Полицейская история

Гильзы, подобранные на улицах Парижа, где имела место перестрелка, отправлены на экспертизу в лабораторию.

Толстый довольно потирает руки, считая, что время работает на него. Он надеется, что у двух вьючных животных, Идуана и Борниша, с каждым днем увеличиваются шансы напасть на след Бюиссона.

Однажды утром он вызывает меня к себе и говорит:

— Борниш, в ближайшие дни вы должны нанести визит судебному следователю Гольти. Вы попросите у него разрешения на посещение Санте и поговорите с Жирье. Может быть, вам повезет больше, чем вашим коллегам. А пока у меня есть для вас другая срочная работа. Читайте.

Он протягивает мне рапорт, поступивший из жандармерии департамента Конфлан — Сент-Онорин. Я читаю:

«26 сентября в лесу Ла Фэ в Андрези обнаружен труп неизвестного мужчины. Документов, удостоверяющих личность, при нем не обнаружено. Пришлите инспекторов полиции на помощь жандармам Пети и Эрпрото».

— Надеюсь, в этом деле вам больше повезет, чем с Бюиссоном, — с иронией бросает Толстый. — Возьмите с собой Коканя, Крокбуа и отправляйтесь.

Я возвращаюсь в свой кабинет, с некоторым удовольствием думая о том, что мне не повредит подышать немного свежим воздухом и отвлечься от дела Бюиссона. В нескольких словах я объясняю ситуацию Идуану, натягиваю плащ цвета хаки, купленный по дешевке у американского офицера, и предлагаю ему:

— Хочешь поехать со мной?

— Куда?

— В лес Л а Фэ. Заодно прочистим немного свои легкие.

— Как бы не так! Возясь с трупом…

— Не дури, Реймон. В полдень мы с ним разделаемся и будем уже сидеть в ресторане «Рыбак» в Конфлане. Я знаю это заведение, там хорошая кухня и недорогая.

— Хорошо, едем.

Я предупреждаю по телефону Коканя и Крокбуа, чтобы они готовились к выходу. Кокань — это наш фотограф, сорока пяти лет, за очень высокий рост прозванный Мачтой. У него прекрасное, золотое сердце и луженый желудок. Он без всякого отвращения фотографирует трупы в разных положениях, переворачивает их, снимает с них отпечатки пальцев. Его не смущает ни степень разложения трупа, ни исходящее от него зловоние. Он находит в себе силы даже для юмора, но я плохо слышу его, так как держусь от трупов на приличном расстоянии. За время работы в полиции я так и не смог к ним привыкнуть, и их вид неизменно вызывает у меня тошноту.

Крокбуа — наш шофер. У него всегда тщательно уложены волосы, он строен и очень аккуратен, пользуется большим успехом у женщин. Когда мы с Идуаном спускаемся вниз и выходим на улицу, они оба уже сидят в машине с включенным мотором.

— Ты доволен, что отправляешься на лоно природы? — спрашиваю я Крокбуа.

— Еще бы! Ничто так не заряжает темперамент, как кислород, — отвечает он.

Ко мне подходит жандарм Пети:

— Карманы были вывернуты, господин комиссар.

— Инспектор, — поправляю я. — Вы не обнаружили ничего, заслуживающего внимания?

— Нет. Абсолютно ничего.

Я поворачиваюсь к Коканю:

— Давай, старик.

Фотограф уже установил свой аппарат на деревянном треножнике. Он накрывается черным сукном, наводит фокус со словами: «Прошу не шевелиться» — и нажимает на грушу. Раздается щелчок. После этого Кокань меняет позицию и снова снимает. Удовлетворенный, он подходит к трупу и переворачивает его, как матрас: к волосам и пиджаку прилипли грязные листья, на вороте сорочки видны коричневые засохшие пятна.

— Убит пулей в затылок, — констатирует Идуан, осмотрев череп трупа.

Для этого ему пришлось раздвинуть слипшиеся от крови волосы. Кокань снимает крупным планом затылок, измеряет сантиметром руки, ноги и торс убитого и записывает данные в маленькую черную книжку. Достав из сумки ватный тампон, он пропитывает его спиртом и протирает им пальцы и руки трупа.

— Я скоро закончу, дети мои, и мы отправимся обедать. Что вы скажете о хорошем рагу из баранины?

Я смотрю на него с отвращением.

В этот момент на место происшествия прибывают прокурор, судебный следователь, секретарь суда и судебный эксперт. Все вместе мы ищем в траве улики, в то время как жандармы увозят труп в госпиталь Конфлана для вскрытия.

Ко мне подходит судебный следователь:

— Что вы можете сказать?

— Тот факт, что при убитом не оказалось документов, заставляет думать о сведении счетов между бандитами.

— Я такого же мнения, — роняет он, протягивая мне лист бумаги.

Это официальная бумага, подтверждающая мое назначение для проведения расследования данного дела.

Судебный следователь пожимает мне руку, после чего удаляется к машине.

— Ну что, идем? — спрашивает Кокань. — Я умираю от голода.

Меня немного подташнивает, но ничего не поделаешь, мы едем в ресторан «Рыбак», заказываем анисовую водку, салат, индейку с жареным картофелем и грибами, сыр, торт и божоле. Крокбуа куда-то удаляется с официанткой. Я закуриваю сигарету, мечтая купить себе на зиму пальто у Макса Эвзелина, какие носят сейчас все кинозвезды. Я бы предпочел, чтобы оно было темно-серого цвета, маренго, неброского и немаркого, но Марлизе хотелось бы видеть меня в бежевом пальто, как у всех киноартистов.

Мои размышления прерывает приход жандарма. Он достает из кармана конверт, открывает его и кладет на стол латунную пулю.

— Ее обнаружили в голове убитого, — объясняет он. — Судебный эксперт утверждает, что стреляли снизу, с расстояния пятидесяти сантиметров. Должно быть, убийца был намного ниже ростом, чем его жертва.

Утром следующего дня я еду во Дворец правосудия. В портфеле я везу пулю и листы бумаги с отпечатками пальцев убитого. Я поднимаюсь на третий этаж, где располагается служба антропометрических данных о преступниках. Здесь собрано четыре миллиона отпечатков, и я бы очень удивился, если бы среди них не оказалось интересующих меня. Специалисты по баллистике также без затруднения смогут назвать мне вид оружия, из которого была выпущена эта пуля. Я вхожу в дактилоскопический зал, где проводится идентификация отпечатков. Дежурный инспектор отрывается от микроскопа и вопросительно смотрит на меня.

— Привет, — говорю я, протягивая ему бумагу. — Борниш, из Национальной безопасности. Мне нужно опознать труп.

Служащий в белом халате берет у меня бумажные листы, смотрит на них и, покачивая головой, спрашивает:

— Твоя работа?

— Нет, это Кокань, профессионал. Он взял их на месте.

Служащий ничего не отвечает. Он кладет отпечаток под линзу микроскопа, изучает его и делает какие-то пометки. Я спрашиваю его:

— Что это за цифры ты записываешь?

Он, не оборачиваясь, объясняет:

— Это код. Каждый отпечаток имеет свою форму, которую я выражаю цифрами. Затем, если в картотеке есть карточка с этим номером, я достану ее и сообщу тебе имя преступника.

Он берет приставную лесенку, подходит к картотеке, поднимается на третью ступеньку и достает из выдвинутого ящика прямоугольную картонную карточку.

— Держи, — говорит он, опускаясь. — Рюссак Анри, родился пятого декабря тысяча девятьсот пятого года в Шарантоне, имеет несколько судимостей, не так давно вышел из Санте.

Я смотрю на снимок, анфас и в профиль, приклеенный к картонке. Да, это действительно неизвестный из леса Ла Фэ. Я спрашиваю:

— У тебя нет еще одного снимка, в полный рост?

— Нет, но в архиве ты найдешь все, что тебе нужно.

Он возвращается к своему микроскопу, а я направляюсь в баллистический зал, надеясь получить там такой же скорый результат, как и с отпечатками. Мне пришлось, однако, разочароваться.

— Приходите завтра, — говорят мне в канцелярии.

Я выхожу из Дворца правосудия и направляюсь в свой кабинет на улице Соссе. Дойдя до почты, я звоню Идуану.

— Реймон, сходи в архив и принеси досье Рюссака Анри. Я буду через полчаса.

Повесив трубку, я достаю еще один жетон и звоню в тюрьму Санте. На этом этапе дело кажется мне простым: с полученной информацией и с той, которую я получу в скором времени, я быстро смогу выйти на след убийцы.