Дозорный

Они с Доун сидели в кафетерии Темз-Хаус.

— Это поставило бы под удар слишком многих, — ответила Доун таким тоном, точно разговаривала с малым ребенком. — Уж это-то вы, наверное, понимаете?

— То, что ваша Служба будет в итоге выглядеть не лучшим образом, я, разумеется, понимаю. Пресса вас просто распнет.

— И ваша тоже. Мы сделали Дозорного шпионом, однако в убийцу его превратили ваши люди.

— Все равно рано или поздно эта история выйдет наружу.

— Не обязательно. Никто Миана не видел и не слышал уже много лет. Мы находим его, вы ликвидируете — и все, конец истории. Его определенно никто не хватится.

— Вы думаете, что сможете его найти?

Взгляд серых глаз Доун стал чуть жестче:

— А вы думаете, не сможем?

— Если ему этого не хочется, он просто заляжет на дно.

— Там, где его способны отыскать только парни из частей особого назначения, так что ли?

Алекс пожал плечами:

— Я мог бы помочь вам понять ход его мыслей. Дать представление о том, какое укрытие он станет искать.

— Послушайте, команда лучших психологов занимается ходом мыслей этого человека, его ищут наши лучшие детективы. Разумеется, любое толковое предложение нам не помешает, но, по сути дела, все, что нужно, у нас уже есть. От вас нам требуется только одно — чтобы вы, когда придет время, вступили в игру и ликвидировали его.

Она представления не имеет, подумал Алекс, о чем просит. Не понимает, что это такое — заглянуть человеку в глаза и затем убить его. Не понимает, как несколько секунд, которые на это уходят, растягиваются до бесконечности.

— Вы сегодня свободны во второй половине дня? — спросил он.

Доун взглянула на него с подозрением:

— Нет. А что?

— После того как я просмотрю фотографии и отчеты патологоанатомов, мне хотелось бы еще раз съездить в дом Гидли. Нужно кое-что проверить.

— Мы вроде бы договорились, что эту часть работы вы оставляете нам.

— Если мне предстоит схватка с Мианом, я должен знать, как он действует.

— Что ж, ладно. Но поездку придется отложить до завтра.

— Хорошо, пусть так. Скажите-ка мне, только сразу, не задумываясь: почему Джозеф Миан убивает офицеров МИ-5, которые его курировали?

— Я думаю, что он обратился, как выразился Джордж, в аборигена. А те видят в нас врагов.

— Да, но зачем убивать людей таким жутким способом? И зачем устранять Фенна и Гидли, которые должны были вот-вот завершить свои карьеры?

— Он убил людей, которых знал лично. Для Миана Фенн и Гидли олицетворяли собой британский истеблишмент.

Алекс покачал головой:

— Не думаю, что он убил их по причинам чисто символическим. Как английских угнетателей. Думаю, причина была более конкретной.

— А почему вы считаете себя способным заглянуть в мысли этого человека?

— Мы оба солдаты. Солдаты — люди методичные. Какой смысл совершать сложное, ритуальное убийство, если никто о нем никогда не узнает? Если он понимает, что случившееся наверняка замнут?

— Возможно, он просто сошел с ума.

— А знаете что? — сказал Алекс. — У нас с вами получилось подобие разговора, правда, короткого.

С мгновение Доун смотрела ему в глаза, потом нагнулась за сумочкой. Выпрямилась она уже всегдашней сухой, деловитой женщиной.

— У меня есть для вас ключи от квартиры в Пимлико. Можете занять ее, если захотите, или, — Доун замялась, — устроиться где-нибудь еще.

— Спасибо, — бесстрастно произнес Алекс.

Из фотографий, изображавших Барри Фенна, наполовину сползшего с кровати в залитой кровью пижаме, следовало, что убийца застал его спящим. Согласно отчету патологоанатома, убитый пытался оказать сопротивление, но получил удар по затылку чем-то вроде кастета. Пятнадцатисантиметровый гвоздь был вбит Фенну в висок, когда он находился в полубессознательном состоянии, а язык отрезан уже после этого.

Заключение о смерти Крейга Гидли свидетельствовало, что, как и в случае с языком Барри Фенна, глаза жертвы были выдавлены после рокового удара молотком. Для Алекса это стало подтверждением того, что увечья наносились не с тем, чтобы причинить жертве страдания. Возможно, они содержали в себе некое послание?

Алекс вглядывался в фотографии Миана. Однако чем дольше он перебирал снимки, тем меньше они ему открывали. Только бледное, туго обтянутое кожей лицо и настороженный, опасливый взгляд. Он выглядел человеком жестким. Не в том смысле, что его должны бояться, а в том, что его трудно сломать. Такой будет вилять и пригибаться, но с пути не свернет. По улицам Белфаста ходят тысячи похожих на него людей — неярких, незапоминающихся, сутулящихся в своих плотных всепогодных куртках.

Сможет ли МИ-5 отыскать его? Сначала Миан должен будет совершить серьезную ошибку, но он пусть и безумен, но определенно не беспечен.

Алекс повернулся к висевшей на стене большой карте Британии. Где мог бы спрятаться Миан? Нет, вопрос должен звучать иначе. Где бы стал прятаться сам Алекс, окажись он на месте Миана? В городе, среди людей? Нет, появляться в местах, в которых он уже бывал, опасно. Не рискнет он отправиться и туда, где существует ирландская община. Руки у ИРА, как и память, длинные.

Миан должен понимать, что МИ-5 не остановится ни перед чем и что, если он не создаст для себя совершенно безупречную новую личность, его рано или поздно найдут. Он должен был обзавестись новым паспортом, водительскими правами, номером социального страхования — всем. Просто менять одно место ночлега на другое для него недостаточно. Необходимо нечто вроде базы. Место, в котором он может укрыться.

И спланировать следующее убийство.

В квартиру Софи Алекс вернулся за несколько минут до семи, предварительно договорившись в девять утра встретиться с Доун Гардинг. Она подъедет на то место, сказала Доун, где высадила его в прошлый раз, — к штаб-квартире полка герцога Йоркского на Кингз-роуд.

Софи он застал за туалетом.

— Мы отправляемся в гости, — сказала она, поворачиваясь к Алексу спиной, чтобы он застегнул молнию ее вечернего платья. — Одна из моих клиенток — Кордэй — начинает выпуск новой линии парфюма, и я помогла ей организовать небольшой прием.

— Ты не будешь против, если я не пойду? — распуская узел галстука, устало спросил Алекс. — Я, если честно сказать, не в настроении.

— Ох, дорогой, не будь таким занудой! Я понимаю, у тебя был тяжелый, наполненный всякой секретной работой день, но ведь и у меня тоже. Знал бы ты, какая каторга весь этот пиар. Пойдем, выпьем за счет Кордэй шампанского, а потом...

— А потом?

— А потом распорядишься вечером, как захочешь. Годится?

Алекс согласился. Раз уж «Пятерке» угодно, чтобы он пока бил баклуши, можно по крайней мере поразвлечься. Да и Софи порадовать не грех, в конце концов, она его приютила.

Когда они появились на приеме, там уже яблоку негде было упасть.

— Пойдем поздороваемся с Шарлоттой Кордэй, — сказала Софи, беря Алекса за руку и направляясь к худощавой, темноволосой женщине.

— Давай я лучше найду нам чего-нибудь выпить, — предложил, отнимая руку, Алекс и растворился в толпе.

Люди проталкивались мимо Алекса — бросали на него взгляд, мгновенно определяли, что он не из тех, с кем стоит знакомиться, и шли себе дальше. Да и Алексу они были неинтересны. За месяцы знакомства с Софи он успел побывать на множестве подобных сборищ и пришел к заключению, что лондонское общество — штука очень и очень унылая. На одного действительно достигшего чего-то человека приходится сотня журналистов, людей, паразитирующих на моде, и аристократических кокаинистов, старающихся всеми правдами и неправдами приобрести хоть какую-то известность.

Существовали, конечно, и исключения. Ему нравилась Стелла, нравилась Софи — собственно говоря, не просто нравилась. Но почему, гадал Алекс, общество, в котором она вращается, внушает ему чувство, будто он внутренне мертв? И почему ситуации, связанные с настоящими смертями, действуют на него так живительно? Как примирить все это с мыслью о том, что он — когда-нибудь, во всяком случае, — остепенится и осядет?