Груз для Слепого

– А эшелон точно военный был?

– Да черт его в темноте разберет! Помню, вагонов было пять десятков и тянулся он еле-еле, как улитка по ветке.

– Самое сложное в нашем деле – угадать, что лежит в вагоне. Но в этом мы с тобой специалисты.

– Нам везет, почти никогда не ошибаемся.

– До поры до времени. Не зарекайся, – одернул Петра Антонов.

Предупреждение оказалось не напрасным. Как-то, чуть больше года назад, темной грозовой летней ночью свояки в очередной раз пошли на дело. Состав медленно полз в гору. Пропустив локомотив и три вагона, Андрей свистнул, и они с Петром двинулись к составу. Медленно проплывали перед их лицами двери вагонов, на которых висели пломбы.

– Этот брать не стоит. Этот тоже. А вот этот мы сейчас ковырнем, – сказал Петр и принялся орудовать фомкой.

Он шел рядом с вагоном, чуть быстрее обычного и наконец дверь отошла в сторону. Петр влез в вагон. И в это мгновение загремели выстрелы, сливаясь со стуком колес на стыках рельсов. Петр дико закричал, вывалился из вагона, скатившись в кусты. Антонов тут же бросился к своему напарнику. Тот корчился, на губах выступила кровавая пена, глаза лезли из орбит.

– Убили.., меня убили.., я умираю…

Андрей не спешил помочь. Он прижался к земле рядом со свояком, опасаясь следующих выстрелов. Немного осмелел Антонов только лишь тогда, когда рядом с ним прогрохотал последний вагон с красным фонарем. Охранники, на которых нарвался Петр, не стали останавливать поезд.

– Помоги… – шептал Петр.

Андрей наконец-то поднялся в полный рост и посмотрел, что же случилось с Петром. Тот лежал на колких камнях, запрокинув голову, прижав руки к окровавленному животу. Между пальцев сочилась густая кровь. Он тяжело дышал.

– Эка тебя зацепило, – пробормотал Андрей. Петр медленно отвел трясущиеся руки от живота и задрал свитер вместе с окровавленной майкой. На животе зияли четыре пулевых отверстия. Из них, клокоча, как из прорванной трубы, лилась кровь. Петр снова прижал руки к животу, словно так он мог остановить кровотечение. Испуг и растерянность у Антонова быстро прошли. Он понял: нужно что-то делать, нужно спасать свояка.

– Лежи здесь и не шевелись! – крикнул Андрей. В глазах Петра зажглась надежда.

– Пить… – прошептал он.

– Тебе нельзя. Сейчас быстро сбегаю в поселок за Ксенией, возьму лошадь и отвезем тебя к фельдшеру.

– Быстрей.., быстрей… – бормотал, теряя сознание, Петр, его лицо даже в темноте казалось белым, а кровь – черной.

Ломая кусты, царапаясь о ветки, не разбирая дороги, Андрей Антонов помчался к видневшемуся вдали поселку. Всего лишь каких-то два огонька горели в ночи. Он знал: это светится окно в доме Ксении и горит единственный на весь поселок фонарь возле маленького магазинчика, открывавшегося два раза в неделю. Андрею показалось, что бежал он до поселка несколько минут. Это время промелькнуло в его памяти как короткий, вагонов из пяти, железнодорожный состав.

Антонов вбежал в дом. Перепуганная Ксения поднялась из-за стола. Она не ждала такого раннего появления своего сожителя. Увидев перекошенное от страха лицо Андрея, Ксения вскрикнула и все поняла.

Она всплеснула руками:

– – Что? Петр!

– Запрягай коня, Петра ранили!

– Боже мой! – запричитала женщина, выбегая на улицу.

Вдвоем с Ксенией они быстро заложили телегу и, даже не думая о том, заметит ли их кто-нибудь из соседей, не заботясь о предосторожностях, стегая коня, помчались в ночь к железной дороге. Но как ни гнали они коня, вырывая друг у друга вожжи, все же Ксения и Андрей опоздали. Да и невозможно было успеть, потому что Петр, потеряв сознание сразу после ухода Андрея, так в себя и не пришел.

Уже никуда не спеша, с мрачными лицами, они отвезли тело Петра в поселок. На удивление никто не стал донимать их расспросами. Порешили в поселке, что Петра подстрелил какой-нибудь заезжий браконьер. Такое здесь случалось.

После того, как похоронили Петра, Андрей на какое-то время затаился. Ему казалось, что теперь-то уж на этом крутом подъеме железнодорожники примут меры безопасности. Если раньше о пропаже узнавали в лучшем случае на узловой станции, до которой отсюда было километров сто пятьдесят, то этот прокол свояков-грабителей, стоивший Петру жизни, точно обозначил место, где грабят поезда. Но, наверное, Андрей Антонов родился под счастливой звездой. В вагоне, на который они польстились, находился армейский груз, который охраняли военные. Солдаты, наверное, и сами испугались – никому не сказали о нападении, побоялись, что застрелили грабителя, не сделав предупредительного выстрела, а может никто у них и не спрашивал. Скорее всего, рассудил Антонов, солдатам из охраны оставалось служить пару месяцев и никому из них не хотелось связываться с военной прокуратурой. Дембель для служивого дороже всего на свете и ради того, чтобы вовремя уйти домой, можно помолчать об автоматной очереди глухой ночью на перегоне у Медвежьей сопки.

Вспоминать о том происшествии Антонов не любил. Ему всегда становилось тягостно – случилось с Петром, может случиться и с ним. Но почему-то этой зимней студеной ночью его мысли вновь вернулись к прошлому. Андрей вошел в дом, посмотрел на стену, где однообразно покачивался маятник старых ходиков с тремя медведями, нарисованными на жестянке, недовольно поморщился, налил себе полстакана водки и закусил куском вяленого мяса.

Ксения посмотрела на своего сожителя:

«Ну что, пойдешь?» – спросила она взглядом.

– Да хрен его знает, – пожал Андрей широкими Плечами.

– Может.., не ходи сегодня, – попросила Ксения.

– Не ходи… А жить на что будем?

– Как-нибудь перебьемся, слава Богу, погреб забит товаром, это бы продать.

– Ночь больно хорошая, – пробормотал, облизывая губы, Антонов.

– В такую ночь хороший хозяин собаку во двор не выгонит, – настаивала Ксения.

– Собаку, может, и не выгонит, а сам пойдет. Хорошая ночь, чувствую, повезет сегодня.

– Дай Бог, – в глазах женщины мелькнул испуг, но она пересилила себя, подошла к Андрею и хотела обнять его за плечи.

Андрей стряхнул ее руку.

– Не лезь ко мне, а то действительно останусь дома.

– А как.., случится? Ведь один идешь…

– Предлагаешь тебя с собой взять?

– Я не пойду, раньше не ходила и теперь не пойду. Не бабское это дело, что-то сердце шалит, – и Ксения прижала ладонь к груди.

– Вот и сиди дома. Без тебя управлюсь, не маленький.

Андрею Антонову было сорок пять. Для своих лет выглядел он прекрасно: широкие плечи, крепкая шея, сильные руки, загорелое, обветренное лицо. Даже водка его не брала. Ксения была довольна, что у нее такой мужик. А то, что он бывший уголовник, да и сейчас промышляет грабежом, се волновало мало. В их поселке многие мужики раз или два сидели в тюрьме. Здесь, на Урале, к уголовникам относились хорошо, даже считалось, что тот не мужик, кто не тянул срок. Да и поселок, в котором они жили, в свое время основали зеки, отпущенные на волю.

– Я пошел, – сказал Андрей Антонов. Он взял со шкафа обрез двустволки, сунул его за пояс стволами вниз. В правый карман меховой куртки всыпал горсть патронов. Нож с длинным лезвием исчез за голенищем унтов.

– Присядем на дорожку, – сказал Антонов. Он сел и потянулся к бутылке. Ксения перехватила руку Андрея и сама плеснула на дно граненого стакана совсем немного – граммов пятьдесят.

– Будь осторожен, – поднимаясь со стула, прошептала женщина, и когда Антонов направился к двери, она незаметно перекрестила своего сожителя.

Подняв воротник куртки и завязав ушанку под подбородком, с фомкой в правой руке Андрей, тяжело ступая по снегу, двинулся в сторону железной дороги – туда, откуда слышался перестук колес и натужные гудки. Даже не глядя на часы, Антонов догадался: это идет пассажирский Челябинск – Москва. Естественно, пассажирские поезда он никогда не грабил, его уделом были товарные.

Снег скрипел под ногами, ветер гнал поземку. Через полчаса Андрей уже оказался у железной дороги. Он разогрелся во время ходьбы, расстегнул две верхних пуговицы своей теплой куртки.