Боец невидимого фронта

— Засохни! — не отрываясь от разговора и потому в том же стиле пробормотал любитель фени. — Ну точно говорю — угол с браслетом! У бездарного фраера! С бабками, с чем же еще! Догнал наконец?!

— Как вы… Как вы смеете! — опомнилась бортпроводница. — И еще по телефону!.. Это запрещено! Вы мешаете диспетчерским службам…

— Да ладно, ладно ты, не бушуй, чудачка, — перешел на нормальный тон. пассажир, — Ну не гони волну, говорю. На тебе.

Ткнул ей в карман фирменного пиджака двадцатидолларовую купюру. Бортпроводница заметно успокоилась.

— Сядьте, пожалуйста, на место и застегните ремни.

— Да щас, щас. Да тут герла одна прицепилась, как репей. Ну нюшка. Короче, ты там наших пацанов собери. Будем фраеру угол отворачивать. Понял меня? Понял?! Ну все. Да иду, иду уже…

В аэропорту толпа быстро рассосалось. Пассажир с «дипломатом» не пошел к стоянке автомобилей, пошел к остановке городского транспорта. С народом было спокойней.

Он сел в автобус на переднее сиденье, к стеклянному окну, ведущему в водительскую кабину, завешенному какой-то грязной занавеской. Если всматриваться в стекло, можно было видеть салон и видеть пассажиров.

Вроде все спокойно.

На компанию пришибленно сидящих парней он внимания не обратил. Парни как парни — обыкновенные, какие теперь на каждом шагу встречаются, то ли урки, а может, студенты юрфака.

Ноздря и Харя с приятелями сидели непривычно тихо. Как мальчики-отличники образцово-показательной гимназии перед инспекторами РОНО. И даже на пол не сплевывали.

— Не стыдно вам, молодые люди? Расселись, а бабушки вон стоят, — возмутилась какая-то бабушка.

«Заткни пасть, корзина», — хотел сказать Ноздря. И даже рот оскалил, показав гнилые зубы. Но его толкнул в бок Харя.

— А? Ладно, бабка, садись. Хрен с тобой.

И встал и стоял, чуть не лопаясь от гордости. Мужик с чемоданом доехал до конца маршрута. И пошел на остановку пригородного автобуса вместе с толпой садоводов.

— Все, счас слиняет, — растревожился Харя. — Надо его здесь вязать.

— Здесь люди.

— А хрен с ними.

Они подошли к остановке и быстро и ловко обступили мужика. Ноздря мигнул, и они, мгновенно и разом, схватили его за руки. Ноздря за левую. Харя с приятелями за правую. А Лысый упал на землю и обхватил клещами его ноги.

— Вы что?! — свирепо прохрипел мужик. Он не ожидал нападения. Он совершенно не ожидал нападения! По крайней мере вот так, ясным днем, в толпе людей!

— Эй, вы что с ним делаете? — возмутился кто-то из пассажиров, ожидавших автобус.

— Заглохни, фраер, пока тебя не покоцали! — доходчиво объяснил Харя, сверкая глазищами.

Все всё поняли и стали внимательно смотреть на дорогу.

Мужика приподняли и, растягивая за руки и за ноги, спиной по земле потащили к ближайшим кустам.

«Помоги…» — хотел крикнуть он.

Но Ноздря ловко ткнул его кулаком в зубы. Тот затих, забулькал кровью. И вдруг, словно очнувшись, стал биться, метаться из стороны в сторону, вырывать руки и ноги, кусаться.

— Ах гад! Ты так!

Пленник вырвал правую руку и ударил близкого к нему Харю. Как-то по особому ударил, потому что не сильно, но тот вдруг громко вскрикнул, зажался и стал прыгать на одной ноге.

— Гад, гад, гад…

Воспользовавшись секундным замешательством, мужик резко дернул левой ногой вперед и тут же изо всех сил назад и, освободив ее, всадил каблук ботинка в живот кого-то из подручных Хари. Тот взвыл, схватился за ушибленное место и упал там, где стоял. Упал лицом в грязь.

Левой рукой пленник действовать не мог, левая рука его была пристегнута к «дипломату», который, отодвинувшись подальше, держал Ноздря.

Исход боя был предрешен. Мужик освободил правую руку и левую ногу и с секунды на секунду должен был встать, и пытался встать, и встал бы, если бы подкравшийся к нему сзади на коленях Харя не ткнул ему в бок перо. Харя ткнул перо еще раз и еще… Мужик схватился за бок и стал падать. Но даже рану не зажал. Он пытался дотянуться до «дипломата». Он тянулся к «дипломату», подтягивая его пальцами левой руки за цепочку, а Ноздря тянул к себе и отступал.

— Жмурь его падлу, жмурь!

Дело довершил Харя. Он подпрыгнул и еще раз, с размаху всадил черную от крови заточку мужику в шею. Фонтаном брызнула кровь. Все отскочили, чтобы не испачкаться.

Люди на остановке продолжали смотреть на дорогу, предпочитая не знать, что происходит за кустами.

Покойника быстро обшмонали, вывернув карманы, задрав пиджак.

— Гля, шпалер!

Под левой подмышкой из заплечной кобуры торчала рукоять пистолета. Пистолет вытянули, рассмотрели.

— Клевый ствол!

— А со жмуррм чего делать будем?

— Ничего не будем. Угол выпотрошим и ноги сделаем.

— Ага, попробуй.

Харя поковырял «дипломат» ножом. Потыкал сверху и с боку. Потом нашел, поднял камень и несколько раз ударил им сверху.

— Слышь, он, блин, железный!

— Да ты че?

— Ну гадом буду! От него перо отскакивает.

— Тогда давай его весь заберем.

— Как? Он же на браслете!

— Вот падла! — выругал Харя досадившего ему мертвеца.

По дороге проехала легковая машина. Кто-то из людей на остановке попытался проголосовать ее. Кто-то, осмелев, побежал назад к конечной остановке городского маршрута.

— Ну все, капнут суки. Ментам капнут. Обрываться надо, пока не поздно.

— Закройся!

— Чего делать-то будем? Чего? Харя нехорошо оскалился и, прижав коленом руку мертвеца к земле, стал резать ему запястье.

— Чего стоишь? Камень давай! Да не этот — больше. Вон тот. Сюда подложи — сюда. Камень подсунули под руку.

— Теперь бей. По кости бей! Бей — сказал! Шестерки, суетясь, колотили по руке камнями, дробя кость.

— Все!

Кольцо наручника слетело с обрубка руки.

— Ходу!

Они, часто оглядываясь и петляя, побежали к ближайшим лесопосадкам.

— Дальше куда?

— Туда! Там железка должна быть.

— Откуда ты знаешь?

— Я сюда телок возил.

Они перебежали поле, пересекли проселочную дорогу и параллельно ей, по кустам, вышли к железке. Где затаились в каком-то полуразрушенном сарае.

— Кровь замой!

— Где?

— Вон там, в луже.

— Смотри, поездуха!

Все разом дернулись к двери.

— Стоять!

— Ты че! Он счас уйдет!

— Туда нельзя! Там нас менты ждать, будут!

— Где?

— На байдане! Они приходящие электрички будут шмонать! Нас искать!

— Точно!

— А чего тогда? Куда драпать будем?

— Туда! — ткнул Ноздря в противоположную от города сторону. — У меня там хата есть. До завтра отсидимся, а потом посмотрим…

До завтра они ковыряли злополучный «дипломат». Тыкали ножом, давили, били молотком, лазили в замочную скважину гвоздем.

— Ну ты глянь, сволочь!

— Его бы зубилом, — вздохнул один из шестерок Хари. Проучившийся пять дней в ПТУ.

— Чем?!

— Ну, зубилом.

— Это чего? Фомка, что ли?

— Сам ты фомка! Это… это… Это такая фиговина, которой… По которой молотком долбают.

— На хрена?

Птушник развел руками.

Молодые гангстеры были из нового поколения, не знавшего заводов. Из инструментов они знали только фомку и кастет.

— Ну все, счас я его! — заорал Харя, побежал за топором и долбанул им сверху по «дипломату».

Топор отскочил. На боку «дипломата» осталась глубокая вмятина. И все.

— Хрен! Не расколупать нам этой коробки, — авторитетно заявил Ноздря. — Надо громилу искать.

— Где ж его взять?

— Я знаю одного, — обрадовался кто-то из шестерок. — Классный мастер. Два червонца оттянул! Часовщик кличут…

Громилу звали Часовщик, потому что он чинил часы. Постоянно чинил, сколько себя помнил. И даже на зоне чинил. Карманные, наручные, будильники… Но только если они были механические. Потому что электронные не чинил.

Он брал сломанные часы, починял и… ломал их; Чтобы тут же снова начать чинить.

Его не интересовал результат, ему был важен процесс. Он ремонтировал часы для того, чтобы тренировать руки. Ему нужны были очень чувствительные и ловкие руки, которые в его профессии были инструментом. А любой инструмент без работы ржавеет.