Операция «Молот». Операция «Гадюка-3»

— На вертолетах?

Делл закивал головой.

— Так и есть. Так и должно быть. Эти сволочи не смогли проникнуть сюда по земле, поэтому они выслали группу прорыва. На крышу, потом в караулку, а потом и в «яму».

— На лифте?

— Нет, Вилли, лифт стоял неподвижно. Если бы он сдвинулся с места, у нас на пульте загорелась бы контрольная лампочка. Они спустились по шахте на канатах или веревочных лестницах, вскрыли крышу лифта и подкрались к двери. Так оно все и было, но больше они этого не смогут повторить.

— Почему же?

— Да потому что они поднялись на лифте наверх, когда мы заставили их драпануть. А теперь они смогут проникнуть в шахту только на лифте, и мы об этом сразу узнаем!

— Значит, теперь мы в безопасности?

— Мы в безопасности!

Делл сиял.

Он теперь был уверен. Он снова контролировал ситуацию, он торжествовал маленькую победу.

— Бери вторую подушку и иди дрыхнуть! — приказал он. — А я посплю в командирском кресле. Бери подушку!

Да, Деллу ужасно нравилось красное командирское кресло.

— Я разбужу тебя через пару часиков и ты заступишь на вахту, — напутствовал Делл сержанта.

Как всегда, он заботился о своих бойцах.

Пауэлл прилег на холодный пол и тут же уплыл в ласковую тьму. С сияющей широкой улыбкой на лице — куда более широкой, чем та, что украшала личико спящей медсестры в изоляторе госпиталя в Мальмстроме, Лоуренс Делл откинулся на спинку кресла и стал следить за крохотными фигурками на телеэкране. Он не спал уже больше суток, но, наблюдая за этими пигмеями, он чувствовал себя превосходно. Теперь, когда он раскусил вражеский план, его враги снова превратились в пигмеев, и ему больше не было нужды злиться.

Его злость постепенно растворилась в тишине контрольно-пускового зала, которую нарушало лишь мягкое, почти неслышное урчание кондиционера.

Страх, страх и сопровождающий это чувство взрыв адреналина в крови, нахлынул вновь, и глаза налились болью.

Бензедрин.

Надо было бы им по пути сюда грабануть аптеку и добыть бензедрина. Мда, как это он не досмотрел… Делл двинулся к раковине, плеснул на лицо немного холодной воды, и ему полегчало. Он тщательно вымыл лицо и руки, и когда вернулся к креслу, сон уже почти окончательно отлетел.

Но через двадцать минут он заснул.

Шонбахер в течение нескольких минут вслушивался в ритмичное дыхание, изредка приоткрывая глаза. Так-так, усталость овладела всеми, все они спали, и теперь настала пора Шонбахеру позаботиться о собственном спасении.

Его пропуском станут стартовые ключи.

Насильник опасливо привстал на одно колено, огляделся по сторонам и выпрямился во весь рост. Это будет очень просто. Он разулся, лег на живот и бесшумно пополз вперед. Самое главное не шуметь. Он пополз к командирскому креслу, еще раз осмотрелся и вынул пистолет. Дважды он ударил Делла по затылку: красивая голова упала вперед на пульт управления.

Отлично.

Шонбахер сунул руку в карман Делла, пошарил там и наконец нащупал ключи. Достать их оказалось делом непростым, но в конце концов это ему удалось. Он со вздохом взглянул на спящих, тихо вышел из капсулы и зашагал по туннелю к стальной двери. План его был очень прост. Он передаст ключи военным, и правительство в награду дарует ему свободу. Прочие, те, что спят сейчас в капсуле, перестанут представлять опасность, и военные с легкостью уничтожат этих кретинов.

Он подошел к двери, опустил ключи в карман своего комбинезона и взялся за шпингалет огромной задвижки. Он надавил изо всех сил на шпингалет.

Щелк!

Щелчок оказался довольно громким, и бывший вьетнамский ветеран мгновенно проснулся. Пауэлл схватил автомат, обвел взглядом капсулу и заметил в конце туннеля у двери толстого насильника. Сержант тотчас оценил ситуацию и первой очередью убил Шонбахера наповал.

Толстяк еще не успел коснуться пола, а Пауэлл уже мчался вихрем по туннелю. Теперь самое главное — дверь. Бывший сержант осторожно обошел окровавленную кучу мяса на полу и задвинул огромную задвижку. Только после этого он взглянул на труп и сразу распознал знакомый силуэт стартового ключа, выпиравшего из кармана заляпанного кровью комбинезона.

— Сволочь! — сказал он, обернувшись к выросшему за его спиной Фэлко. — Этот гад взял ключи и уже собрался с ними сделать ноги…

Наемный убийца отозвался потоком нецензурной брани.

Пауэлл, глядя на жирное тело, думал, что ему до сих пор еще не приходилось никого убивать вне поля боя. Это ему показалось странным, о чем он и сказал.

— Ты просто давно не практиковался, Вилли, — усмехнулся Фалко.

Пауэлл вынул ключи из кармана Шонбахера, они вернулись в капсулу и стали приводить в чувство своего командира.

— Шонбахер стукнул его чем-то… вон, видишь? — бормотал палач преступного мира. — Наверное, сначала, стукнул, а после достал эти чертовы ключи.

— Харви всегда был склонен к насилию и к идиотизму, — ответил чернокожий, поднимая пальцами веки Делла: этому тесту он обучился у санитаров во Вьетнаме на передовой. — Этот идиот все равно далеко бы не ушел, даже если бы он и открыл дверь.

— Нет?

— Нет. Слушай, Жеребчик, намочи тряпку, а?

Фэлко секунд через двадцать принес требуемое, и Пауэлл приложил ткань к окровавленной ране на затылке Делла.

— Так почему он бы далеко не ушел, Вилли?

— Потому что он же не воздушный шарик. Ему бы никак не удалось вылезти на поверхность, даже если бы он проник за дверь, — объяснил Пауэлл. — Ведь лифт стоит наверху. Ну и идиот!

Делл заморгал, Веки Делла шевельнулись. Ну, ожил…

— Потеря невелика. Без Харви доля каждого существенно увеличилась, — подсчитал Фэлко. — А что, тебе еще не по себе от того, что ты угрохал толстяка?

Виллибой Джастис Пауэлл трезво поразмыслил над вопросом.

— Да, все еще не по себе, — ответил он.

28

В обычный день или в то, что в округе Колумбия считалось обычным днем, бригадный генерал Винсент Бономи просыпался в 7.00, принимал душ, брился, одевался и завтракал. В 8.00 за ним приезжали на машине ЦРУ. По этому графику, обычному по рабочим дням, когда Дэвид Стивенс находился в Вашингтоне, Бономи приезжал в Белый дом в 8.35, а в 8.45 делал доклад президенту.

Но в это утро понедельника все было по-другому.

Прежде всего, Бономи проснулся не у себя в спальне, а в гостевой комнате Белого дома. Во-вторых, когда он проснулся, было только 6.10 и после четырехчасового сна он находился не в лучшей своей спортивной форме. Но было еще и третье обстоятельство, наиболее существенное.

— Мне очень жаль, что поднял вас так рано, генерал, — извинился молодой адъютант, — но президент хочет видеть вас немедленно.

Может быть, ему было совсем не жаль.

Может быть, он был страшно рад возможности лишний раз потревожить генерала.

Ему ведь было всего двадцать шесть, этому капитану.

— Кофе, сэр? — предложил он весело. — Я принес кофейник и чашку.

Один из этих молодых да ранних. К тридцати годам он будет носить нашивки майора и женится на дочке конгрессмена. Хартунг. Эта фамилия была выбита на его именной планке. Майор Хартунг? Полковник Хартунг? Очень может быть, ибо уж больно он ретив, особенно в столь ранний час. Конечно, этот щеголеватый ублюдок не расхлебывал кашу вокруг «Гадюки-3» все воскресенье и не сидел без сна до двух утра накануне.

— С сахаром? — осведомился услужливый капитан, когда Бономи сел в постели и налил себе кофе в чашку.

Этот капитанишка, возможно, пьет без сахара, размышлял генерал. Этот капитанишка худой, наверняка сидит на диете, не курит и следит за собой…

Ну и хрен с ним.

— Два куска! — презрительно сказал Бономи.

Хрен с ними со всеми!

После второй чашки кофе Бономи почувствовал себя лучше.

— Где он?

— Президент, сэр?

— Нет, Марлен Дитрих! — раздраженно бросил Бономи, снимая пижаму, предоставленную ему администрацией Белого дома.

Капитан Хартунг мило улыбнулся.