Личный убийца

Время обеденного перерыва пролетело, как одна секунда. Ключ в замке провернулся, и в лабораторию вошел Эдик с недопитой банкой пива в руке. Фрол быстро свернул в рулон пленку, положил ее в пластиковый пакетик и спрятал в сумку.

— Там Черноус разоряется, — сообщил Эдик, разоблачаясь, — ему с ВВЦ Хижняк звонил, тебя обыскался.

— Ладно, — отчего-то шепотом произнес Фрол в никуда, перекинул сумку через плечо и снял с вешалки мокрую куртку. — Пока!

— Ты что, заболел? — взглядом проводил его Эдик до двери.

Этот вопрос остался без ответа. Не чувствуя пола под ногами, Фрол дошел до лифта, оттуда вывалилась компания сотрудников во главе с именинницей Палехиной.

— Здравствуйте, Фрол! — приветливо улыбнулась она. — В семнадцать ноль-ноль я вас жду… Кстати, вы Ниночку Рудинскую не встречали?

Поздравить ее хотя бы для проформы Фрол, ко-нечно, не догадался; упоминание о Ниночке и вовсе повергло его в нокдаун.

— Нет, нет, — мотнул он головой и вошел в кабину не оборачиваясь, хотя не собирался спускаться со второго этажа на лифте.

«Что же теперь делать? — думал Фрол, вышагивая по Сущевскому валу. — Если они найдут пленку — Нинка наведет. Неосознанно расскажет, где я живу и работаю… Предупредить?.. — И в то же время другая, совсем противоположная мысль восстанавливала душевное равновесие: — Чушь все это!.. Впечатление от увиденного, страх тебя гложет. Станут эти наколотые и упившиеся до умопомрачения ублюдки пленку проявлять, как же! Откроют и засветят, если вообще найдут».

Еще была потаенная надежда на то, что он отдал эту пленку Нинке или она сама изъяла ее из сумки, поднявшись раньше его. Ну да, да, конечно! Так оно скорее всего и было. Нужно позвонить ей и спросить.

Он зашел на почтамт и позвонил по межгороду, но молчание было ему ответом; ничем не увенчался и звонок Рудинским домой. Предки с компанией давно должны были приехать в Белощапово; и у них, и у нее сотовые телефоны, как же может быть, что никто не слышит звонка?

Он то успокаивал себя, то настраивал на худшее. Пленка с ужасающими кадрами зверской расправы над неизвестным прожигала душу, мешала возвращению в реальность. «Надо избавиться от нее немедленно!» — подумал он наконец и решительно направился к подземному переходу через проспект Мира, отыскав глазами приметную вывеску почтового отделения. Решение оказалось спасительным, он даже поразился, с какой легкостью выстраивались в логической последовательности действия, будто он обдумывал их заранее или был матерым резидентом: в киоске «Табак» купил блок сигарет «Пэл-Мэл», на почте вынул четыре пачки, две из них бросил в сумку, а двумя оставшимися заложил спрятанную вовнутрь пленку и заклеил надорванную коробку.

— Заверните, — протянул блок в окошко с надписью «Прием бандеролей».

— Что здесь? — дежурно поинтересовалась служащая.

В другое время он бы обязательно ответил какой-нибудь колкостью, типа: «Динамит» или «Досье на Чубайса», но сейчас ему было не до шуток и уж тем более не до скандала.

— Сигареты «Пэл-Мэл», — кротко пожал он плечами. И добавил зачем-то: — Можете распечатать и проверить.

Сигареты вполне могли оказаться напичканными наркотиками, но женщина не сочла нужным выполнять функцию контролера за свою никчемную зарплату.

— Куда будете посылать?

— Здесь, на месте, — промямлил Фрол, всем видом выражая пустяшность процедуры.

Еще минут пять понадобилось, чтобы вывести печатными буквами адрес: «Москва, Главпочтамт, до востребования, Неледину Фролу Игнатьевичу», и обратный: «Москва, Сущевский вал, 190, Хижняк Станислав Валентинович». Когда же он, расплатившись за отправку бандероли, покинул помещение и оказался на шумном проспекте Мира, то испытал такое облегчение, словно все, что с ним произошло в последние сутки, привиделось ему во сне.

Прикурив, Фрол поднес к пламени зажигалки квитанцию о почтовом отправлении, взглядом проводил горящий клочок бумаги до урны и зашагал к Выставочному центру.

ГЛАВА 7

Поздно вечером у агентства «Шериф» затормозил пропыленный «Рено». Из машины вышел Каменев, запер дверцу на ключ и устало поднялся по ступенькам в офис.

Решетников, сидя в кресле и положив ноги на стол, накручивал диск телефона.

— Привет частному сыску, — плюхнулся на диван Старый Опер. — На сегодня с меня вполне достаточно! Можешь сообщить своей клиентке, что ни «лепаж», ни пулемет «максим» на фамилию Богданович не зарегистрирован. Хотя, должен тебе сказать, что евреев с оружием в Москве не меньше, чем в Израиле.

Решетников отставил аппарат на тумбочку.

— Во-первых, я не собираюсь ничего сообщать клиентке. Тем более что это известие ее не огорчит и не обрадует. Во-вторых, ее нет дома, и я уже начинаю сомневаться, что мы получим остальную сумму.

— А в-третьих? — зевнул Каменев.

— В-третьих, я думаю, что вооруженных русских в Израиле не меньше, чем в Москве. Если это все, что тебе удалось установить к этому часу, то, боюсь, на вечернюю рюмку ты не заработал, Саныч.

Каменев засмеялся, налил минеральной воды в стакан и жадно выпил.

— Сегодня я заработал на литр с прицепом! — занюхал по привычке рукавом. — Сидел этот Леонтий Богданович на хорошо привинченном стуле «пятерку» — с восемьдесят седьмого. Дали ему семь лет, все точно, по «сто семнадцатой» — за «взлом лохматого сейфа», но в девяносто втором выпустили на свободу.

— За примерное поведение?

— Шиш с маслом!.. Если у тебя память не отшибло, то ты помнишь кадровые перестановки в органах после путча?

— Ну?

— Дело этого Богдановича в восемьдесят седьмом вел следователь ГУВД Протопопов…

— Юра?.. Юрий… Юрий… Как его звать-то? — оживился Решетников.

— Да какая, к черту, разница! — отмахнулся Каменев. — Я не уточнял. В девяносто первом его «ушли», и на его место назначили Донца. — Каменев достал из кармана потрепанный блокнот, перелистал замусоленные страницы. — Да… Донец А. В. Тогда многие дела пересматривались, такого говна из тюрем наотпускали, что до сих пор разгрести не можем…

— Саня, не отвлекайся, — жалобно попросил Решетников, — у меня и так мозги участкового, а с твоими афоризмами я и вовсе пугаюсь.

— Это потому, что ты не пьешь, — уверенно сказал Каменев. — Даже у участкового в мозгах вырабатываются алкалоиды — жизненно необходимый продукт. Если человек начинает получать алкалоиды извне — с водочкой, например, — эта функция у него постепенно атрофируется и больше не восстанавливается. Прекратил пить — и стал скучным, как завязавший алкоголик. Поэтому я…

— Саня! — Решетников почувствовал, что спокойствие покидает его. — Мы с тобой и так ни хрена не заработали! Приедет Женька…

— Между прочим, он приказал ни во что не вмешиваться. Ну ладно. Если тебе про алкалоиды неинтересно, слушай про Богдановича. — Каменев заглянул в блокнот. — Ага!.. Вот оно… Следователь Донец направил дело на пересмотр…

— Через пять лет, — уточнил Решетников. Каменев глубоко вздохнул и посмотрел на напарника, как на нерадивого ученика:

— «Пересмотр обвинительного заключения по вновь открывшимся обстоятельствам в пользу осужденного сроками не ограничен», — процитировал статью УПК. — А обстоятельства такие. Богдановича осудили по сто семнадцатой, части два, предусматривающей изнасилование, сопряженное с угрозой убийством. Донец решил, что для применения этой части было недостаточно оснований, направил дело горпрокурору Шорникову и в соответствии с частью три статьи триста восемьдесят четыре УПК потребовал отменить приговор суда, что и было сделано: возобновили уголовное дело по вновь открывшимся обстоятельствам, то есть установлению преступного злоупотребления лица, производившего расследование по делу.

— А чего его стали пересматривать-то? — задумался Решетников. — Чтобы утопить Протопопова?

Каменев поморщился, налил себе кипятку в стакан и бросил туда щепоть заварки.

— Спроси чего полегче, Викентий! У потомственного торгаша Богдановича ничего не конфисковали, а значит, сработали деньги, которые он наворовал.