Жесткй вариант

— Запросто. До похвалы он падкий, спит и видит себя в кресле начальника ГУВД.

— За что его похвалили-то? — не понял я.

— За спасение Онуфриевых.

— Кто?

— Завьялов, а затем и мэр. Так что он тебе обязан, а я этим воспользовался.

— А что Онуфриева показала?

— В час дня в дверь позвонил Кубацкий и сказал, что забыл в детской на столе бумажник с водительским удостоверением. Она пошла за ним, в это время в квартиру ворвались трое в масках, врезали горе-телохранителю по балде и отволокли в спальню. Ее повалили, сделали инъекцию. Больше ничего не помнит. Очнулась в каком-то сарае за городом. Сын спал. Анализ крови подтвердил: воткнули внутримышечно солидные дозы морфия.

Я хотел рассказать ему, что некогда состоял с госпожой миллионершей в «теплых, дружественных» отношениях, но передумал: в конце концов, они списывались за давностью лет. В ее показаниях не было ни малейшей зацепки: возвращение Кубацкого за бумажником походило на плохо придуманное оправдание, но именно из-за незначительности, расхожести повода выглядело правдоподобным.

— Как в сказке, — проворчал я, чувствуя нарастающее раздражение, как всякий человек, которого слишком долго водят за нос. — Лиц не видела. «Были в масках». Где была — не знает. «В каком-то сарае». «Поскользнулся, упал, закрытый перелом, потерял сознание, очнулся — гипс…» Туфта!

Володя ничего не ответил. Всего этого можно было не говорить, наши мнения совпадали, но как следователь прокуратуры он предпочитал эмоциям факты.

3

Стараниями Сумарокова и его шефа — начальника следственного отдела Овсянникова — мне была предоставлена во временное пользование автомашина «жигули» «ВАЗ-2103» 1983 года выпуска, конфискованная сотрудниками ГАИ и невостребованная. Третий месяц она ржавела на штрафной площадке перед городской ГАИ, и когда я ее увидел, то зело усомнился в том, что эта «синяя птица» вообще способна летать. Но тринадцатилетняя старушка на пробном пробеге показала весьма неплохой результат — сто десять километров в час. За «порше» или «феррари» не угонишься, но лучше плохо ездить, чем хорошо ходить.

Обзаведясь транспортным средством, я почувствовал себя свободным человеком и решил тряхнуть стариной — на голубом глазу позвонил Лиде Ямпольской, ныне Онуфриевой — одной из богатейших леди Градинска, а может, и не только.

— Кто это? — не ответив на приветствие, спросила она.

— Гость из твоего прошлого, Лидочка. Игорь Вениаминов.

— Игорь?! Веня! Венечка, здравствуй! Сколько лет, сколько зим! Где ты?

— Здесь я, здесь. В нашем с тобой городе.

— Приезжай! Приезжай немедленно!

— Неудобно. Ты сейчас мужняя жена.

— Что за глупости!

— Нет, правда, давай на первый раз — на нейтральной полосе? Посидим где-нибудь, поужинаем.

— Ты все такой же упрямый… Ладно, выбирай: ресторан «Наполеон» или кафе «Сфинкс»?

В городе была добрая сотня злачных мест, но в течение четырех суток своего пребывания я только и слышал о ресторане «Наполеон» и кафе «Сфинкс».

— Куда хочешь, туда и пойдем.

— Хорошо, в восемь в ресторане. Заехать за тобой?

— Не стоит, я найду. До встречи!

Часы показывали восемнадцать тридцать, но я уже чувствовал, что начинаю волноваться. Мы не виделись дольше, чем прожили до разлуки. Вчера я видел ее мельком, к тому же далеко не в лучший момент ее жизни, но узнал сразу. Интересно, узнала бы она меня, не будь на мне маски?

Приняв душ и выгладив парадный костюм, я отправился в ресторан пешком, проделав крюк через Ясенскую, где когда-то жила Лида, но одноэтажного маленького домика не было и в помине, от улицы осталось одно название. Солнце почти село. Теплый южный ветер усиливал ностальгию; воспоминания нахлынули с неожиданной силой, будто все это происходило со мной совсем недавно, и не было этих долгих лет, и не было моих многократных попыток самоопределения в жизни — сумбурных, подневольных и оттого тщетных.

На то, что Лида согласится на встречу, я не очень-то рассчитывал — после всего пережитого ей нужно было время, чтобы прийти в себя. Но каждый, видимо, распоряжается отведенным на залечивание ран временем по-своему.

Мы переписывались года два после разлуки. Потом она перестала писать, я так понял — вышла замуж, а я хранил ее письма до самой свадьбы. Если кто-нибудь станет меня уверять, что судьба слепа, даром потеряет время: еще неделю назад я не смог бы себе представить, что вновь увижу ее.

На углу продавались цветы. Я купил три желтые розы на метровых ножках и свернул к ресторану.

Мадам Онуфриеву доставили в «мерседесе» мужа. Благоухающая, по-прежнему красивая, разве чуть-чуть располневшая, она вспорхнула по ступенькам мне навстречу и остановилась в нерешительности.

— А ты не очень изменился за эти годы, — улыбнулась, принимая мои розы. Мне показалось, что черные глаза ее увлажнились.

Судя по тому, что она узнала меня сразу, в ее словах была часть правды.

— Ты тоже, — смущенно ответил я — Рад тебя видеть.

Совершенно непроизвольно, как когда-то во время прогулок по излюбленным нашим улочкам, мы взялись за руки и пошли в этот идиотский кабак, куда лично мне идти совершенно не хотелось. Я вообще не люблю ресторанов и никогда не бывал в них со своей младшей женой.

Швейцар распахнул перед нами дверь и согнулся в полупоклоне. Метрдотель проводил нас за накрытый на две персоны стол, отделенный от зала перегородками. Видимо, наш визит сюда был упрежден телефонным звонком. Ничего странного — Онуфриев сам рассказывал, что еженедельно посещает ресторан, и, конечно, миллионера и его жену здесь знал каждый.

Мы посидели, глядя друг на друга, молча, но вовсе не потому, что не о чем было говорить: слов набежало столько, что трудно было произнести первое.

— Рассказывай! Как ты жил, что делал, вспоминал ли обо мне?

— Вспоминал. И очень часто.

— Где ты работаешь?

— Чего можно ожидать от сына военного? — отшутился я.

— Женат? Дети есть?

— Детей пока нет. А ты?

— Замужем. Сын Сережа семи лет.

— Поздний ребенок. Что так?

— У меня второй муж. Первый был капитаном, детей иметь не хотел.

— Счастлива?

Она подождала, пока официант нальет шампанское в бокалы и удалится.

— Ты знаешь, что такое счастье? — улыбнулась. В вопросе прозвучала надменность.

— Да где уж мне! За нашу встречу?

Мы выпили. Официант приволок холодные закуски в неимоверном ассортименте.

— Признавайся, ты хозяйка этого заведения? — недоуменно посмотрел я на Лиду.

— Почти угадал. Хозяин этого заведения — дядя Витя, компаньон моего мужа.

— И чем же занимается твой муж, если не секрет? — Вопрос слетел с языка нечаянно и очень мне не понравился: я знал, кто ее муж, а Онуфриев меня видел, и рано или поздно ей станет известно о моем притворстве.

— Бизнесом. Меня это вполне устраивает, — широким жестом обвела она ресторан.

— Ясно. Ты училась на экономическом? — вспомнил я.

— Да, но это мне не пригодилось.

— Я слышал, иметь много денег в наше время небезопасно? Она засмеялась:

— Совсем даже наоборот! В наше время опасно иметь мало денег.

Как ни старался я убедить себя в том, что она — мужественная женщина и не хочет омрачать нашей встречи рассказом о своих неприятностях, ничего не получалось: быть на волоске от смерти, претерпеть унижения, едва не потерять ребенка и всего через пару дней вести себя так, словно киднапперы похитили не ее, а кого-то другого, да и то — в американском видике?.. На ее месте не то что любая другая женщина, а и я бы, пожалуй, неделю отпивался валерианкой!

— Помнится, кто-то говорил, не в деньгах счастье? — задержал я на ней взгляд.

— Время меняет жизненные установки и моральные ориентиры, — ответила моя первая любовь, нанизывая на вилку ветчину.

— На материальные?

— Я ни о чем не жалею. Ни о том времени, когда им распоряжалась я, ни об этом, которое распоряжается мной. Твои старики живы?