Бомж вера

— Вера, но как же? Я про болезнь, ведь это факт!

— Толенька, если не секрет, у тебя какая болезнь была?

— Гонорея.

— Хм, — Вера улыбнулась, — у мужчин симптомы болезни проявляются через 2–3 дня. Тебя заразила не Вера, а другая женщина.

— Людка? Так это она… И врач был ее знакомым! Ах, стерва! Но, получается, что я ни за что ни про что… Что я порезал тебе лицо из-за Людки?

Вера тихо засмеялась. Я с удивлением смотрел на нее. Что вообще происходит? Я не понимал.

— Толя, Толя. Ты такой большой, а такой глупый. Людка виновата… Ты хочешь сказать, что изрезать лицо молодой девушке из-за того, что она заразила венерическим заболеванием, это нормально? Она получила свое, и слава Богу. Она никого не винила, только себя. И ты свое уже получил, или получишь. Не беспокойся.

Эти слова будто огнем полоснули меня по сердцу.

— Как? То-есть, что значит получу?

— А все, Толенька, получают. Даже если не в этой жизни, то в будущей, что гораздо хуже. Лучше уж тут рассчитаться, уверяю тебя.

— Вера, прости меня! Прости! Я правда давно отошел от той жизни. Тогда время такое было, жизнь жестокая. Я был волком, и вел себя как волк. Но я готов помочь тебе, правда, я…

— Не надо, Толя, — Вера перебила меня на полуслове. — Веры нет, она умерла, а мне — грязной бомжихе, много не надо. Покушать раз в день, да от дождя и холода спрятаться. Езжай, Толя, езжай.

Я медленно поднялся и отправился к машине. На полпути остановился.

— Ты больше не исчезнешь отсюда? — Сказал я обернувшись.

— Иди Толя, не это важно для тебя.

— А что важно?

— Иди. Есть вещи, которые человек должен понять сам.

Через 15 минут я был в офисе. Наша фирма разваливалась на глазах. Люди увольнялись один за другим: никому не хотелось иметь дело с правоохранительными органами. Следователи наведывались в нашу контору все чаще и чаще. Находиться в офисе было невыносимо: тяжкая атмосфера угнетала. Казалось, что воздух стал плотнее, им было трудно дышать. Подписав необходимые бумаги и сделав несколько распоряжений, я поехал на Каширку. Вечером по дороге домой я остановился около церкви, куда заходил утром. Храм был открыт. Я купил Евангелие и поехал домой. Текст, который священник читал утром, завораживал и притягивал мое внимание. Я читал его раз за разом, стараясь найти отгадку. Я был уверен, что вся моя дальнейшая жизнь зависит от того, что я сделаю дальше, как поступлю.

Прошла неделя, Пашке стало хуже. Утром позвонил врач, попросил приехать. Я быстро собрался, по пути зашел в полюбившийся храм. Здесь мне было проще успокоиться, избавиться от тяжких мыслей. Я обычно покупал свечку и шел к иконе, на которой был изображен какой-то старичок. У него был удивительно добрый взгляд.

В больнице доктор сказал, что пришлось прекратить курс химиотерапии, у Пашки сдала печень. Раковые клетки сразу активизировались: куда ни кинь всюду клин. Так и не приняв окончательного решения, мы распрощались с доктором, а я поехал к Вере. На что я надеялся? Не знаю. Мне просто хотелось ее увидеть. С сильным душевным трепетом я подъезжал к набережной. Было больно и стыдно, кроме того, я боялся, вдруг ее там не будет.

Вера сидела на прежнем месте. Увидев меня, она даже не улыбнулась.

— Я могу присесть, Вера?

— Садись, коль приехал.

— Вера, Пашке стало хуже, я не знаю, что мне делать. Помоги, Вера, я знаю, я уверен, что ты можешь помочь!

— Бомж Вера крутому бизнесмену? — Женщина засмеялась.

— Вера, перестань! Мне не до смеха!

— Ха, ему не до смеха! А тому мальчишке, которого ты застрелил? Помнишь лотошника с Воробьевых гор? Ему было смешно? — Взгляд Веры стал грозным. Я поежился.

— Вера, но откуда… Откуда ты ЭТО можешь знать?

— А этого не было? Сколько человек ты убил, Толя, а скольких покалечил?

— Но Пашка тут причем? Причем, я тебя спрашиваю? Если твой Бог такой суровый, ну пусть прибьет меня!

— Балда ты, Толя. До седых волос дожил, а ума нет. Богу твои страдания не нужны, и дети болеют не за родителей, а потому, что болеют. Вот так бывает. Но ты сейчас на чудо надеешься, а чудо кто дает? От кого чуда ждешь? От Бога?

Я лишь кивнул.

— Но ты ведь всю жизнь против Бога жил, против Его заповедей, а теперь решил от Него чудо получить. Это нормально?

— Но что мне делать?

— А ты не знаешь? — Взгляд Веры опять проник до самого дна моей души, я поежился. — Не знаешь разве, Толя?

Я вспомнил разговор с Витей. У него тоже случилось чудо, и он тоже был виноват, но он исправил ситуацию, он стал чист перед женой.

— Да, я готов! Я отдам тебе все, слышишь, и даже больше! Что ты хочешь? Квартиру, машину? Пластического хирурга? Счет в банке? У тебя все будет, бери, только Пашку отдайте! Слышите?! — Я готов был снова, как тогда, много лет назад растерзать эту женщину. На меня нахлынула почти неконтролируемая злоба. — Назови цену! У каждой вещи есть цена?

— Цена? Интересно… А за сколько сейчас можно воскресить человека, а? Ты Сереженьку тоже вернешь? Сколько стоят слезы несчастной веры Елкиной? Сколько стоит жизнь того убитого тобой паренька? Во сколько ты оценишь слезы его матери, которая лишилась единственного сына? Сколько, Толя?! А во сколько ты оцениваешь жизнь своего сына, а? Своего любимого Пашку во сколько ты оценишь?

Я вскочил, схватил Веру за отвороты грязного халата и как следует встряхнул. В ее глазах не было страха, ни капельки. Вся моя злость, вся решимость улетучились в мгновение ока. Я отпустил Веру, сел на ящик и обхватил голову руками.

«Закхей же, став, сказал Господу: Господи! Половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо. Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама, ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее», — отчетливо вспомнил я.

Через минуту я поднялся, и, не сказав ни слова, ушел.

Сутки я не выходил из дома. Я не смогу сейчас вспомнить точно, что со мной происходило. Я ничего не ел и не пил. Мысли мешались и путались в моей голове. Решиться на шаг, который мне предстояло совершить, было почти невозможно, но я все же сделал это.

Жаркий июль сменился дождливым августом. Я продал загородный дом и долю в бизнесе. Малыш так и не вышел из запоя, он умер от инфаркта. Володьку выпустили из СИЗО, дела в отношении нас прекратили. Пришлось изрядно раскошелиться. Смирнов все недоумевал о причинах, заставивших меня выйти из дела, но я стойко выдержал все расспросы. В конце концов, компаньон сдался. Я получил хорошие деньги, оставив Володьку полноправным и единственным владельцем компании. С Людкой я развелся. Жена была шокирована тем обстоятельством, что не может предъявить мне никаких финансовых претензий. Всю семейную недвижимость я оформлял на оффшорную компанию. Такая практика сложилась еще в лихие времена, когда можно было угодить под конфискацию имущества. Так что дорогая супруга получила от меня лишь ключ от однокомнатной квартиры на Мичуринском проспекте. Она грязно выругалась и отправилась заново строить личную жизнь. Пашка ее не интересовал.

Это только кажется, что так просто потратить деньги на благотворительность. Тратить их надо с умом, а сделать это ох как не просто. Я решил сначала осмотреться. Не знаю каким образом, но в душу пришел покой. Знаете, как бывает. Ты мучаешься, пытаясь принять трудное решение. Но стоит его принять, и вся нервозность улетучивается. Наверное, так было и у меня. Появилось доверие к Богу, ради Которого я и решил изменить всю свою жизнь. Иногда мне казалось, что я ощущаю Его взгляд, Его тепло.

В полюбившемся мне храме я бывал часто. Там мне и встретился новый друг, компаньон, помощник. Я никогда раньше не встречал таких людей. Нет, возможно встречал, но не знал их близко. Я познакомился со священников, который жил для людей. Даже не жил — в общепринятом понимании этого слова. Мы все живем, словно тлеем — от нас ни света, ни тепла, один дым. А батя горел, согревая сердца всех, кто находился рядом. Внешне он был очень похож на отца Василия — моего давнего знакомого, я о нем рассказывал. И звали его тоже Василием: на голову ниже меня ростом, длинные рыжие волосы и всклокоченная борода, узкое худое лицо и огромные карие глаза. Да, и улыбка. Непременная улыбка на лице.