Закон десанта – смерть врагам!

— Я продолжу, пока не притащилась? — попросил разрешения Борька. — Спасибо. А то будет под руку бухтеть, хрен тогда откроешь.

— Да ради бога. — Вадим прислонился к стене, решив понаблюдать за действиями взломщика-любителя.

Но действовал любитель вполне профессионально.

— А ну-ка, подержи, — он сунул в руки Вадиму фонарь. — Я, конечно, гений, но третьей руки не имею. Направь вот на эту дырдочку и не дыши.

Вадим погрузил в скважину нечто вроде отмычки — кусок каленой проволоки с разнокалиберными насечками. Похожую штуковину, но без насечек и загнутую крючком он поместил в отверстие под рукояткой. И вроде замер — хотя и не так: в замке нечто происходило.

— Ты уверен, что работаешь в автосервисе? — полюбопытствовал Вадим.

— Я в нем не работаю, — прошептал Борька, — я им руковожу… Да ты не волнуйся, я не домушник. Просто технику люблю. У меня в сумке имеется «готовальня» на все случаи жизни — ну, сам понимаешь: ножи, штопор, отмычка… Упрямую технику уломать, Вадим — это, скажу тебе, увлекательнее, чем уговорить несговорчивую бабу.

— Чудное какое-то извращение… — прошелестел по коридору голос. — Ах, да, — опомнилась Валюша, — спешу поставить в известность: я уже притащилась. Вам помощь не нужна? Под руку, например, поговорить?

— Кому-то требуется порка, — заметил Вадим. — Этот кто-то продолжает не слушаться старших и являться, когда ее не просят.

— А меня никогда не просят, — логично возразила Валюша, — приходится самой решать — являться или не являться.

— Да и шут с ней, — прошептал Борька. — Пусть стоит, может, сгодится.

— Только уйди за угол, — приказал Вадим. — Если за дверью кто-то есть, беги поднимай Макса.

— Хорошо, — ангельским голоском откликнулась Валюша. — А ты мне потом объяснишь, что такое почва личной неприязни.

Он не очень-то верил, что Уралову окажется по зубам эта неприступная с виду дверь. Однако чудо свершилось. Произошел прецедент: впервые таланты воспитанников школы заработали против устроителей западни! Под левой рукой Уралова протяжно пропела невидимая защелка. Что-то хрустнуло, дверь медленно и эффектно стала отворяться…

— Дьявол, — ни к селу, ни к городу ляпнул Борька, — отмычка сломалась, пережал…

Кого интересует кусок железа, если дело сделано? Вопреки ожиданиям, из открывшегося проема не грянула автоматная очередь и не вылетел быстроногий спецназовец. Там была другая дверь. Обитая кожей.

— Здравствуйте, мальчики. И зачем мы работали? — заканючила Валюша.

— Заткнись, — цыкнул Вадим.

— Не то, — буркнул Борька, — шумоизоляция. Проходите, гости дорогие, — он толкнул дверь, она охотно поддалась. «Вот поэтому он не слышал никакого шума, — мелькнула мысль. — Опасно».

Из чрева матово освещенного пространства на взломщиков пахнуло свежим кондиционированным воздухом…

Не так давно здесь были люди. Борька это чуял, а Вадима подвела хваленая интуиция.

На третьем этаже работало электричество, но не везде, а окна по периметру глухо задраены шторами, поэтому неудивительно, что с улицы свет не виден. Короткий коридор выходил в центральную овальную комнату. В этом помещении не было окон — оно находилось в центре этажа. Стены когда-то белили, на полу паркет. В принципе, гостиная, кабы не четыре монитора с погашенными экранами на центральном столе. Что такое? Уголок пользователя? Место оператора следящей системы? Никакой подсказки — провода, соединяющие мониторы с грудой системных блоков, размещенных под столешницей, были обрезаны. Та же участь постигла и провода, висящие на стенах и уходящие в смежные помещения — их, судя по всему, резали впопыхах, не особо вникая в назначение.

— Конец, — чертыхнулся Борька, — теперь ворота не открыть. Все порезали, уроды…

Помимо аппаратуры в помещении имелись четыре зачехленных кресла, стулья в ряд, нечищеный камин, журнальный столик, шкаф с элементами серванта и ни единого украшения. На журнальном столике — газета «Сканворд» (почти все клеточки заполнены), мужские журналы «XXL», стеклянная пепельница квадратной конфигурации — пепел свежий, окурки выброшены. На потолке мерцал полусферический светильник — приобретение недорогое и явно недавнее…

— Не вижу распределительного щита, — прошипел Борька, настороженно оглядывая комнату. — Его нет ни здесь, ни в коридоре. Нелогично.

Они стояли посреди необитаемого помещения и не могли расслабиться. Борька не вынимал руку из кармана (Вадим подозревал, что это неспроста — парень, в принципе, серьезный). Валюша спряталась за спиной у Вадима, хрипло сопела — застудилась, бедняжка.

— Осмотрим помещения, — пробормотал Вадим. Неплохо бы и вправду найти распределительный щит — не на потолке же находится рубильник, отключающий напряжение с периметра?

Смежные комнаты располагались по кругу, наподобие спален второго этажа, но охватывали больший сектор, разделенные лишь двумя коридорами, выходящими на лестницу. Одну из дверей они благополучно взломали, другая оставалась запертой. Проникнуть в помещения этажа труда не составило — замки на дверях имелись, но все двери были открыты. За крайней слева обнаружился биотуалет, за крайней справа — пустая каморка. На полу полиэтиленовые баки с водой — питьевой и технической (о чем извещали бирки). Останки раковины, ковш для воды, на гвозде серая хламида — что-то вроде халата технички.

— Руками не трогать, — предупредил Борька. — Развалится.

С остальными помещениями было посложнее. Одни напоминали классы — правда, парт немного, в основном покосившиеся столы да стулья. Дыры в стене, классные доски, на полу огрызки мела (ассоциаций не было, он зря стоял, зажмурившись; фраза «Кольцов, к доске!» ассоциировалась лишь с десятым классом и взъерошенным математиком Драконычем). Другие помещения когда-то были лабораториями, некоторые могли бы сойти за медицинские кабинеты. На удивление чисто: мусора нет, стены оштукатурены. Новые розетки. Верстаки, шкафы, лежанки, лабораторные столы. В одной из комнат стоял расчехленный, но не подключенный компьютер, прибор наподобие осциллографа, графопостроитель, наушники, отсоединенные от аппаратуры, деревянные ящики. В следующей — штабеля нераспечатанных картонных коробок без надписей, застекленный шкаф, набитый пузырьками и пробирками в деревянных держателях.

— Приборы хрен поймешь… — сунулся Борька в одну из коробок. Присел на корточки, стал копошиться. — Хотя и поймешь… Но зачем это здесь? Синхронизаторы, реле времени УТ24, инвертор…

— Терпеть не могу больницы… — прошептала синими губами Валюша, — они напоминают мертвого папу… Этот запах… запах смерти. Я стояла в коридоре реанимации, а он за стеной умирал, ему было больно, а эти уроды-вредители даже палец о палец не ударили!

Но Борька не отвечал. Он со скептическим видом качал головой, думая о своем.

— Знаешь, Вадим, эта чертовщина лишь одним боком похожа на больницу. Какие-то более охватные притязания были у здешних… Приборы скорее электрические, чем медицинские. Размыкание цепей, контроль над током, понижение оборотов двигателя, автоматическое отключение электросхемы в случае перегрузки… Какой перегрузки, Вадим? — Уралов пытался улыбнуться, его губы посинели, шевелились с трудом. — Такое ощущение, что кому-то навязали ненужное. Вроде поставок импортного оборудования на советские заводы в эпоху крупнопанельного зодчества. Никому не нужно, специалистов по отладке нет, для директора дополнительная головная боль, он все равно сделает план на убитых отечественных станках и получит переходящий вымпел… Оно годами стояло нераспакованное, это оборудование, мерзло, грелось, ржавело под дождем. До сих пор оно где-то стоит…

— Полагаешь, и это? — кивнул Вадим на загадочные коробки.

Тревога росла. Не то развеселое чувство опасности, готовое развенчать притаившегося за углом бандита, а подспудная тревога — предвестник страшного открытия. Во рту пересохло, с нажимом запульсировало. Кольцов вошел в какую-то комнату, и включилась память. Здесь не было света; мерцание из «гостиной» обрисовывало два стола, кушетку, приземистую тумбочку под окном. Всплыла картинка в мозгу, он замер… Вот он лежит навзничь на кушетке, по пояс голый, от резиновой подстилки холод адский. Над ним лицо, вполне конкретное: узкий череп, зачесанные жидкие волосы, скулы острые, глаза еще острее, режут, как ножом. На «специалисте» белый халат, он склоняется, страшно… Голос хриплый, человек еле сдерживает ярость. «Лежи, мальчишка, не шевелись… Да не сжимайся, расслабься, это не больно, даже не страшно. Ты мужчина или кто? Кравцов, импульс!..» На висках жесткие клеммы. Словно пощечина — внезапная, ошеломляющая… Это действительно не больно. Но страшно. Тело встряхивает, мышцы по всему телу начинают судорожно сокращаться… Вадим сбросил с себя оцепенение, помотал головой. Но не тут-то было. Лицо изувера растворилось, появилось другое, испуганное, со шныряющими глазами, дрожащей жилкой на виске. «Кравцов, повтор!» — выкрик из смежного пространства. — «Он не улавливает!» Новая пощечина — раскаленная сковорода обжигает кожу, лицо садиста искажается, гаснет… Удаление программы. Душно. Слишком прилипчивое наваждение, не избавиться. Кравцов затряс головой. Бросился к окну, отпихнул с дороги тумбочку и распахнул тугие шторы. За полотнищем открылось окно — не вполне стандартное, рама металлическая, холодная, стекла толстенные, но затворы, как на всех, и работают популярно — сверху вниз. Он рванул шпингалет и распахнул фрамугу — ветер остудил голову, избавил от наваждения. Вадим отдышался. Тупая боль в голове прекратилась. Окно выходило на северную сторону — противоположную воротам. Качались под напором ветра остроконечные макушки елей. Тучи клубились совсем рядом — рукой подать. Забор с «электрической частью» вырисовывался далеко внизу, подступал вплотную к дому, однако между лесом и стеной ротонды сохранялась мертвая зона — десять метров пустоты — вполне достаточная, чтобы проститься с мыслью о побеге.