, что и получится.

— Так как же ты его возьмешь? — Витюша покачал головой. — Он же «незапятнанный».

На тонких губах Алика зазмеилась хищная ухмылка.

— Ну ты перегнул. Незапятнанных у нас нет. Вот и сегодня я хорошо подготовился к его визиту. Во-первых, приготовил для него его любимый «Джек Дэниэлс». — С этими словами он потряс в воздухе квадратной бутылкой с черной этикеткой. — После трех стакашков он с копыт слетит. А во-вторых и в главных, он же у нас такой же, как твой Билл, но только — русский. Я ему такую Монику Левински приготовил! Все внутри переворачивается, а снаружи встает… И кстати, не одну приготовил — а сразу двух! Парень не сможет устоять… Уверен. Да ты и сам можешь убедиться. Девки сейчас здесь в гостевой, от нас команды дожидаются…

— Девки? — изумился Петр Петрович. — Какие девки?

— Какие-какие — эс-вэ-эровские. Из внешней разведки. Из спецотдела по секс-услугам. Причем из элитных кадров: все делают по высшему разряду, особенно когда трахаются перед телекамерой, и что характерно: всегда занимают нужные позиции на «съемочной площадке».

— Так ты и киномеханика привел? — Тут до Петра Петровича дошел смысл уклончивых слов Алика.

— Да, — серьезно сказал тот. — Кино будем снимать скрытой камерой. Назовем фильмец «Особенности национальной предвыборной кампании»…

— Ну тогда зови девок. Наш-то герой на подходе… Через минут пять будет. Пора включать аппаратуру.

ЧАСТЬ I. ГЛАВА 1

Варяг с полминуты постоял на пороге в подвал, пока глаза привыкали к полутьме. Затем он рассмотрел распростертого навзничь на полу Николая Радченко. Некогда грозный авторитет-беспределыцик по кличке Колян сейчас представлял собой жалкое зрелище: зрачки у него закатились, язык вывалился, из углов рта стекали струйки слюны. Колян, не переставая, что-то неразборчиво бормотал, а сидевший над ним отставной полковник Чижевский, ныне начальник охраны Варяга, внимательно слушал это бормотание и время от времени по-деловому делал пометки в блокноте. Рядом на табурете стоял включенный диктофон. Увидев вошедшего шефа, Чижевский поднялся и негромко сообщил:

— Все в порядке. Наш клиент стал значительно разговорчивей.

При налете на особняк Варяга погибла большая часть бойцов из банды Коляна. Живьем, кроме самого бригадира, взяли четверых раненых пехотинцев: совсем еще молоденьких парней лет по 18–20, которых Радченко навербовал буквально два-три месяца назад. Варяг распорядился подлечить пленников и затем с миром отправить на родину, в город Таежный. Чижевский, лично провожавший пацанов в аэропорт, сурово глядя в глаза, сказал им на прощанье:

— Скажите спасибо, салаги, что шеф у нас добрый человек. Я бы на его месте вас всех давно похоронил. И похороню, если еще раз замечу в Москве.

Пехотинцы, бледные и растерянные, переминаясь с ноги на ногу, слушали Чижевского молча, в душе мечтали лишь об одном: поскорее оказаться в самолете и унестись подальше от страшной столицы. По большому счету парням было глубоко наплевать на судьбу главаря, сулившего им золотые горы, а в результате приведшего на кровавую бойню.

Колян же, оказавшись в плену, вел себя вызывающе. Вначале, решив проявить характер, на требование Варяга назвать имена заказчиков налета ответил матерной бранью и добавил, хищно стреляя глазами:

— Жалко, суку твою не прибил и щенка. Погоди, мои люди доберутся еще до них. И тебе бошку отрежут, как пить дать, — добавил Колян.

Варяг только пожал плечами, усмехнулся и вышел, оставив пленника в распоряжении Чижевского. Тот без лишних хитростей отдубасил Коляна резиновой дубинкой. Колян ожидал более изощренных пыток и побои перенес играючи. Правда, его насторожило то, что по ходу избиения Чижевский ни о чем его не спрашивал.

На следующий день главный охранник явился вновь и вновь пустил в ход дубину, по-прежнему не задавая никаких вопросов. Бывший чекист знал, что делал: после нескольких его посещений все тело Коляна превратилось в один сплошной кровоподтек, отбивную, готовую к употреблению. Даже легкое прикосновение теперь заставляло пленника вскрикивать от боли. Оказалось, что банальная резиновая дубинка в руках терпеливого садиста-профессионала, появляющегося через каждые три-четыре часа, делается изощренным орудием пытки.

— Чего ты хочешь, фашист? Чего тебе надо, падла? — плача и скрипя зубами от невыносимой боли, хрипел Колян.

— Придет время — скажу, свинья, — хладнокровно отвечал Чижевский, перехватывая дубинку поудобнее. — А почему меня называешь фашистом? Потому что я не жалею тебя? А сам ты кого жалел?