Игра на вылет [= Секретная операция]

— Что-то смущает, — не столько для начальника сколько для себя сказал Координатор. — Что-то.

— Замещение утвержденного кандидата будет сопряжено с определенными трудностями. Во-первых, он допущен к информации и в случае отстранения может составить определенную угрозу…

— Я не настаиваю на его замене, — отрезал Координатор, — я просто спросил, уверены ли вы в нем. Спасибо.

Координатор еще раз пролистал дело. Его никак не покидало чувство смутного беспокойства. Еле уловимого, словно тихий запах гари от далекого пока еще лесного пожара. Возможно, это просто усталость или просто физическая неприязнь. Возможно. И все-таки он предпочел бы не иметь в своем подчинении подобного работника. Но переигрывать поздно. Как говорится, фигуры на доске расставлены, пора делать первый ход.

Глава пятая

Разговор не клеился. Вернее, для случайного постороннего взгляда он бы выглядел как плавно текущая, обоюдоинтересная беседа двух давно не видевших друг друга собеседников. И тем не менее она была лишена всякого смысла.

Для чего меня сорвали с места? Для этих вот второстепенных, по сути, разъяснений, которые вполне можно было провести по обезличенным каналам связи?

— В целом ваша работа в текущий период нарекании не вызывает, но есть отдельные моменты… — ровно бубнил мой Куратор, являвшийся чуть не единственным лицом в Конторе, которого я имел право знать лично. Большинство прочих начальников были для меня должностными лицами, лишенными лиц. Я видел их приказы, знал что они есть, но не мог даже представить, как они выглядят в жизни.

— Хотелось бы обратить дополнительное внимание на расход средств, связанный с вербовкой осведомителей…

Чего он добивается, в сотый раз повторяя школярские истины? Я и так знаю, что дважды два четыре, что Волга впадает в Каспийское море, а региональный Резидент должен заботиться об экономии отпущенных ему государственных средств, которые приходится отрывать от и без того опустошенных бюджетов здравоохранения и образования.

Я не узнаю своего Куратора. Вместо конкретного, в форме фактов, комментариев и приказов, разговора какая-то размазанная по тарелке манная каша. У нас что — профсоюзное собрание, где он — читающий отчетный доклад председатель местного комитета, а я — томящийся от перевыборной принудиловки рядовой проф-член?

— Кроме того, должен признать, что в отдельных случаях допускались отдельные недоработки в работе некоторых работников…

Бу-бу-бу-бу…

Бухнуть бы ему без всяких предисловий — получал предупреждение о готовящемся покушении на Президента или нет? А если получал — почему не прореагировал? Да посмотреть на его физиономию в этот момент. Интересно, что бы там было написано?

— Хотелось бы указать на ваши спорные действия в операции, связанной…

Ну это вообще ни в какие ворота не лезет: «хотелось бы указать» (!). Таких формулировок я в стенах Конторы еще не слышал! Очень это не похоже на обычный стиль общения.

Не похоже… Черт возьми, а ведь действительно не похоже! Совершенно не похоже!

А нет ли в том своего скрытого смысла? Изменение поведения — это иногда тоже информация. Может, это не он зануда, а я дурак? Причем дурак первостатейный!

Ну-ка, подумаем.

Допустим, он хочет дать мне какую-то информацию. Как ему, опасаясь неизбежного в таких случаях контроля, это сделать? В каждой щели — «жучок-слухачок», в каждой дырке — видеокамера. Каждое слово, каждый жест, выражение глаз транслируются на монитор. Если допустить такое?

Чушь, конечно! Кому в стенах Конторы придет в голову следить за своим же сотрудником? И какому сотруднику придет в голову играть против Конторы?

А может, и не чушь! Не было же подтверждения на мой рапорт! А это по меркам Конторы — чушь еще более несусветная! Рапорт есть, а обратной реакции нет! Может, за время моего отсутствия в Конторе все с ума посъезжали? Если предполагать все, отчего не предположить самое худшее?

Что бы в такой ситуации сделал я, как не постарался тем или иным образом привлечь внимание собеседника. И как бы привлек — изменением привычного стиля общения, которое в посторонние глаза особо не бросится.

А не раскрыть ли мне пошире уши и не напрячь ли посильнее мозги вместо того, чтобы дремать под заунывные бюрократические увещевания? Ну-ка, вспомним типичный для Куратора разговорный стиль: обороты речи, интонации, паузы, ударения. Ну же! Отмотаем на полгода, на год время назад. Вот сидит он, вот сижу я. Он говорит, я слушаю…

А ведь по-другому говорит. Паузы не те, типично употребимые словосочетания другие, формулирование мысли нехарактерное… Я, идиот, содержанием беседы не доволен! А оно, это содержание, скоро через край полезет, как перестоявшая квашня!

И ведь как ювелирно работает! Комар носа не подточит! Речь — о том, о чем нужно, слова — какие надо. Это они меня, ожидавшего совсем другого, не устраивают, а непосвященный никакого подвоха в них не углядит. Типичная встреча Куратора с Резидентом. Возможно, не очень содержательная, но это не преступление, в худшем случае — чрезмерное усердие перестраховавшегося работника, предпочитающего личное общение обезличке шифровок.

Красиво работает Куратор! Жаль, слушатель ему попался тугоухо — слухолишенный, неспособный по достоинству оценить виртуозные пассажи игры.

О чем он говорит? Все о том же — улучшить, усилить, обратить внимание, не упустить… А вообще-то совсем о другом. «Внимания! Требую внимания! Внимания!!»— буквально кричит он. А я на это внимание с высокой колокольни собственного раздражения…

А если попробовать сыграть дуэтом? Может, выйдет что-нибудь путное.

— Вот здесь я не понял. Вот это последнее замечание. Вот вы сказали…

Три «вот» в трех предложениях — не самый характерный для меня стиль речи. Если, конечно, помнить, как я обычно разговариваю. «Вот» — словечко не мое. Ты это заметил, Куратор? Ты это заметил! Ведя такую филигранную беседу, ты не мог не обратить на это внимание! Ты понял меня. Ты понял главное — собеседник раскрылся для информации.

— Считаю необходимым сделать замечание, касающееся характера шифропереписки. Мне кажется, что некоторые корреспонденции были неоправданно велики и стилистически недостаточно выстроены. Подсчет объемов шифропереписки показывает значительное ее возрастание в сравнении с прежним уровнем. По моему мнению — неоправданное возрастание. Если вы считаете, что я ошибаюсь, прошу объяснить, чем вызвана подобная, отмеченная соответствующими службами диспропорция.

Вот она суть! Считаю. Подсчет. Считаете. На три моих «вот» — три его «считаю». Баш на баш. На код «готов к приему информации» — ответ — подтверждение: «информация пошла». Жаль только, что он представляет меня идиотом. Повторил мой прием со строенным контрольным словом, уже не доверяя моей интуиции. Хотя вообще-то справедливо — чуть не час я болтал с ним о том о сем, не желая замечать подтекста. Хотя, может, и к лучшему. Если я ничего не заметил, то возможные соглядатаи — тем более.

Итак — рапорт дошел. Это очевидно. Любая информация, прошедшая после контрольной фразы, не может быть случайной. Он заговорил о переписке и ни о чем другом — значит, он получил мой рапорт. Получил, но, похоже, не довел до сведения начальства. Это ЧП! Это более чем ЧП! Сокрытие рапорта, идущего под грифом особой важности, — почти измена. Для того чтобы сотворить такое, надо иметь очень веские причины. И еще надо иметь сообщников! Одному пронести подобный документ в обход официальной регистрации невозможно! Теперь понятно, почему я на свой рапорт не дождался подтверждения. Его не могло быть, потому что и моего рапорта не было! Он был отправлен — но он никуда не дошел!

Отсюда главный на сегодняшний день вопрос — чей заказ выполняет Куратор? Кто еще завязан с ним в цепочку? И куда идет эта цепочка? Не в те ли верхи, откуда дирижируется покушением? Если так, то задача Куратора и иже с ним — нейтрализовать противодействие Конторы заговору. С чем они очень успешно справились.