Закон рукопашного боя

Старшина почувствовал, что холодок страха, испытанного им перед приходом Пуха, понемногу было удалившийся, возвращается вновь. Свои ребята, из родной конторы… Продались? Или не все так просто?

Что же этот журналюга мог хранить в своей папке? Вот тут-то и зарыта собака. А что, ежели там было такое, которое и ментам из числа областного или районного начальства, и бандюгам было неприятно увидеть в газетке? Вот они и столковались… Правда, с проколом. Рыжикову надо было умереть тихо. Солнечный удар, инсульт, инфаркт — и никакой папки с компроматом. А теперь шум, гам.

Все это могло помешать кому-то спокойно спать нынешней ночкой. Нет, двустволку надо вынуть, собрать и зарядить. До рассвета еще далеко, и никто не давал старшине гарантию, что какие-нибудь оглоеды его не навестят.

Пух, пока Муравьев размышлял, почувствовал расслабуху и, встав из-за стола, прилег на диван. Подложил подушечку, улегся калачиком и задремал себе, чувствуя полную безопасность. Для него Иван Сергеевич был могучим богатырем, способным с любыми бедами справиться.

Муравьев погасил в столовой свет и пошел в кладовку, где стоял сейф с двустволкой. Вытащил и расстегнул чехол, пристыковал стволы к прикладу, открыл казенники и, вытянув из сейфа коробку с патронами, зарядил оба ствола картечью. Одним выстрелом, если повезет, двоих сшибить можно…

В это время зазвонил телефон. Сергеич ждал этого звонка. То есть морально был готов к нему. Сперва позвонят, дождутся, когда он подойдет и отзовется. Проверят, дома ли клиент. А потом жди гостей… Впрочем, фиг его знает. Может, не подходить?

— Алло! — произнес старшина.

— Привет, — послышался знакомый женский голос. — Это я, Ванечка!

— Привет, — машинально сказал Муравьев. Голос-то был знакомый, а вот как зовут эту бабу, старшина вспомнить не мог. Слишком уж много у него их было, начиная с тех времен, когда он Пуха из-под грибка вытаскивал.

— Спал, что ли? — хихикнул голосок неопознанной абонентки. — Надо же! В такое детское время?

— Ни хрена себе «детское», — заметил старшина, — полпервого ночи!

— Ну извини, если разбудила, — сказала дама, — вообще-то я тут проездом с югов. Хотела заскочить по старой памяти, да ты что-то недоволен, видать. Наверно, придется мне на вокзале ночевать… Поезд только завтра днем идет.

— Ты с вокзала звонишь? — спросил Муравьев.

— Да. Тут кругом такая публика… Бомж на бомже.

— Тебя встретить? — спросил Сергеич, пытаясь припомнить хотя бы мордашку той, кому принадлежал столь нежный голосок.

— Не надо, я дорогу знаю! — обрадованно воскликнула позабытая подруга. — А таксистов тут хоть пруд пруди. Ой, а жена-то тебя не заругает?

— Да она в отпуске… — произнес старшина.

— Интересно, интересно! — очень многообещающе проворковал голосок. — Жди, через полчасика подъеду.

И повесила трубку.

Сергеич подошел к окну, присмотрелся. Со второго этажа ему хорошо был виден подъезд. Если баба придет не одна, он это тут же заметит. Из подъезда всего один выход, лестница небольшая, спрятаться негде. Муравьев на всякий случай вышел на лестницу, держа ружье на весу, поглядел вниз, прислушался… Нет, никого.

Он вернулся в квартиру, запер дверь и пристроился у окна. Двор был пуст, стояла тишина, машины по близлежащим улицам ездили нечасто. Никто в подъезд не заходил, во дворе не маячил.

Прошло минут двадцать, и тут Муравьев услышал рокот мотора. Насторожился. Подъехала «Волга»-такси с шашечками на борту. Из нее вышла женщина с дорожной сумкой на ремне и пластиковым пакетом в руке, ловко захлопнула дверцу, быстро вошла в подъезд, и автомобиль, развернувшись, тут же уехал со двора. Рассмотреть как следует прибывшую Сергеич не успел, но в том, что они действительно знакомы, уже не сомневался. Он даже вспомнил имя — Ира. Познакомились они в поезде, когда Муравьев лет семь назад ехал в дом отдыха. И оказалось, что она едет туда же. В общем, там у них закрутился небольшой роман, и через двенадцать дней после весьма интенсивных страстей они расстались. Причем старшина даже телефон ей дал. Ира жила в соседней области. Потом, еще через пару лет, эта самая Ира почти так же, как сегодня, позвонила с вокзала. И жена у Муравьева была в отъезде. Правда, тогда Сергеич никакими проблемами озабочен не был и быстренько сгонял за ней на вокзал. Она задержалась в гостях аж на неделю, и эта неделя оказалась не самой худшей в жизни старшины.

В общем, когда в прихожей раздался звонок, Муравьев поспешно спрятал ружье в кладовку и отпер дверь безо всяких задних мыслей.

На пороге появилась именно она. Энергичная, загорелая блондинка, умеренной полноты, в розовых брючках и алой безрукавке, туго обтянувших пышные формы, с золотым крестиком на цепочке и босоножках, через которые проглядывали отполированные крашенные в темно-алый цвет ноготки. В тон был и маникюр сделан, и губы покрашены. Прямо-таки зовущая женщина, воплощение знойной страсти… Неужели она еще на югах не натрахалась вдоволь?

ИРУНЧИК-ИГРУНЧИК

— Ну, здравствуй, Ванечка! — приветливо улыбнулась прибывшая. — Пройти-то можно, или ты уж раздумал меня пускать?

— Нет, — произнес Сергеич, — не раздумал. Заходи, пожалуйста, будь как дома.

— А ты случайно не забыл, как меня зовут?

— Нет, не забыл, Ирочка, — Сергеичу было не слишком легко разыгрывать великую радость от нежданной встречи. К тому же он вдруг засомневался, правильно ли запомнил имя. Что на И — это точно, но вот в том, что она Ирина, а не Ираида, Ирма или даже Инна, Муравьев был уверен далеко не на сто процентов.

— Ирочка, это, конечно, верно, — ставя на стул сумку и пакет, усмехнулась дама. — Но ты меня не так звал…

Муравьев, слегка порадовавшись, что верно назвал имя, припомнил:

— Ирунчик-Игрунчик…

— Совсем хорошо! — просияла Ирина. — А я уж думала, совсем позабыл меня, милый Ванечка. Пару лет не виделись, вполне возможное дело. А это у тебя кто храпит?

И указала пальцем на диван.

— Это Ваня Пухов, — представил старшина своего гостя. — Выпили малость, он и сморился.

— Ну-ну, — хмыкнула Ирина, брезгливо поджав губки. — А помыться у тебя нельзя? А то весь день в вагоне по жарище ехала… Вода горячая есть?

— У меня колонка, разве не помнишь? Если газ не отключают, то горячая вода всегда имеется.

Пух уютно похрапывал, старшина зашел в спальню, поменял бельишко на кровати. Самому, что ли, ополоснуться? Вроде как с работы пришел, окатился душем, а сейчас весь вспотел заново, хотя к вечеру не так жарко было. Не иначе от нервов. Нет, ежели этот год удастся дотянуть — уйдет он к чертовой матери из этой ментуры! Пенсия будет, а подработать он сумеет. Не дохлый еще, и голова варит.

— Ванечка-а… — позвала Ира из ванной. — Ты мне спинку не потрешь?

В другое время Муравьев как на крыльях полетел бы. А сегодня пошел не спеша, безо всякого интереса. По дороге, правда, глотнул из недопитой бутылки, но веселее не стало.

Ира полулежала в ванной, укутанная в пену, и блаженно жмурилась, закинув руки за голову. Красивая, стерва! Жена у Ивана была, конечно, тоже ничего, симпатичная, но не очень ухоженная. Опять же постарше выглядела. Этой и тридцати не дашь, хотя семь лет назад, когда они первый раз встретились, совсем уж юной не была. Как видно, она там, на югах, совсем голенькой загорала — и грудки засмуглявила, и низ. Прямо шоколадка! И это при золотистых волосах — чудо! А у Ивана червяки в душе ползают, и смотреть на все это не хочется, чтоб душу не травить.

— Что ты такой хмуренький, Ванечка? — произнесла Ира, открыв один серый глазик и прищурив второй. — Ты мне совсем-совсем не рад, верно?

— Почему… — промямлил старшина. — Устал я просто. Заработался, наверно. Дежурил сегодня на пляже, все купаются, а мне не положено.

— Бедненький! — пожалела Ира. — Ну, раз на пляже не успел, так, может, со мной искупаешься, а? Помнишь, как в тот раз?

Муравьев помнил, хотя и не очень точно. Но все же разделся и влез, полагая, что ополоснуться и впрямь не мешает.