Собор без крестов

постоянно наступая, сказал Душман. — Я давно уже выпустил бы тебе требуху на волю или врезал ножом в

лобешник, но мне не нужна твоя баранья башка, а всего лишь ухо.

— Посмотрим, что в твоей башке, может быть, сопли твоего Арбата, — парировал оскорбление Алик.

— Кажется, поговорили, а теперь смотри, как я с тобой сейчас расправлюсь, — зло бросил Душман, отдавая

свой нож одному из своих подручных, несмотря на попытку последнего отговорить его от такого безрассудного

шага, но было бесполезно его отговаривать.

Скинув с себя куртку и намотав ее на руку, оставляя правую свободной, Душман решительно направился к

Алику.

— Иди ко мне, падаль. Я даю тебе еще один, последний, шанс, иначе мне придется с твоими ушами скрутить

башку.

Дальше Алику отступать было уже некуда. Он активизировал свои действия и тоже начал нападать на

Душмана. Когда он ударил Душмана ножом по левой руке, тот молниеносно захватил его руку с ножом правой

рукой. Сбросив с левой руки куртку, он ею помог правой зафиксировать руку с ножом противника в нужном ему

положении. По оказываемому сопротивлению Душман понял, что тот намного слабее его физически. Отобрав

нож у Алика, Душман сделал ему подсечку, тем самым пресек его попытку убежать, так как Алик понял, что его

игра проиграна. Придавив противника к земле, Душман деловито напомнил Алику:

— Не спеши, дорогой, я еще не отрезал твои уши на холодец.

Алик со страхом заверещал. Он не представлял, как будет появляться среди людей, а особенно среди

знакомых, без уха. Его сопротивление, а Душман на помощь так никого и не позвал из своего окружения, не дало

ему возможности отрезать Алику полностью ухо, а всего лишь верхнюю большую часть. Подскочив с земли, Алик, воя по-звериному, полез на Душмана драться, но, сваленный мощным ударом в солнечное сплетение, вновь упал

на землю, где в бессильной злобе стал стонать и плакать.

Отдав кровоточащий кусок уха одному из ошарашенных кавказцев, Душман цинично пошутил:

— Можешь взять его себе на холодец, а можешь выгодно продать своему шустряку.

Кавказцев, уводящих Алика с места драки, никто не преследовал. Претензий никто не высказывал в адрес

другого. Драка была честной и справедливой. Она показала, что Душман оказался действительно той костью, которой Алик подавился.

Когда Арбат сообщил Душману, что у него рука в крови, только тогда разгоряченный дракой Душман

почувствовал, что он ранен. Они прошли к стоянке, где находились их автомобили. Там Душман снял с себя

пиджак, засучив рукава, он увидел на левой руке неглубокий поверхностный ножевой порез длиной примерно в

шесть сантиметров. Попросив водки, он обмыл ею руки. Друзья услужливо достали из автомобильной аптечки

йодный раствор и с помощью ваточки обработали ему рану. Мужественно перенося боль, Душман пошутил:

— Вы так издеваетесь надо мной, что у меня с конца закапало.

После того, как рана была перебинтована, компания Душмана решила погулять в ресторане. Порез на рукаве

пиджака у Душмана внешне не очень бросался в глаза. Он чувствовал себя вполне нормально, а после нервного

напряжения сто пятьдесят — двести граммов спиртного для его здоровья были не лишними.

Приведя себя в порядок, Душман, обращаясь к своей кодле, сказал:

— Если судьба привела нас к злачному заведению, то считаю неприличным обойти его своим вниманием.

— А может быть, своему ресторану своим посещением сделаем прибыль, чем этим волкам? — предложил

Арбат.

— Мысль верная, а главное, вовремя сказана, — согласился с ним Душман.

Рассевшись по машинам, они кавалькадой помчались в свой частный ресторан, чтобы ему, а не другим своим

посещением принести прибыль.

Вот до какой степени рыночные отношения повлияли на взгляды, подход к жизни даже таких бесшабашных

людей.

Глава 10

Когда Душман, поднявшись на лифте на четвертый этаж и подойдя к своей квартире, позвонил, нажав кнопку

электрического звонка, то входную дверь, как всегда, ему открыла Лариса Викторовна, его любимая жена, которую, несмотря на годы, он по-прежнему горячо любил и боготворил.

— Болтаешься сам черт знает где. Кругом обзвонила, так и не нашла. Пришлось одной за двоих отдуваться,

— беззлобно, пьяно пробурчала она.

Такое состояние жены для него было ново и неожиданно. Ничего не сказав ей в свое оправдание, он прошел

в зал, где за сервированным столом сидели кум Лесник и Лапа. Теперь он понял причину состояния жены, удивившую его.

— Остап Харитонович, Виктор Степанович, — обнимаясь с каждым, произнес Душман, — как я рад вашему

визиту.

— Помолчал и не брехал бы, — улыбнувшись, пробурчал Лесник. — К нему гости приехали, а он где-то без

них байрамит, — заметив, что Душман тоже навеселе, заключил он.

— Я думаю, что теперь обойдетесь без меня, а поэтому, с вашего позволения, пойду отдыхать, —

предложила Лариса Викторовна.

Душман, посмотрев на настенные часы, которые показывали первый час ночи, потом на лица гостей и

получив их молчаливое согласие, подойдя к жене, поцеловав ее в висок, сказал:

— Иди отдыхай, а мы, с твоего позволения, сами будем обслуживать себя.

— Где что взять, чтобы поставить на стол, я думаю, ты и без меня знаешь, — заметила она убежденно.

— Будь спок! — беспечно заверил он ее.

Оставшись втроем, Лесник с Душманом выпили по рюмке коньяка, Лапа выпил с ними полфужера

шампанского.

В силу своего возраста он теперь берег свое здоровье и крепкими спиртными напитками его не перегружал.

Закусив, кто чем хотел, они подготовились к беседе между собой. Однако поднявшийся из-за стола Душман, сходив к двери и плотно прикрыв ее, вернувшись назад, сказал:

— Позвольте вам поведать причину моей задержки...

Поведав о случившемся вечером, он показал им рану на руке. Лесник молча переваривал его сообщение, тогда как Лапа, выслушав его, недовольно пробурчал:

— Не думал я, Тарас Харитонович, что ты такой несерьезный мужик.

— С чего вдруг ты сделал такой вывод? — без обиды удивился Душман.

— Как ты считаешь, я серьезный мужик? — не отвечая на его вопрос, спросил его Лапа.

— Спрашиваете! Конечно, вы мужик, что надо, — ответил ему Душман с уважением.

— Я тоже так думаю о себе, — не считая нужным скромничать, согласился с ним Лапа. — А теперь ты

представь, если бы я с молодым человеком, с которым у меня возникла конфликтная ситуация, подрался, как

сегодня ты с Аликом, и по случайности или по причине возраста уступил ему в драке, а завтра еще кому-нибудь

не смог бы дать сдачи. При таком моем глупом поведении, как ты думаешь, надолго ли хватило бы моего

авторитета? — Не дожидаясь ответа на свой вопрос, сам же себе и ответил: — Я бы его давно растерял и не был

тем, кем пока еще являюсь среди наших братьев-законников. Сегодня своей дракой ты завоевал дешевый

авторитет у своих шестерок, чью работу ты взял на себя, тогда как надо было поступить наоборот. Ты должен

давать работу своей кодле, чтобы она того придавила, того опустила. Такая работа с твоей стороны учит других

уважать тебя, с другой стороны, твои парни будут повязаны общим «мокрым» делом и тогда еще дружнее, без

оглядки будут работать на тебя.

— Я понял, — закивал головой Душман.

— Ничего ты еще не понял, так как я с тобой только начал серьезно говорить. Работа твоих шестерок, быков

не должна выглядеть мышиной возней. Алика надо было не отпускать живым. На его примере ты должен был

показать своим противникам, что с ними будет то же самое, что с Аликом, если они вздумают перейти тебе

дорогу.

«Крутой и кровожадный старик. Наверное, немало он за свой век отправил к праотцам своих противников, если по сей день еще держится на плаву», — с уважением к его опыту и возрасту подумал Душман.